«Ты ведь не веришь, что он мертв. Ты с самого начала не верила». – Никто не верит в смерть, – пробормотала я, и вокруг меня обеспокоенно зашуршали. Я не смотрела на окружающих. Сколько я видела таких же как я, которые не могли принять реальность. «Но ты ведь чувствуешь его. Слышишь его». – Я всегда бредила, когда была ослаблена, – бормотала я, – когда болела… всегда бывали видения при истощении, температуре… у нас всех они бывают… «И иногда они сбываются». – Это просто бред, бред… «Ты хочешь верить. Вопреки здравому смыслу». – Вопреки всему, – признала я упрямо и яростно. Тьма безумия снова колыхнулась ко мне, и я, зажмурившись, дернула сигнальную нить Мартина. Он поможет мне. Он придет. Мертвого или живого – он найдет Люка. Часть 2 Глава 1 Шестнадцатое апреля, вечер, Блакория, Мартин Барон фон Съедентент, сидя у входа в палатку, размеренно зачерпывал из глубокой жестяной миски кашу с мясом. Было свежо: в Блакории в апреле ночами еще бывали заморозки. На небе уже зажглись первые звезды, сиял голубоватый полумесяц. Глаза слипались, и можно было бы использовать один из Максовых тоников, но Мартин их берег, а сегодня была редкая возможность полноценно выспаться. При мысли о друге барон, тряхнув головой, привычно пробормотал короткую молитву всем богам, в его уставшем исполнении прозвучавшую как «Ну помогите вы ему, неужели сложно?», и начертал рукой с ложкой охранный знак. Матушка в детстве за такое святотатство отходила бы розгами, но на большее сил не было. Война развела их четверку по разным странам и мирам, но если у тех, кто остался на Туре, хотя бы работали взаимные сигналки, то про Тротта Мартину было известно только то, что рассказывал Александр. Встречались они всего несколько раз после начала войны, чаще разговаривали по телефону, но и эта связь перестала работать – иномиряне, смекнув, что телефонные вышки и провода помогают местным быстрее обмениваться информацией, чем выходит с помощью раньяров и гонцов, взрывали оборудование по обе стороны границы. Конечно, между лагерями блакорийской армии связисты давно протянули линии, но с рудложскими союзниками приходилось общаться, отправляя радиограммы, благо радиостанций в расположении армии было несколько. Алекс навещал Вики и Мартина около двух недель назад, и на тот момент, по его словам, Макс с принцессой пробирались по лесам Нижнего мира, направляясь к Черному Жрецу в сопровождении отряда крылатых потомков бога. Уже неделю как они должны были дойти до цели, и раз Тротт не вернулся на Туру, значит, не нашли они бога или не помог он им. Или вовсе случилось что-то непредвиденное. Думать о худшем не хотелось. К Александру за информацией выбраться пока не представлялось возможным, и сам он не приходил. С другой стороны, если бы Свидерский узнал, что Макс погиб, точно бы выкроил минутку сообщить друзьям об этом. – Так что, – невесело и поучительно сказал себе барон, – отсутствие новостей тоже хорошая новость. Шумели листья, вовсю – словно и не гремели недавно далекие взрывы – пели птицы. Метрах в пятидесяти от палатки в темноте тускло поблескивала гладь реки Велью, что брала исток в Северных горах Рудлога, пересекала блакорийскую границу посередине и текла до Форштадта почти параллельно ей, не отдаляясь более чем на пятьдесят километров. В эту двухсоткилометровую полоску земли, огороженную Велью, и вцепились остатки блакорийской армии. До столицы было больше трехсот километров, и неподчиненная территория могла быть захвачена иномирянами за несколько дней – но, несмотря на критическое положение с вооружением, довольствием, потери личного состава и общую измотанность, блакорийцы ухитрялись не только не пропускать врага дальше, но и отгрызать куски обратно. Это ненадолго, конечно. Враг уже подтягивал войска со стороны Рибенштадта, чтобы одним ударом сокрушить сопротивление. Мартин потер ноющую от перенапряжения шею, поморщился и продолжил есть. У него было еще срочное дело, но сейчас барон был не сильнее котенка, и оставалось только ждать, пока резерв придет в норму. Вокруг шумел лагерь блакорийской армии – один из нескольких десятков, скрытых в лесах вдоль