Десятое апреля, вторая половина дня, Зеленое Крыло, Майло Тандаджи Ее величеству Василине, не успевшей прийти в себя после закрытия портала и покушения, пришлось сразу погружаться в дела. Принц-консорт, тащивший на себе управление страной во время отсутствия супруги, ввел ее в курс дела по основным вопросам, и теперь с самого утра шли совещания. С кабинетом министров во главе с Минкеном, с военными. Известно было, что ее величеству уже позвонили венценосные коллеги, чтобы выразить свою радость от ее возвращения и заодно обсудить срочные вопросы. После обеда королева собирала совещание по проблемам безопасности, и Тандаджи, вернувшись с допроса Львовского, спешно просматривал бумаги и готовил отчет, раскрывая вопросы, которые ее величество обязательно задаст. Так… информация о действиях агентов в тылу врага… О жизни городов на захваченных землях… катастрофическое распространение нежити… Сведения об успешных совместных действиях бермонтских и рудложских подразделений на Севере и участии в боях короля Демьяна… пусть на совещании с военными уже осветили этот вопрос, отдельно раскрыть не помешает. И добавить информацию от командира личной гвардии королевы Полины о ее состоянии… хорошие новости, срок бодрствования резко увеличился. Даже если сестры уже созванивались, не будет лишним. Что там дальше? Сведения о гибели Кембритча. Тидусс хмуро потер переносицу. – Как ты умудрился так нелепо погибнуть? – пробормотал он. – Ты всегда выбирался из передряг, удачливый сукин сын… Раздраженно постучав ручкой по бумаге и сделав серию резких вдохов через нос, чтобы вернуть концентрацию, Майло продолжил делать пометки. …Донесение капитана Осокина о состоянии принцессы Марины, ныне герцогини Дармоншир, ибо неизвестно, удалось ли королеве поговорить и с этой сестрой… Жива, здорова, если не считать недомоганий, связанных с ее положением, сильно подавлена. …И основное – расследование вчерашнего покушения, про которое мало что можно сказать, кроме того, что Тандаджи уже рассказал Байдеку. Ибо задержанный из-за ментальных блоков смог ответить на крайне ограниченное количество вопросов. Не удалось узнать ни каким образом были скопированы допуски под щиты, ни где находятся заговорщики, ни какие у них планы. Зато выяснилось не столь важное – что санитарка, под личиной которой Львовский проникал в лазарет, жива и находится в области, в частном доме под охраной. – Мы не чудовища, чтобы вы ни думали, – покривившись, выдал темный в ответ на недоумение тидусса. – Любая крайняя мера должна быть обоснована. Необходимости в смерти девушки не было. Туда уже была выслана группа захвата, но на прорыв Тандаджи не рассчитывал – по словам Львовского, охранники были мелкими сошками, которые о делах нанимателя ничего не знали. Обожженный, регенерирующий на глазах заговорщик говорил неохотно, но все же говорил. В основном о том, что ради возвращения Жреца должны были погибнуть правители, удерживающие Туру в равновесии, и раз за разом повторял, что ни в коем случае нельзя закрывать порталы, пока бог не вернется. – Разве ему не должно хватить и одного перехода? – уточнял Тандаджи невозмутимо. – Мы не знаем, через какой он войдет, – напряженно объяснял Львовский. – Вдруг закрытие придется как раз на тот момент, когда он будет в портале? – Тогда почему он уже не вернулся, если вы утверждаете, что он сдвинулся с места? Разве расстояния для высших существ – помеха? – Не знаю, – снова кривился темный. – Возможно, что-то ему мешает… может, боги Лортаха, или он чего-то ждет… У Тандаджи от всех этих божественных дел ныл затылок. Он был человеком приземленным и верил, что боги сами способны разобраться в своих делах, а людям остается разбираться в своих, и не терпел преступников, прикрывающихся великой идеей. На его месте должен был быть Игорь – он со своим религиозным опытом больше бы проникся, понял и, возможно, смог бы получить дополнительные сведения. Но у Стрелковского было полно своей работы, и с записью допроса он собирался ознакомиться позже. И, если понадобится, пообщаться с задержанным. Львовский говорил, часто