Возможно, вы заметили, что в своих рассказах, я стараюсь персонализировать людей. У меня мало подробных разборов маневров, подсчета количества пушек или «копий». Нет сравнительного анализа преимуществ «люцернского молота» перед фальшионом, и так далее. Это не только потому что это скучно, это еще и потому что побеждает не количество. Не качество железа. И даже не организация (ну не всегда, то есть). Побеждают люди. Я рассказываю про людей. И делаю это как могу, как умею, как понимаю. Но я, конечно, могу во многом и ошибаться. Все же люди штука сложная. Особенно, люди перед лицом опасности. В опусе про Грансон, я оставил герцога бургундского Карла, и вас, читатель в некотором недоумении рассматривать тучи пыли, поднятые убегающей пехотой, которая даже не вступила в ближний бой. Как ни странно, но это странная картина, не такая уж и редкая. Люди постоянно убегали с поля боя. И дело даже не в складе характера, недостаточной мотивации, или здравом смысле. Дело, видимо в базовых инстинктах. Ну, не нравится людям находиться в месте страшном с виду, и опасном по ощущениям. Даже железобетонные красные командиры Великой Отечественной, в мемуарах, часто подчеркивают что бежавший раз, еще не паникер. Вспоминают и себя, описывая часто свой первый бой, или попадание под артиллерийский обстрел. В общем, когда ты испуган, ты не то что бежишь, летишь ног не чувствуя. Еще часто люди утверждают, что умом понимают, что надо остановиться, даже не то что вернуться, а элементарно залечь, так как бегут по открытой, простреливаемой местности. Но не могут. Это, так то, психологический факт, поддавшиеся панике люди не контролируют себя. А поддаться панике в том мясорубном цеху, который из себя представляли античные или средневековые сражения, было не труднее чем сейчас. Бежали часто, помногу, все и всегда. Античные историки утверждали, (это было правда до Пелопонесской войны, во время этой войны накал ожесточения достиг уровня игнорирующего даже здравый смысл) что в половине случаев битвы между полисами, даже не доходили до рукопашной схватки. Ну то есть все собрались, построились. Все приличные люди, биться надо, сами так проголосовали, за общей интерес. Но тут вдруг начинают в голову лесть мысли нехорошие — ой вэй, а вдруг враги сильней. И эта неопределенность дурацкая заставляет искать альтернативные пути. Вспоминают о такой хорошей вещи, как диалог. Консенсусы там всякие. Но это еще нормально. Одно дело нежелание драться, и совсем другое — внезапное повальное бегство. А ведь часто бывало и так, что час назад суровые войны, спаянные крепкой дисциплиной, дружно требующие крови врага, вдруг увидели врага. И уже, не менее дружно, бегут прочь, бросая копья, которыми даже ни разу не ударили в щит противника. Примеров тысячи. Любопытно, что византийцы, даже имели примету — чем отряд яростнее кричит о желании схватки, тем скорее он побежит во время этой самой схватки. Бежали все. И даже русские. Просто о таких, весьма коротких и скучных битвах редко упоминают историки. А сам факт повального бегства профессиональная область скорее психологии и социологии. Для наглядного примера, можно посмотреть на битву при Чашниках 26 января 1564 года. Там была еще битва в 1567, не путать. Диспозиция — идет Ливонская война. Вообще Ливонская война — это даже не котел, а целое озеро крови и прочих неприятных людских субстратов, её вот так не расхлебаешь. Все сложно. Пока просто достаточно принять, что на момент битвы при Чашниках, Ливонская Война, в общем, складывается для Москвы достаточно удачно. На престоле — царь Иван Грозный, он уже взял Казань, отжал у ливонцев множество крепостей и имеет хорошие аргументы в виде продвинутой артиллерии, надежных стрельцов и боевитых бояр. Если бы не повальная коррупция и сепаратистские устремления, то вообще бы было хорошо. Но когда коррупция — все всегда плохо. Одна у царя надежда — Петр Шуйский. Петр был мужик тертый. Начал службу еще с казанских походов, служил отчизне яростно. И именно Петр должен был провести войско под Оршу, что бы там усилиться подкреплениями, и ополченцами из Смоленска, оружие для которых он вез с собой. После этого возглавить объединенные силы и добить ливонцев. Именно, что добить. Навстречу Петру Шуйскому и его войску выскочил, судя по всему, просто крупный конный отряд, с задачей помешать продвижению русской армии. Еще раз — война идет хорошо, корпус Шуйского опытные ветераны, усилены крупными и хорошо вооруженными подкреплениями. Двигаются против врага, войска которого уже не раз терпели поражения от русских. Полководец опытен и победоносен. Ничего не предвещало беды. А потом на них внезапно выскакивают литовцы. Далее версии разнятся. По русской версии, авангард Шуйского, не приняв боя, отступает к основным