границы. Здесь находилось все командование, сюда же было прикреплено и основное подразделение боевых магов, которое возглавлял Мартин. Лагерь не спал – дымили военные кухни, повара раздавали горячий ужин; ревела техника, которую отправляли на укрепление отбитого сегодня города, где-то смеялись и плясали, со стороны полевого госпиталя, расположенного совсем близко от палатки, доносились стоны раненых. Мартин же и руками шевелил еле-еле. И это ему еще повезло. Почтенный Гуго Въертолакхнет, маг старшей когорты, который присоединился к блакорийскому сопротивлению пару недель назад вместе со своим одышливым псом Листиком, сейчас отлеживался у себя в палатке, попивая собственноручно изготовленные настои. Молоко в пайках было только концентрированное или сгущенное, для восстановления не подходящее: из-за обработки в нем совсем не оставалось виты. – Хоть кровь начинай пить, – пробормотал Мартин, вспоминая дракона Четери и выхлебанную им банку бычьей крови. От идеи, на удивление, не отвратило, организм даже оживился: любая возможность пополнить резерв воспринималась им как благо, и пусть Мартин никогда этим не занимался, ради дела, которое висело над ним, он бы поставил на себе эксперимент. Но где сейчас найти хотя бы литр крови? Барон хмуро сунул в рот еще ложку жирной каши. После эйфории боев и ощущения могущества от возросшего резерва нынешние слабость и опустошенность воспринимались крайне болезненно. Командование с неделю назад поставило задачу зачистить от иномирян и инсектоидов небольшой город Льенпордт, расположенный на правом берегу и являющийся стратегической высотой, на которой было важно закрепиться. С той поры по ночам производилась секретная переброска войск и орудий из нескольких ближайших лагерей в лес у города, и все свободные маги, включая Мартина и Викторию, обеспечивали им прикрытие, накладывая щиты от шума, маскируя на дневное время. Льенпордт был последним городом по эту сторону реки, оставшимся под оккупацией. Захватить его – и появится небольшое преимущество: естественная водная преграда и высокий берег, с которого удобно обороняться и обстреливать врага. А то, что враги, отступившие от неожиданности после возвращения королевы Василины и вдохновленной ей атаки блакорийской армии, вскоре ударят, чтобы отвоевать позиции обратно, и ударят страшно, было очевидным и неизбежным. И пусть у блакорийцев были сработанные и мощные отряды боевых магов, пусть Мартин и Виктория и в одиночку теперь способны были разбить с десяток армейских формирований, пусть присоединился к ним маг старшей когорты Гуго Въертолакхнет – они не могли находиться во всех местах одновременно, инсектоидов у врага оставалось много, а резерв даже сильнейших магов был не бесконечным. Да и что толку от этого резерва – враги тоже не были идиотами и превосходно научились использовать гражданских для прикрытия. Не будешь же ты выжигать одним огненным ударом целый город со своими и чужими. Иногда получалось выманить иномирян на открытое пространство – тогда Мартин или Вики могли сработать и в одиночку. А на точечной зачистке сил тратилось куда больше, чем при одном мощном ударе. Ситуацию осложняла нежить. Массы нежити, которую приходилось уничтожать днем и ночью, на которую, несмотря на помощь местных служителей Триединого, постоянно оттягивались силы боевых магов. Мартин, как и все, работал на износ – ночами прикрывал войска, днем метался Зеркалами по фронту, тренировал отряды, наполовину состоящие из недоучившихся студентов и студенток магических академий, помогал в уничтожении нежити и участвовал в боях, а в свободные минуты – заряжал накопители для своих ребят. И иногда даже успевал поспать несколько часов в обнимку с Викторией. Когда она была на месте, конечно, а не выполняла свои боевые задачи, как сегодня. Вики вызвали вчера вечером. Пришло срочное донесение: колонна грузовиков с ранеными, которых по согласованию с Рудлогом вывозили за границу, попала в окружение; два отряда сопровождения ведут отчаянный бой, единственный маг погиб от истощения, но выставил над прижавшимися друг к другу грузовиками щит, который неизвестно сколько