замолкая из-за блоков, – а Тандаджи задавал вопросы, смотрел на реакцию, слушал и думал, что в голове задержанного содержится огромное количество нужной, просто необходимейшей информации, но ее не вытащить. Ни убеждением, ни пытками, и даже искусство правильно сформулировать вопрос, чтобы получить ответ методом исключения, поможет мало. Даже если, к примеру, перечислить названия пиков Северных гор, чтобы по молчанию понять, в котором находится убежище, – темный может попросту специально промолчать, прикрывшись ментальным щитом от распознавания, а даже если скажет правду, поди обследуй сотни квадратных километров у подножия горы… «В связи с общемировой важностью информации, известной задержанному, считаю необходимым обратиться к его императорскому величеству Хань Ши или его наследнику, чтобы они сняли блоки», – записал Тандаджи в отчете. Вряд ли это было реализуемо – по словам Тротта, императора Йеллоувиня темный мог выпить так же, как любого человека, но других идей не было. Тандаджи снова постучал ручкой о стол, поджал губы. Сейчас бы очень пригодился сам Тротт, которому не страшно было воздействие сородичей и который филигранно работал с ментальными блоками любой сложности. Но лорд Тротт лежал в бункере рядом с принцессой Алиной Рудлог и помогать начальнику разведуправления не спешил. …А вот и следующий пункт отчета. Состояние пятой принцессы. Тандаджи поискал в организованном хаосе на столе нужную папку с бирюзовой лентой повышенной секретности и, безошибочно вытащив ее из стопки таких же папок, принялся читать. Из-за насыщенных событий последних двух дней он не успел ознакомиться с докладами из бункера Дорофеи. И как оказалось, зря. Потому что когда начальник разведуправления дочитал последние строчки, лицо его закаменело еще больше, что означало крайнюю степень потрясения. Он медленно поднялся, взял корм и, подойдя к аквариуму, так и застыл с протянутой рукой, не обращая внимания на чуть ли не выпрыгивающих из воды рыбок и соображая, как лучше поступить, – ибо предсказать реакцию королевы и принца-консорта на эти новости было нетрудно. Слишком неожиданными они были… И кроме этого, студент, странным образом связанный с принцессой, почти повторил в своем отчете слова темного мага Константина Львовского: «Нельзя закрывать все порталы, потому что Алина и профессор Тротт могут вернуться только через них. И, как я понял, если порталов будет меньше, их силы не хватит, чтобы пропустить бога. Еще порталы с той стороны все размещены недалеко друг от друга, и возле них находятся огромные армии, поэтому пробиться на Туру будет практически нереально. Скажите, может, есть возможность расчистить дорогу? Я понимаю, что неизвестно, через какой портал они пойдут, и где они сейчас, и что порталы с нашей стороны охраняются…» – И ты даже не представляешь как, – пробормотал Тандаджи, в третий раз перечитывая доклад и понимая, что королева захочет выслушать друга сестры лично. Он поднял трубку и набрал номер старшего группы охраны ее высочества Алины. И услышал в ответ, что Ситникова на месте нет. Матвей Только что закончилась пересменка, и Матвей Ситников, сдав пост на входе в бункер, прошел по подземному коридору к комнате, где была оборудована часовня Триединого, совмещенная с медицинской палатой. Там он дождался группы медиков – врача, виталиста, медсестры и массажиста, – сопровождаемых молодым, младше самого Ситникова, служителем Триединого. Первым за массивную дверь прошел священник, чтобы проверить, не началась ли подпитка у двух темных, и прочитать необходимые молитвы. Минут через десять он появился на входе и разрешил всем войти. Внутри было светло, свежо, но не холодно, и лишь немного пахло ароматическими маслами от чаш, стоявших у статуэток богов, – хорошо работала вентиляция. Шумела и мигала аппаратура, а лорд Тротт и Алина лежали на койках, все опутанные проводами от датчиков. На столике между профессором и принцессой выложены были несколько шприц-ампул с репеллентами. Пока медики споро обследовали инляндца, обрабатывали ему кожу и делали массаж перед тем, как