силам. Войско, растянувшееся на марше, охватывает паника, которую командиры не сумели пресечь. Сначала отдельные отряды, а потом и все войско бежит. Разгром страшный. Потерян огромный обоз с оружием, драгоценная артиллерия, восстановить которую так и не удастся до конца войны. Жертвы среди людей оцениваются русскими летописями в несколько сотен человек. Петр Шуйский, наиболее видный полководец Ивана Грозного погиб. Для объективности, версия Великого Княжества Литовского сильно отличается. Например, они утверждают, что бой все-таки был. И, конечно режут правду матку о русских потерях — 9000 русских было зарублено. Самих литовцев, кстати, по этой версии было около 6000 тысяч, но источники позволяют говорить не более чем о 500 конных литовцев которые могли оказаться вообще в той области. Что еще позорнее, конечно. В любом случае, это поражение Москвы трудно переоценить. Оно буквально переломило ход Ливонской Войны, результатом которой стали очень серьезные территориальные, людские и политические потери для Ивана Грозного. Но, как не трудно догадаться, сражение это не очень известно. Зато битва при Молодях, где русские полки напротив, проявили удивительную стойкость, сейчас достаточно часто встречается. По крайней мере мне. Но в том то и дело, что стойкость это удивительна, и вообще-то, обычным, здравомыслящим, людям не свойственна. На протяжении веков сильные мира сего думали. Думали о разном, но много и часто, о том, как бы заставить других людей убивать и умирать за свои интересы. Сейчас у нас есть серьезная социальная мотивация. И я остановлюсь на этой фразе. Но если взять средневекового человека, чей мир кончался окрестностями его селения, и попытаться его мотивировать для похода в дальние края, с серьезными шансами там умереть… То я даже не знаю, как это сделать. Я могу понять застарелую вражду между соседями. Жажду наживы как двигатель мобилизации — со скрипом, но тоже достойный фактор. Но лезть буквально в мясорубку, против кучи странных и страшных людей? А если злых чужаков, вдобавок, больше на вид и они лучше вооружены? И тем не менее это не просто возможно, но история пестрит подобными примерами. Просто удивительно, как мог удерживать от поголовного дезертирства отряды своего разноплеменного войска Ганнибал. В высшей степени загадочно, чем выманил с благодатной (и таки уже завоеванной) Эллады своих македонцев Александр. И этот список можно продолжать бесконечно. И тут в полный рост встает личность. Значение личности в истории весьма заметно, несмотря на советское отрицание этого. Даже у закостенелых прагматиков, вроде средневекового Дельбрука, или сравнительно недавнего Клаузевица, есть оговорки на тему важности харизмы полководца. Причем не в современном понимании харизмы как умения расположить к себе собеседника, или +1 к убеждению в компьютерных играх. Нет, термин харизма, изначально, означал некую «мистическую власть над людьми». И она не могла быть больше или меньше, она либо была, либо нет. Даже далекий от всего этого Толстой, тоже прозорливо подмечал нечто мистическое на войне в личности командующего. Впрочем, на то Толстой и великий писатель, для унылых военных термины «этакое некое» не уместны. До тех пор, пока харизму нельзя подсчитать и измерить, она для военного планирования бесполезна. Зато есть множество способов как её «развить». Самый простой — просто приучить солдат бездумно выполнять приказы вышестоящего офицера. Это хорошо работает только с момента появления массовых армий, но это работает! И работает хорошо! Тяжкий труд, должная мотивация, ясное понимание цели — вот залог победоносной армии. Как это выглядело в средневековье? Да хрен его знает. А вот в новом времени, примеры есть. Наполеон склоняется над картой и говорит, что ему нужен брод. Вот этот — тыкает в карту пальцем. Тут же отряжается отряд французов, который идет в это место на карте, встречает там австрийский корпус и, по идее, французы теперь должны отойти и запросить подкреплений, или другого приказа. Но это невозможно. - Это приказ самого Императора! — кричит французский офицер своим солдатам — Да здравствует Франция! И французы атакуют. Атакуют в меньшинстве, наскоро привлекая к себе на помощь случайную случившуюся батарею поблизости. В результате неожиданного, но решительного натиска, численно превосходящие их австрийцы смяты и отброшены. Французы изранены, утомлены. И тут выясняется, что брода там нет. - Приказ Императора! Ради Франции! — хрипит простреленный в трех местах офицер и умирает. Солдаты разбирают дома стоящего рядом селения и начинают строить мост. Бревна на лафетах, кирпичные груды в мундирах — все сволакивается, трамбуется, связывается и скидывается в реку. Разумеется, мост за час не построишь, да и без инструментов работа