продержится. Только трое стихийников из всей блакорийской армии могли открыть к ним Зеркало, но без Мартина и Гуго Въертолакхнета назначенная на ночь операция в Льенпордте была невыполнима. Поэтому на помощь колонне отправилась Виктория, проведя сквозь Зеркало еще пятерку магов. А Мартин после ухода жены то и дело проверял ее сигнальную нить. Он знал, что Вики сильна и опытна, что резерв ее вырос, что она хладнокровно и сосредоточенно ведет бой и очень осторожна. Она переработала под себя Сашино плетение для амулета, «включающего» доспех, и теперь была втройне защищена – на ней вдобавок к броне всегда стояли и собственные щиты, и щиты Мартина. И все равно каждый раз, когда она уходила на выполнение боевых задач, ему требовалось немало усилий, чтобы не броситься прикрывать ее. С ней творилось то же самое, когда вызывали его. – Когда все это закончится, я запру тебя дома и сама год не буду никуда выходить, – сказала как-то Виктория, лежа с ним под сводами палатки, сотрясающейся от ледяного весеннего ливня. Барон только что вернулся с зачистки нежити, Вики помогала в лазарете. – Пока не привыкну, что ты никуда больше не уйдешь. Она не стала добавлять «и можешь не вернуться». Мартин и так это услышал. – Да, мой прекрасный домашний тиран, – согласился он серьезно и, преданно погладив ее по бедру, уткнулся носом в шею, зафырчал там глухо. – Предлагаю захватить поместье Макса, – бормотал он ей на ухо, заставляя улыбаться. – У него там все условия. Экология. Охрана опять-таки дубовая. Вот вернется героем, и выгоним его в люди, пора, он семнадцать лет там сидел. А сами займемся выращиванием детей. Пока штук пять не получится, не выйдем. Я буду сам их всех пеленать и на горшки сажать, клянусь. Я бы и родил за тебя, но увы, тут тебе чуть-чуть придется поучаствовать. Вики только хмыкнула и поцеловала его в лоб. Когда не оставалось сил, когда о физической близости даже думать было больно, они, засыпая, часто вот так мечтали, строя планы на «после войны», дурачились, показывая друг другу, что верят в победу, в то, что это «после» будет. Это тоже была близость, но совсем другого порядка. А пока каждый должен был делать свою работу. Когда Вики ушла выручать колонну раненых, Март остался ждать условленного времени. В два часа ночи должно было начаться наступление на темный, парализованный присутствием иномирян Льенпордт, который до войны был обычным провинциальным городишкой со старым центром и башней на площади, парой фабрик, военной частью, двухэтажной застройкой, переходящей в огороды, и кварталом пятиэтажек на окраине. Сейчас же в военной части, в ангарах рядом с техникой, держали инсектоидов, а жители, те, кто не успел или не смог сбежать, обслуживали наемников, занявших их дома. Город был грязен, пустынен и тих. Без пяти два Мартин вышел из Зеркала в центре города – и ровно через пять минут накрыл Льенпордт, часть реки и мосты через нее гигантским щитом, оставив с востока, со стороны леса несколько «ворот» для блакорийских войск. Щит получился около пяти километров в диаметре, способный не просто защитить от дождя, но выдержать удары инсектоидов и снарядов. Купол такого размера и плотности Мартин ставил впервые: после того как Марина напоила его своей кровью, резерв вырос почти вполовину. Рос он и из-за постоянной работы на пределе – каждое вычерпывание до донышка хоть и было смертельно опасным, но расширяло каналы источников и увеличивало мощь на доли процента. После того как войска вошли в Льенпордт, на улицах начались бои. Отряды при свете голубоватой луны дом за домом, двор за двором зачищали город от врагов, а из-за реки и леса уже палили орудия, которыми обзавелись иномиряне, и с их стороны на щите огненными цветами расцветали взрывы. Все повреждения были некритичными, несколько нужных часов купол простоит и задачи свои – дать время на зачистку города и приманить на прорыв как можно больше врагов из заречных, захваченных городков – выполнит. Вражеской артиллерии отвечала блакорийская из леса за городом, которую от встречного огня и налетов инсектоидов прикрывал вторым огромным щитом почтенный Гуго. Над защитой