Девушка замерла. – У меня нет еды, – неуверенно сказала она. – А для меня-а-а е-е-есть, – рявкнул огнедух и, рванувшись вперед, распахнул пасть, заглотив горку мыла вместе с частью тележки. Санитарка, охнув, бросилась назад к посту – и тут гепард вдруг беззвучно разбух клубами пламени до ширины коридора. На экране видна была его исказившаяся увеличившаяся морда, расплющенная об стену, распахнутая огромная пасть, из которой вырвался взрывной столб пламени, нагнавший санитарку и сбивший ее с ног. Засверкали вокруг девушки щиты, которых не могло быть на ней, полопались – и когда огонь отступил, на полу остался корчиться мужчина, сбивая огонь с одетого на нем горящего халата санитарки Оленьки. – Вку-у-усно, – прогудел Ясница, вернувшись в обычный размер, и закашлялся – с каждым кашлем у него из пасти стреляли язычки пламени. – Но мно-о-ого, – прохрипел он, – сильный порох теперь ста-а-ал. Огневик прыгнул к мужчине в горящей одежде, который уже не шевелился – потерял сознание, – провел над ним лапой, и пламя впиталось в нее. Охранники, которых чуть не задело увеличившейся задницей огнедуха, вжавшись в стену, держались за красные лица – видно, жаром полыхнуло неслабо. Один из них кое-как снял с пояса рацию и что-то быстро заговорил в нее – звонил Байдеку. На стенах коридора копотью отпечаталась искаженная морда Ясницы и след огромной лапы. Через несколько секунд в коридор ворвались гвардейцы, среди них – несколько боевых магов, мужчину лицом вниз погрузили на носилки и под охраной потащили прочь: в Зеленом крыле была камера с медицинским оборудованием. Ясница, горделиво прохаживающийся туда-сюда, лег у дверей в палату королевы и начал вылизывать лапу. Открылась дверь, оттуда наконец-то выглянула привлеченная шумом Василина – в простом платье, в тапочках, – и в изумлении прижала руку к груди. Охранник, кривясь от боли, что-то сказал ей – видимо, просил вернуться в палату, потому что она кивнула и скрылась. Подошли еще гвардейцы, сменили пострадавших – их приняли врачи, – быстрым шагом прошел к палате жены Байдек, и через минуту королева в окружении гвардии покинула лазарет. Запись оборвалась и началась снова. – Лескова Ольга, двадцати двух лет от роду, – проговорил Тандаджи: на экране санитарка опять катила тележку по коридору, – на работу была принята полгода назад по королевской программе трудоустройства сирот. Работала то во вторую, то в ночную смены, по утрам училась, в этом году должна была закончить медицинский колледж. Соседок по общежитию уже опросили. Собиралась идти в медслужбу на фронт, горела этим, но с месяц назад передумала. Стала пропадать, не выходила на учебу, обзавелась деньгами. Как-то обмолвилась, что у нее появился мужчина, а две недели назад и вовсе написала заявление на академический отпуск с сохранением места в общежитии. Но после этого в комнате больше не появлялась и на звонки соседок не отвечала. Однако на работу выходила исправно. Его слушали внимательно – пусть каждое ведомство проводило профильное расследование, но вся информация стекалась к Тандаджи, и основная следственная работа легла именно на внутреннюю разведку. – Персонал лазарета описывает ее как трудолюбивую и исполнительную работницу, медлительную и не очень сообразительную, но чистоплотную и вежливую, – продолжал тидусс. – Никаких нареканий за время работы не было. Личное дело чистое. Ни капли магических способностей. Все возможные проверки Лесковой были пройдены, получены допуски под щиты дворцового комплекса, подписан магдоговор, который в случае покушения сразу же ликвидировал бы ее. Как мы видим, задержанный жив, следовательно, кровный договор подписывала лично Лескова и она же получала допуски под щиты. – Значит, в какой-то момент санитарку Лескову сменил темный под ее личиной, – пробормотал Байдек. – Львовский Константин