движется медленно. Конечно какая-то насыпь получилась, но в самом глубоком месте вода по-прежнему выше подбородка. И вдруг, через пару часов появляется конница, с конной артиллерией. Её задача — пройти брод и ударить во фланг вражеским войскам. Приказ Императора. Во имя Франции. И тогда, французские солдаты, лезут в воду, упирают в дно бревна, и буквально держат на себе настил из крыш и заборов, по которому скачут кони, и едут пушки. Люди скользят по топкому дну, падают, некоторым ломает кости, несколько — утонули. Но они держат на руках коней, орудия, телеги с боеприпасами. Они выдержали, и выполнили приказ Императора, потому что не выполнить его, было нельзя. Vive la France! Со стороны это будет выглядеть как пример императорской предусмотрительности (надо же, как он умно захапал этот брод, о котором австрийцы даже не знали) и вообще военного гения Наполеона. На деле, армия великого полководца, творящая чудеса, творит их не только на поле боя, но постоянно. Это тысячи, и даже сотни тысяч самоотверженных подвигов солдат, верящих в своего полководца. И наоборот, малейшая слабина в армии, которая не верит своим командирам, грозит увлечь армию в пропасть. Однако, на каждое войско не напасешься великого полководца. И тут варианты тоже есть. Ну вот история про Тевтонский Орден. Орден был вынужден иметь дело с союзной пехотой. Эта пехота, набранная из захваченных и онемеченных, испытывала острые чувства к Тевтонскому Ордену. Чувства эти были ярки и красочны, но совсем не располагали к самоотверженности. За это рыцари ордена делали из своей пехоты свинью. Я, к стыду своему признаться, до недавнего времени думал, что свинья — строй рыцарей. А вот нет. Если в двух словах — кони не люди, толкать переднего в спину не будут. Поэтому боевое значение всадника во втором ряду атакующей кавалерии стремится к нулю. Если это не оруженосец, подающий инструменты, или не арбалетчик. Тогда почему рыцари строились в свинью? Они и не строились. Они старались атаковать линией. У них это редко получалось, пока не появились регулярные жандармы во Франции и Бургундии, но они честно старались. А вот регулярная конница Наполеоновских Войн — атаковала строгими линиями. Знаменитая атака легкой бригады в Крымскую Войну — типичный пример правильного построения конницы во время атаки. Конная лава — признак слабой выучки кавалеристов. Орден не образовывал таран для пробития вражеского войска. Они выстраивались в свинью таким образом, чтобы заключить внутри себя свою пехоту. Что гарантировало последнюю от внезапных случайностей вроде тепловых ударов, вывихов, потерь амуниции, религиозных видений и прочих важных причин, которые бы требовали немедленно покинуть поле боя. Пехота доводилась до противника в полном составе, и тут уже, хочешь не хочешь, а надо было отбиваться. Фактически они конвоировали своих пеших до места боестолкновения. Но все эти мероприятия по принуждению к войне утомительны и, если честно сказать, малоэффективны. Самый лучший способ заиметь себе надежных воинов, готовых за тебя, если придется, и умереть — вырастить их самому. Все эти ваши дружины — по сути узкий круг доверенных лиц, именно что друзей, которых ты знаешь с детства. Которые обязаны тебе всем — они не просто едят с твоего стола, одеваются с твоего плеча, но даже их имя, статус — напрямую соответствует твоему. Твои интересы вполне им понятны и принимаются близко к сердцу. Но в условиях крупных военных конфликтов, не соседних даже областей, а больших территорий, когда тебе надо вывести в поле тысячи людей, это тема начинает пробуксовывать. Монархи востока пытались логически развить подобные институты — мамлюки Египта и янычары Турции. Но их, все-таки, недостаточно много. К тому же, человек ресурс трудно восполняемый. Двадцать лет его кормить, растить, обучать. А потом два часа неудачного сражения и остается только закопать. С точки зрения экономики, держать на содержании людей можно только если это профессионалы, и армия мала, и ведет постоянные, но мелкие и малокровные для армии, «колониальные» войны. Остается самый распространенный вариант, найм. И тут свои сложности. Нанимать нужно людей с таким складом характера, который бы хоть как-то гарантировал, что они хотя бы попытаются ударить твоих врагов, перед тем как убежать. Тем не менее, такие люди встречаются. Особенно удобно, что уже в сформированных, готовых отрядах. Это эффективный и потому наиболее распространенный вариант в мировой истории — каракалпаки Руси, брабанты Франции, уэльсцы Англии и прочие хевсуры. Но опять-таки, твои политические цели их очень мало беспокоят. И, как наглядно показала Карлу Смелому практика, пехота с богатым боевым опытом может быстро определить, что битва предстоит долгая и кровопролитная, и немедленно