Марта кружили около полутора сотен сонных стрекоз с всадниками, быстро добравшихся сюда из ближайшего городка. К поблескивающему электрическими разрядами куполу они прикасаться опасались: по кромке уже лежало с десяток убитых инсектоидов. К утру из поселений из-за реки подошли охонги и тха-охонги, прилетели еще стрекозы со всадниками, вооруженными автоматами и гранатометами. Мартин, принимающий участие в зачистке и время от времени точечно укрепляющий щит, только что помог солдатам выжечь тройку охонгов в одном из дворов и обездвижить иномирян, отстреливающихся из-за сарая и прикрывающихся молодой испуганной женщиной. Когда он вошел в дом, чтобы найти воды (свою флягу он уже выхлебал), мимо него белкой кинулась на кухню спасенная хозяйка, с бессвязным криком пытаясь отодвинуть тяжелый комод, стоявший на люке в подпол. Когда комод отодвинули, из черноты и сырости на солдат и магов глянули чумазые и бледные лица троих ребятишек. Иномиряне скинули их сюда с началом наступления и заперли, чтобы не сбежали: детьми планировалось прикрываться, если понадобится бежать из города. Обстрелы щита из-за реки усилились, Мартина, осматривающего детей, по рации вызвали к одному из мостов – как и планировалось, едва стало понятно, что иномиряне подвели почти все отряды из ближайших городов. Барон, оставив спасенных, поспешно, обходя кварталы, где еще слышались крики и выстрелы, дошел до реки и огляделся. Светало. В паре метров от щита на мосту лежали дохлый тха-охонг и тело иномирянина – кто-то все же решил лично проверить защиту. Сильно несло муравьиной кислотой. У дальнего леса, разрезанного трассой, ведущей к столице, в серых сумерках толпились инсектоиды. Ближе пятидесяти метров от берега иномиряне их не подводили, уже зная, что на этом расстоянии уязвимы для любого мага блакорийцев, – но к мостам то и дело выдвигались небольшие отряды, выстрелами проверяли, не стал ли щит проницаемым и поспешно убирались обратно. Несколько всадников на охонгах, нервно взрывающих вязкую землю у моста, завидев Мартина, что-то заорали ему, начали стрелять из автоматов по куполу. Неслись далеко над лесом к Льенпордту еще раньяры, оживившиеся с рассветом, все сильнее говорили орудия врагов. А Мартин ждал, выплетая вязь Молота-Шквала, заклинания, которое магам с обычным резервом применять было запрещено во избежание иссушения. Да и сам Март им ранее пользовался считанные разы. Гулко грохотнуло – раз, другой, третий, четвертый… Вдалеке один за другим поднялись несколько дымных грибков, и постепенно начали замолкать орудия иномирян. В рации трескуче заговорил командующий наступлением: «Барон, диверсионными группами уничтожена артиллерия врага, пора», – и Мартин снял огромный щит и тут же ударил Молотом-Шквалом в небо. Раньяров, круживших над городом, подбросило вверх, ломая крылья и лапы, словно по всей стае врубили теннисной ракеткой, а через пару минут на улицы, на крыши Льенпордта стали гулко падать их туши и тела иномирян. Но барон оглянулся лишь раз. По его личным щитам стучали пули, а он, отмахнувшись Тараном от бросившихся на него по мосту охонгов – трескуче смялся хитин, и врагов смело в воду – сплел второй Молот-Шквал, и выстроившихся в отдалении инсектоидов снесло ударной дугой, вмесив в лес. Резерв был почти вычерпан, и пришло время накопителей. Мартин помогал своим, пока не закончилась зачистка, а орудия, скрытые в лесу за городом, не перебросили в Льенпордт, чтобы прикрывать берег. И все это время он поглядывал на сигналку Виктории. С Вики все было в порядке. А вот вторая сигналка, одна из нескольких, отвлекла его вибрацией чуть позже полудня, и Мартин, застыв лишь на миг, с тяжелым сердцем продолжил сопровождение отряда боевых магов. Он уже несколько дней знал, что Люк Дармоншир погиб, и представлял, в каком состоянии находится Марина, но не имел возможности даже позвонить, не то что выбраться к ней. И сейчас, когда она просила помощи… он обещал прийти по первому зову, но не имел права это сделать, потому что был скован другими обязательствами и ответственностью за другие жизнями. Пусть сигналка оставалась активной – значит, Марина