Генрихович, – сухо уточнил Тандаджи, заложив руки за спину. – Родился в Рудлоге, в юности вместе с семьей переехал в Блакорию к деду по материнской линии. Блестяще закончил Высшую Блакорийскую магическую школу двадцать лет назад. Чуть больше восьми лет назад внезапно уволился из блакорийской армии, где служил боевым магом и делал прекрасную карьеру, и пропал. Весенцев, – обратился он к оператору, – сделай громче. Слышите акцент? На экране санитарка шушукалась со старшей медсестрой, и сейчас, при усилении звука, в речи девушки стал заметен легкий блакорийский выговор. – А сама Лескова по-рудложски говорила чисто. Мы опросили персонал, но никто не обратил внимания, что у Лесковой поменялась манера речи. Люди удивительно невнимательны. – Львовский уволился восемь лет назад? – хмуро переспросил Стрелковский. – Где-то за полгода до переворота? – Да-да, – подтвердил Тандаджи невозмутимо. – Ты в правильном направлении думаешь. – Какое это имеет отношение к покушению? – принц-консорт нетерпеливо взглянул на часы, и полковники обменялись быстрыми понимающими взглядами. У всех есть слабое место, и у истинного служивого Байдека тоже. – Мои люди отработали контакты Романа Соболевского. Мага, который этой осенью организовал серию покушений на ее величество Василину и был обезглавлен лордом Троттом, – напомнил Стрелковский Мариану. – И я поднял свои старые наработки по Смитсену. Темному, – голос его охрип, – который устроил революцию почти восемь лет назад и убил ее величество Ирину-Иоанну. Игорь Иванович закашлялся и, поморщившись, отвернулся. Несколько раз шумно вдохнул воздух и продолжил: – Они оба отлично зачищали следы, контакты и биографию, но кое-что ухватить удалось. Соболевский тоже внезапно ушел с работы в корпорации «Рудложское золото» примерно восемь лет назад, как наш задержанный из армии. Только Соболевский проявился спустя два года после переворота уже как финансовый консультант в Иоаннесбурге, а Львовский пропал надолго и всплыл только в истории с герцогиней Симоновой и ее высочеством Мариной. И хотя связи между Соболевским и Львовским мы не смогли найти, совпадение слишком очевидно, чтобы быть случайным. Особенно если учесть, что в то же время восемь лет назад по всему миру ушли в тень еще несколько десятков человек, которые имели в предках темных и до этого жили как обычные граждане. И это только те, о которых удалось узнать, разработав контакты Смитсена и Соболевского. – То есть вы полагаете, что Львовский – один из тех темных, кого в свое время инициировал и взял под свое крыло Смитсен? – уточнил Байдек. – Скорее всего, – кивнул Тандаджи. – А точно мы скоро узнаем от самого Львовского. Как мы видим, – он кивнул на девушку на экране, – с каждым разом их методы все изощреннее. Сейчас они воспользовались личиной санитарки. А завтра захватят кого-то из министров, часто встречающихся с ее величеством, а мы не сможем это вовремя вычислить. – Я понимаю, как можно скопировать внешность. Но допуски? – с сомнением пробормотал Байдек. – Все-таки вероятнее, что Львовский сам подписал договор, уже находясь под личиной девушки, и получил допуски под щиты. – Нет, если только он не способен одновременно находиться в двух местах, – ответил Тандаджи невозмутимо. – Установлено, что в тот день, когда задержанный шантажировал герцогиню Катерину Симонову, Ольга Лескова работала в лазарете. Мариан покачал головой. Его тревожило только одно – как не дать повториться покушению. – Тогда нужно выяснить, как личина не слетела при проходе через ворота и как получены допуски. Иначе все наши щиты – бесполезная трата стихийной энергии. – Личина держалась на амулете, – Тандаджи ткнул пальцем в шею санитарки на экране, – наши магэксперты сейчас исследуют его. Но, полагаю, если амулет делал Данзан Оюнович Черныш, то его силы бы