пересмотреть условия контракта. В одностороннем порядке. Нет, ну серьезно, посмотрите на этих парней с алебардами! Тут же за день не управится, а это уже сверхурочные и надбавка за вредность! Контрактом не предусмотрено. Если без шуток — Карл не смог добиться заметного авторитета у своих «псов войны». Однажды они в него даже стреляли из лука, когда он пытался навести порядок в лагере, ему пришлось спасаться бегством. Хуже того, он не смог сделать из своей армии единую силу. В среднем из-за «междусобойчиков», выбывало два десятка солдат в месяц, но были и крупные столкновения между различными подразделениями. Особенно ненавидели друг друга английские лучники и итальянские жандармы. Англичане буквально устраивали засады, и убивали итальянцев вокруг лагеря. Однажды убили дальнего родственника самого Карла — приняли за итальянца. Поэтому мне трудно читать книги, обычно про попаданцев, где ГГ, вдруг, ВНЕЗАПНО и НЕХОТЯ ведет за собой армию людей или нелюдей, которые прямо вот готовы за него умереть все как один. При этом — еще за пять минут до этого они ГГ не знали. Или знали, но ненавидели. Сомнительно чота. Вообще крайне сомнительно, что люди полезут в опасную для жизни драку, если будет шанс её избежать. И в тоже время — история пестрит примерами абсолютной храбрости, невероятной стойкости и прочих не сочетающихся со здравым смыслом явлений. Множество людей, на протяжении веков, сталкивались с такими явлениями. И каждый раз это было не менее удивительно, чем сейчас. Конечно, наверно это интересный опыт — смотреть в лицо изрубленному человеку, который все еще сжимает в руках оружие, и хохочет тебе в лицо, на твое предложение сдаться. Хорошая история для ужина. «Ты рано говоришь о мире. Некоторые из нас все еще живы!» — слова которые произносились в истории куда чаще, чем можно бы было подумать. И это удивительно. И необъяснимо. И поэтому — притягательно. Смысл этой главы в том, чтобы признаться — многое в Истории нам не понятно. Многое строится на догадках. Многие догадки основаны на находках и подтверждены исследованиями. Но история как наука, возможно, больше чем большинство других наук, в конечном итоге исследует человека. Нас самих. А мы зверки загадочные, ясных ответов ждать не стоит. Самая сложная вещь в мире — человек. И это приятно. Висбю 1361. Или что будет, если закосплеить гномий хирд против рыцарей, в реальном средневековье Битва при Висбю. Это сражение между силами короля Дании и готландскими йоменами на острове Готланд у города Висбю в 1361 году. Без этой битвы нам было бы заметно труднее копаться в трупах — потому как именно Висбю дало нам много предметов для исследования. Другими словами, это очень известное сражение, которое дало массу археологического материала, но об этом в самом конце. Предыстория: После смерти короля Кристофера II в Дании как-то все не заладилось. Ну, помните в «Гамлете» об этом говорили. Да что там, если говорить прямо, как королевство и единое политическое образование, она практически перестала существовать. Но, тут, внезапно, аж через восемь лет, из Германии прибыл и официально взошел на престол сын почившего монарха, Вальдемар IV Аттердаг. Сынок все это время не сидел сложа руки. Прекрасно понимая, что в Датском королевстве что-то не ладно, трон занять не спешил, а отирался у тронов сильных мира сего (благо что многие были еще и родственниками) заручаясь поддержкой, баблом, и сколачивая преданный отряд. В конце концов, удачный момент подвернулся, и он не просто вошел в Данию как белый богач в несовершеннолетнюю африканку, но и прижал к ногтю многочисленных «регентов». Вальдемар мог бы стать прекрасным прототипом сразу для пары персонажей Игры Престолов. Помимо ловкого отрубания конечностей в бою, проницательного политики в быту, он еще и выставил себя умным торговцем и юристом. После коронования и периодических бунтов, он, с помощью хитрых манипуляций с куплей и продажей земли, смог не только оправдать авансы поддерживающих его семейств, но и даже скруглить владения. Как только его успехи стали заметны, он немедленно показал и свои амбиции. Дело было на Балтике, а Балтика всегда была делом прибыльным. Сказочное богатство Руси и Новгорода, весьма показательны. Сидеть на торговом маршруте такого размаха было не просто круто, а очень круто. А кроме того, по старой русской традиции, еще в то время, с территории современной России в огромных объемах вывозилось сырье (мех в то время вообще был стратегический ресурс, лучше нефти). Разумеется, свой кусок хотели отломить все. Но Вальдемару особенно приглянулся Висбю. Крупный торговый город, на территории Готланда, одними только налогами мог увеличить доход казны процентов на двадцать. Конкретно Готланд, на тот момент, формально принадлежал Швеции.