поставить капельницу, Матвей присел на корточки у койки принцессы, взял ее за руку и начал привычно уже рассказывать новости – про войну, про возвращение королевы Василины, про то, как нужно самой Алине вернуться. И про то, как он беспокоится за нее. – Ты такая смелая, малявочка, – шепотом пробасил Матвей, уже понимая, что и в этот раз из попытки позвать ее ничего не вышло. Ему было неловко нежничать в присутствии других людей, но он хотел сказать то, что сказал бы, встреться они как обычно. – Пусть у тебя и лорда Тротта все получится. Принцесса, к новой внешности которой он так и не привык, безмолвно лежала на койке в одной медицинской рубашке, прикрытая одеялом, и то, что она еще жива, было понятно только по легкому дыханию, приподнимавшему грудь, и по редким движениям глазных яблок под веками. Ситников с каждой ночью все больше видел то, что видела она в нижнем мире, и пусть это почти всегда были обрывки в несколько секунд, серии коротких эпизодов, и лишь единично – долгие наблюдения, – их хватало, чтобы понять происходящее и ощутить свое бессилие. Потому что помочь он ничем не мог. Оставалось строчить каждое утро отчеты, которые тут же доставлялись в Зеленое Крыло. Он переживал с принцессой погони и полеты, ее глазами видел распятого на камнях крепости лорда Макса и инсектоидов, нагоняющих ее… Всего несколько эпизодов, и все, обрыв. А потом, поутру – страх, что не удалось им уйти, что они там уже мертвы, – и желание поскорее приблизить ночь, дабы убедиться, что они все еще живы. Две последние ночи стали для Матвея поводом для глубоких и тяжелых раздумий. Встречу и общение со Жрецом он увидел почти целиком, что само по себе было необычно, и испытал во сне такой священный трепет, что дышать было больно. Услышал он и о предстоящем пути, и о равнине с порталами, через которые нужно пройти, и о непреодолимых армиях, что стоят на той равнине. И о том, что бог сможет вернуться на Туру только в сердце лорда Макса, и поэтому, чтобы пройти до портала и сквозь него на Туру, нужно профессору с Алиной пожениться… Матвей в такое изумление впал от этого, что несколько показанных секунд самой свадьбы его совершенно не впечатлили. А потом началась такая смущающая и эмоциональная мешанина, слава богам, без подробностей, что Ситников даже не смог ее детально перенести на бумагу, ограничившись коротким «они поженились». Вчера, после этого сна, который показался Матвею настолько невообразимым, что появились сомнения, не плод ли он его воображения, семикурсник долго колебался, отдавать ли старшему группы отчет. Но отдал. После того как при посещении палаты-часовни со служителем Триединого увидел на запястьях профессора Тротта и Алины такие же черные брачные браслеты, какие он видел в моменты их свадьбы. Ситникову было трудно это принять. Ставшая близкой ему девочка, которую так тянуло оберегать, что он мог бы сутками сидеть у ее койки, прислушиваясь к дыханию, стала женой лорда Тротта. И Матвей, понимая, что и выбора-то у профессора особо не было, все равно хмурился. Потому что несколько раз еще в университете ему казалось, что инляндец при встречах смотрит на Алину как мужчина на женщину, что ведет себя так, будто она его задевает. Мужчина всегда заметит интерес другого мужчины – но это было так дико, что по здравом размышлении Матвей смеялся над своими мыслями и успокаивался. Ему не поверить было, что на принцессу, к которой он относился с таким трепетом, можно посмотреть с желанием. Ситников на нее так не смотрел. И не ревновал, хотя и принимал свое желание держаться рядом за влюбленность, – и только откровения Четери о привязке помогли разобраться в том, что он ощущает. А затем, после принятия и наблюдения за собой обнаружить под собачьим желанием служить и защищать свои собственные, не навязанные, тепло и привязанность к Алине Рудлог. И это понимание только усиливало в Матвее ощущение бессилия. Пусть на Туре Тротт был одним из сильнейших магов, но в Нижнем мире он мог рассчитывать только на клинки, крылья, опыт и капли родовой магии. Они с Алиной чудом спасались до сих пор, но