хватило, чтобы преодолевать ворота без разоблачения. А вот с допусками сложнее. Уверен, – его голос стал чуть едким, – господин Львовский будет так любезен, что прольет свет и на этот вопрос. На записи вокруг тележки вился звезда вечера – Ясница, и тидусс повернулся к Байдеку. – Удалось расспросить твоего подопечного? Байдек едва заметно усмехнулся – Ясницу как основного свидетеля опрашивали в начале следствия, и огневик очень гордился этим. – Сказал, что учуял еду. Для них чем огнеопаснее, тем вкуснее и питательнее. Вышел посмотреть, увидел «еду», спрятанную в кусках мыла, унюхал, что девушка пахнет мужчиной, и понял, что что-то неладно. – Экспертиза взрывчатки готова? – вмешался Стрелковский. – Работают, – отозвался Тандаджи. – В предварительном заключении речь про тот же орвекс, который ты первым обнаружил в цехах в Тидуссе. – Как только удалось пронести такое количество, – пробормотал Байдек. – Судя по силе взрыва, не меньше двухсот грамм. – На это я могу ответить, – Тандаджи смотрел на экран, где Ясница вылизывал себе лапу. – Вещи Лесковой обыскали. Она носила с собой еду в широком термосе со стальной колбой. А внутри – двойное дно, куда в слое густого крема помещался кусок мыла в целлофане, с прослойкой взрывчатки. Сканеры воспринимали его как термопрокладку. Если бы не знали, что нужно искать тайник, не нашли бы. Она проносила взрывчатку с собой, складывала куски мыла в двадцатилитровую емкость с мылом жидким. Взрыватель пронесла как часть заколки на волосы. Остальное – мобильный телефон и пара проводков. Идеально, – заключил он с удовольствием. – Нам бы его завербовать, да, Игорь Иванович? Игорь усмехнулся. Он тоже умел оценить мастерство противника. А вот Байдек был попроще и любование действиями заговорщика не разделил. – Итак, что мы имеем на данный момент? – сухо проговорил он. – Львовский вступил в контакт с санитаркой, каким-то образом сумел перенастроить на себя допуски и день за днем носил сюда взрывчатку, ожидая появления ее величества? Не слишком ли он полагался на случайность? Моя супруга, слава богам, отличается завидным здоровьем. И никто ее вчерашнего появления предвидеть не мог. Если только у заговорщиков нет прорицателя. – Зачем ждать? – невозмутимо откликнулся Тандаджи. – И прорицатель тут ни к чему. Основной задачей, как я полагаю, было доставить под щиты взрывчатку. А затем достаточно было прямо на дворцовой территории сменить амулет и внешность Лесковой на внешность кого-то из придворных и попасть во дворец. То, что ее величество вернулась и оказалась в лазарете – удачное стечение обстоятельств, которым Львовский решил воспользоваться. Мариан поморщился. – Подумать только, – сказал он с глухой злостью, – страна с двух сторон в войне, гибнут тысячи людей, и только Василина может закрыть порталы. А этим выродкам война нипочем, они как преследовали свои цели, так и преследуют. Его собеседники помолчали – этот выплеск эмоций комментариев не требовал. На экране полыхнуло, показалась кривая огромная морда Ясницы, вырвался из его пасти столб огня. – Львовский способен говорить после такого? – спросил принц-консорт, глядя, как горит одежда на заговорщике. – Раз к нему нельзя допускать ни менталистов, ни виталистов, то достаточно ли простой медицинской помощи? – Вчера его обезболили, очистили раны, обработали их, – пояснил тидусс. – Был в сознании, вел себя спокойно, не дерзил, но говорить отказался категорически. Его состояние мониторят, ночью провели осмотр, врач доложил, что он удивительно быстро регенерирует. – Не боитесь допускать врачей? Тандаджи едва заметно пожал плечами. – Мы все рискуем, Мариан, сам знаешь, работа у нас такая. Врачи управления понимают, что работают с преступниками. Естественно, уже имея опыт задержания Смитсена, который разрушил нашу защиту, как картонную, мы