была жива, – это не успокаивало. Город и пространство перед рекой полностью зачистили к середине дня, и на окраине уже дымили костры – сжигали трупы и своих, и иномирян. Барон, мрачный, то и дело касающийся сигналок двух дорогих ему женщин, вымотавшийся настолько, что не смог открыть к лагерю Зеркало и трясся по лесным ухабам на грузовике с ранеными, все равно после прибытия зашел в лазарет – проверить, не нужно ли кому-то из его отряда боевых магов хоть немного докачать источники, – а затем только направился к своей палатке. Виктории все не было. Он уже доел кашу, и помыл миску, и теперь пил чай, а жена не шла. Мартин ждал. Он знал, что Вики с десяток минут назад прошла сквозь его охранку, поставленную вокруг лагеря. И скорее всего она тоже сначала заглянет в лазарет. А потом уже придет к нему. На бревне, заменявшем барону лавку, стояла еще одна миска, заботливо накрытая тарелкой с толстыми ломтями хлеба и масла; парила кружка с терпким чаем, ждала своей участи банка со сгущенным молоком. И маленькая коробка шоколадных конфет, которую сунула ему мать спасенных ребятишек из Льенпордта. В темноте раздались шаги. Он поднял голову и улыбнулся. Вики, пропыленная, похудевшая, в военной форме, остановилась у дерева, к стволу которого был привязан рукомойник, и ожесточенно мыла руки, а затем плескала водой себе в лицо. И пусть под глазами у нее залегли синяки, пусть волосы были коротко острижены – она убрала их почти под ноль после того как во время боя у нее слетела заколка и пряди лезли в глаза, мешая, – она все равно оставалась для него прекраснейшей женщиной на свете. – Все удачно? – спросил барон, поднимаясь навстречу. Усталость усталостью, а впитанные с детства привычки не отменить никакой войне. – Да, – ответила она, поцеловав его в губы. От нее пахло машинным маслом, гарью, землей и потом. – Отбились. Никого не потеряли. Вывезли к рудложцам. Ты давно вернулся? – Час назад, – пробормотал Мартин, опускаясь обратно. – Сядь, поешь. Я приказал нам в бочку натаскать воды, сможем ополоснуться. – Лучшая новость дня, – усмехнулась она устало. Села рядом, прижавшись теплым бедром, взяла кусок хлеба, откусила. Задержала взгляд на коробке с конфетами, поднесла к носу одну, вдохнула и застонала от удовольствия. – Их надо есть, – заметил барон наставительно, приобнимая ее. Настроение стремительно повышалось. – Это шоколад, милая, знаешь, сладкое такое… Я, правда, выменял к ним еще бутылку вина, но ее экспроприировал Гуго. Сказал, в плату за персик, что я сожрал в его саду, когда мы искали Алекса. Вики, слушая его болтовню, ужинала, слабо улыбалась и расслаблялась под его рукой. Война изменила и его – оставив балагурство только для своих, и ее – содрав плавность, томность, сделав резкой и жесткой, как хлыст, вызывающей благоговение у подчиненных. Но наедине друг с другом они вновь становились такими, какими были раньше. Лагерь затихал, засыпая. Когда чета фон Съедентент направилась к большой бочке, стоящей у берега реки, их окликнули патрульные, но, разглядев, кто идет, отдали честь и двинулись дальше. Вода в бочке была холодной, и греть ее пришлось Виктории. Зато потом, когда они, раздевшись, поднялись по деревянной лесенке и погрузились в парящую походную «ванну», когда обнялись, приникли друг к другу под сияющим полумесяцем, мир вдруг опрокинулся на них покоем и ощущением хорошо сделанной работы. Вики прижалась щекой к груди мужа и замерла, глядя на реку. И он тоже не шевелился – горячая вода расслабляла, своя женщина рядом успокаивала, и не хотелось, чтобы кончалось время, когда они могут побыть вместе. Война словно обнулила последние шестьдесят лет их жизни, сделав незначимыми титулы, богатство, все те обиды, которые они так долго лелеяли, все комфортные мелочи, к которым они прикипели, да и привычки тоже: только и было у них теперь, что палатка и любовь. И воспринималось нынче все так же ярко, как во времена стажировок у Алмаза в университете, когда они впятером выезжали на зачистки нежити, и ели из походных котелков, и спали на голой земле… – Все чувствуется острее, правда? – тихо вторила его мыслям Виктория.