что можно противопоставить армии, подобной тем, что уже пришли в Рудлог и успешно захватывали город за городом? Матвей думал, искал решение, колебался – потому что путникам нужна была помощь, но сам он никак не мог помочь. И никто не мог, видимо, если уж на государственном уровне до сих пор не попытались очистить пространство вокруг одного из порталов и пройти через него на поиски путников. Ситников упорно заговаривал об этом со Свидерским, который пару раз навещал Катерину Симонову с детьми и обязательно находил время пообщаться с Матвеем. Александр Данилович слушал его вопросы и опять терпеливо качал головой: – Матвей, мы обсуждали это с Алмазом Григорьевичем, а с Вики… Викторией и Мартином я говорил с неделю назад. Порталы с нашей стороны охраняются несколькими линиями инсектоидов. Нам просто не прорваться туда, слишком их много. Мы еле сдерживаем попытки захватить Лесовину и обойти нас по флангам, а в Блакории ситуация близка к критической. Но даже если нам предоставят возможность подогнать к порталу артиллерию и отряды боевых магов и уничтожить всех врагов с нашей стороны, к ним тут же придет подкрепление, а наш резерв не бесконечен. Тем более что я говорил тебе уже – мы понятия не имеем, где искать Макса… профессора Тротта, даже если удастся туда пройти. – А сигналки наши там не будут работать? – угрюмо интересовался Матвей. – У вас же с профессором наверняка есть парные сигнальные нити? Если пройти в портал и телепортироваться по сигналке? Будет она работать, как думаете? – Та, что на руке у меня, возможно, и будет, – отвечал Александр Данилович. – А может, и нет. Но ты забываешь, что в Нижнем мире не мой друг, у которого на руке моя сигналка, а его дар-тени, сигналку которому я не ставил. С ним связи у меня нет. Они с Матвеем во второе посещение Свидерского даже засели в яблоневом садочке, залитом солнцем, за грубо сколоченный стол и сделали расчеты, насколько хватит резерва Александра Даниловича и резерва накопителей, если набить ими рюкзак. Оказалось, что без возможности восстановления с помощью Туринских стихийных потоков этого всего хватило бы только на бой с армией у портала с той стороны. На бой, но не победу, с истощением и смертью. – И это при условии, что на Лортахе классическая магия вообще будет действовать, – сказал тогда Свидерский. – Ведь если кровная магия берет силы из крови, в которой есть доля божественной энергии первопредка, то мы, классические маги, оперируем внешними потоками стихий. Которых на Лортахе нет. Достаточно ли будет резерва для создания заклинаний? Неизвестно. И мы не можем рисковать, чтобы узнать истину. – Но он ваш друг, – грубовато и расстроенно проговорил Матвей. – И Алина там. Александр Данилович не обиделся. Он встал из-за стола, потянулся, посмотрел на часы – и покосился в сторону дома. Там, где была леди Катерина, с которой в этот раз он пообщался совсем недолго. – Помимо желания помочь и эмоций всегда нужно мыслить рационально, Ситников. Иначе долго ты не проживешь. Ты думаешь, я не обдумываю постоянно, что могу сделать? Пока – ничего. Возможно, ситуация изменится, и рудложская армия сможет перейти в наступление к порталу и, пройдя на ту сторону, захватить плацдарм и начать поиски. Но пока это невозможно. Пока Максу нужно справляться самому. И он вполне способен это сделать. Он еще раз посмотрел на часы, нахмурился – и, коротко попрощавшись с Матвеем, направился к жилому домику, в котором сейчас вместе с хозяйкой хутора проживали леди Катерина с детьми. Этот разговор случился до того, как ее величество Василина закрыла портал и до того, как Матвей узнал, что Алина и профессор могут вернуться только с помощью этих порталов. Теперь, мало того, что до них пройти-то было невозможно, так еще и в любой момент с этой стороны могли закрыть остальные переходы, навсегда оставив путников в Нижнем мире. Ситников не мог смириться и просто ждать. Он писал в отчетах просьбы расчистить им путь, хотя понимал, что это невозможно, прикидывал, что может он сам… пройти в тот мир? Помочь? А сегодня утром, пока он стоял на посту, к нему