перестраховались, как могли: Львовский обездвижен, помещен в специально подготовленную для темных камеру с усиленными стенами и двойными дверями, в которую при необходимости можно пустить газ. Вдобавок, пока Львовский был без сознания, над ним провел стабилизирующий ритуал служитель Триединого. То есть неосознанно он выпить никого не сможет, а вот что касается осознанной подпитки – тут мы слишком мало знаем о возможностях темных. Поэтому и не допускаем к нему магов. Если выпьет кого-то из врачей, следователей или агентов, будет прискорбно, но малое количество энергии ему не поможет выбраться. Запись остановилась. – Еще раз, господин полковник? – спросил оператор воодушевленно. Недавно принятый на постоянную работу из стажеров, с торчащими волосами, долговязый и молоденький, он явно хотел еще раз увидеть огнедуха, раздувшегося до стен, как фигурный воздушный шарик. – Достаточно, – проговорил Тандаджи. – Сделайте копии, Весенцев, исходный накопитель нужно вернуть в службу охраны ее величества. – Так точно, – разочарованно пробормотал оператор и потянулся за чистыми кристаллами-накопителями, что стояли тут же, в «сотах». Они не успели дойти до кабинета, когда Тандаджи позвонили с тюремного этажа и доложили, что задержанный пришел в себя после медицинского сна. И первое, что он сказал, – что готов говорить. Господа полковники и принц-консорт спустились вниз на подземный этаж, где, помимо Львовского, в камерах находились и задержанные иномиряне (в том числе тха-нор, с которым в данный момент работала Люджина), и те, кто участвовал в заговоре Соболевского, раскрытого еще Кембритчем, и многие другие, чья судьба была незавидна и печальна. Через широкое смотровое окно, усиленное магическим щитом, было прекрасно видно камеру, а у стекла был расположен наблюдательный пункт с системой управления дверями, вентиляцией и прочими функциями. Темный лежал лицом вниз на медицинской койке. Руки и ноги его были пристегнуты к койке наручниками, спина была покрыта оранжевой восстановительной пеной, к вене вела капельница. Там, где пена впиталась, видны были страшные ожоги. Но уже подживающие, хотя у обычных людей сейчас шла бы стадия омертвения и интоксикации. Он не спал. Зеленые глаза болезненно и равнодушно смотрели в сторону стекла. Тандаджи нажал кнопку на панели и склонился над микрофоном. – Доброе утро, господин Львовский, – проговорил он, и задержанный дернулся, лицо его тут же искривилось от боли. – Полковник Тандаджи. Мне сообщили, что вы передумали за ночь и готовы добровольно пообщаться со следствием. Глаза темного остановились на стекле. Он помолчал. Сглотнул и облизал сухие потрескавшиеся губы. – Я хочу пить. – Конечно, – ласково сказал Тандаджи. – Во время разговора и попьете. – Нельзя, – прошелестел Львовский, тяжело дыша. – Нельзя. Я проклят. Только капельница. – Все зависит от вашей сговорчивости, – подтвердил тидусс. Темный несколько раз судорожно дернулся, с хрипами. Смеялся. – Вы все мне дадите, даже если я буду молчать. Вам не нужна моя смерть. – Жизнь может быть хуже смерти. Болезненнее так точно, – равнодушно проговорил Тандаджи. – Да-а, – снова засипел-засмеялся заговорщик. – Но я все равно не расскажу вам много. На мне блоки, которые могут снять всего несколько человек в мире. Вы о нас ничего не узнаете. Как это я попался, а? Все было продумано идеально… – И вы нам про это расскажете, – подсказал Тандаджи. И вдруг, обернувшись на звук поспешных шагов, склонился в поклоне – как и Стрелковский. По тюремному коридору мимо камер к смотровому стеклу шла ее величество Василина Рудлог – одетая в светлые брюки и мягкий свитер под горло, с волосами, просто забранными в хвост. Лицо ее было немного сонным. За ней следовали бледные гвардейцы. – Полковник Тандаджи, полковник Стрелковский, – приветственно кивнула она.