наконец-то пришло решение, простое и понятное. Осталось только осуществить его, а для этого Матвею самому не хватило бы сил. Он отвлекся от своих мыслей – к принцессе подошел виталист, чтобы начать сканирование, потянул вниз одеяло, и Матвей деликатно отвернулся. Делать ему здесь больше было нечего, и он вышел из палаты и направился к узкой металлической лестнице, чтобы подняться наверх, подышать свежим воздухом и покурить. Двор Дорофеи Ивановны был залит солнцем и полон жизни – мычали несколько коров, только что вернувшихся с выпаса по склону пригорка, на вершине которого стоял хутор, пронзительно блеяли козы, разнеженно ворковали дремлющие в тени несушки. Пахло свежей землей, навозом, сеном и молоком, и Матвей, щурясь и привыкая к свету, расправил плечи и с удовольствием вдохнул полной грудью, на мгновения уходя от забот. Ему здесь было хорошо. На невидимой с дороги скамеечке, куда строгая Дорофея Ивановна прогоняла курящих агентов, Матвея уже ждал с пересменки Дмитро Поляна. Ситников прибыл с побережья на хутор в составе отряда охраны через несколько дней после того как Александр Данилович помог перенести сюда Алину и профессора, и глазам своим не поверил, когда увидел среди агентов, присланных из Зеленого крыла, улыбающегося до ушей Димку. Когда друзья закончили хлопать друг друга по плечам и отошли покурить, возбужденный Поляна продолжал коситься на Матвея и бухтеть: – А я все думал, куда ты пропал? На фронт, думал, ушел, и без меня. А ты здесь… Ну ты даешь, Матюха. – Да не мог я рассказать, – отбивался от друга Ситников. – Секретность, понимаю, – по-взрослому кивал Дмитро. – Я сам, когда Александр Данилович с места ректора ушел, решил – а зачем мне сейчас учеба, когда война и неизвестно что будет завтра? Пошел в Зеленое крыло и написал заявление. Мол, хочу служить боевым магом, хочу умения свои в военное время на благо родины применить. Тандаджи меня сам через день к себе вызвал. «Понимаете, что это не игрушки, Поляна?» – ледяным тоном передразнил начальника Дмитро. – «Агенты работают в боевых условиях, с риском для жизни добывают информацию, боевые маги их прикрывают». А я говорю: «Понимаю, господин полковник, только если вы меня не возьмете, я все равно на фронт уйду. Но вы же знаете, что вам я буду полезнее». Ну, он еще пропесочил меня, сказал, что наглость моя не знает границ, а затем подписал приказ взять на работу. Обучали меня, – он зажмурился, – устав учил, работу в группе. Скукота. А потом сразу сюда отправили. Я уж думал, сослали, чтобы под ногами не мешался. А оно вот что. С другом рядом было спокойнее и, что уж говорить, веселее. Но и с Димкой Матвей не имел права делиться тем, что видел во снах, да и вообще о роли своей в связи с принцессой молчал. Рассказать об увиденном он мог только Тандаджи в письменной форме и Александру Даниловичу. За ректором, одетым в военную форму, о чем-то в редкие посещения тихо разговаривающим с герцогиней Симоновой у песочницы или у дома, а то и вовсе без стеснения обнимающим ее, наблюдать было непривычно и немного неловко. Но любопытства никто не отменял. Поляна, вздыхая, поглядывал туда, где они располагались, курил и ронял что-то типа: «Если бы я его так не уважал, я бы Катерину Степановну у него отбил, Матюха, обязательно бы отбил. А так уступаю. Надо старшим уступать, да?» И сейчас друг попыхивал сигаретой и с мечтательным лицом наблюдал за леди Катериной и двумя ее девочками, которые копошились неподалеку в песочнице, сколоченной изнывающими от безделья охранниками. – Слушай, Димыч, – сказал Матвей, присаживаясь и прикуривая. – Ты как далеко сейчас можешь выстроить Зеркало? – В Иоаннесбург отсюда легко, – проговорил Поляна. Взгляд его мгновенно стал серьезным. – Дальше не пробовал, но, думаю, максимум – километров четыреста. – И я так же, – невесело кивнул Ситников. – Значит, сдвоенный мы километров на семьсот осилим. Не больше. – А тебе куда надо-то, Матюха? – осторожно поинтересовался Дмитро. – Далеко, – проговорил Матвей. – Очень далеко. Они помолчали. – Не объяснишь? – так же осторожно проговорил друг.