– Это Друг Воронов, – сказал он громко. – Кириатская сталь. Выкован в Ан-Монале для клана Индаманинармал, подарен мне Грашгалом Странником. Омыт кровью ящеров на побережье Раджала, в Виселичном Проломе и во время Осады Трелейна. Я и есть Рингил из дома Эскиат, что в Луговинах. Из какой-то ниши послышалось: – Он и впрямь похож на… – Да что ты? – огрызнулся Терип Хейл. – А знаешь, что я слышал? Я слышал, что Рингил Эскиат – гребаный извращенец. Это тоже правда? Рингил одарил его улыбкой. – Будь оно так, разве я пришел бы к тебе за рабыней? – Не знаю, за чем ты сюда пришел. – Хейл кивнул громиле с плетью. – Но мы это выясним. Варид! Громила пересек комнату, направляясь к Рингилу, и подошел достаточно близко, чтобы помешать ему вытащить Друга Воронов из ножен, но достаточно далеко, чтобы избежать захвата. Он действовал с мрачной осторожностью профессионала – не ухмылялся, как привратник, и не насмехался. Его бдительный взгляд свидетельствовал о закаленности в боях. Скорее всего, этот Варид когда-то был солдатом. Он кивком указал на рукоять меча. – Сними его. Медленно. Откуда-то налетел сквознячок, и огоньки ламп заплясали за решетчатыми стенками. На полу зашевелились тени. Рингил выронил из рукава драконий кинжал и быстро шагнул влево. Маджаки мастерили это оружие в последние годы войны, когда равновесие качнулось в обратную сторону. В основном кинжалы были предназначены для обрядов в честь грядущей победы, а в бою – даже ближнем – оказывались не идеальным оружием. Эгар отдал ему свой в приступе хмельного дружелюбия, у походного костра, как-то ночью на равнине Анарш. «Никакого толку от этой хреновины, – пробормотал маджак, отвернувшись. – Забирай ее себе». Фактически, это был клык младенца-дракона, треугольного сечения, с двумя зазубренными гранями и одной, заточенной до бритвенной остроты. Мастер, кем бы он ни был, вырезал у основания удобную рукоять, с обеих сторон изобразив текстуру ткани. Вся штуковина – неполных девяти дюймов длиной, достаточно маленькая, чтобы спрятать, и длинная, чтобы убить человека ударом в сердце. В свете ламп кинжал поблескивал, как мутный янтарь. Развернувшись на одной ноге, Рингил всадил его Вариду под подбородок. – Нет!!! Кто-то орал с истеричной яростью. Точно не Варид – драконий клык пригвоздил его язык к небу; рот был закрыт намертво. Самое большее, на что громила был способен, это сдавленное мучительное пыхтение, а его глаза уже закатились в глазницах, потому что острие драконьего ножа рассекло мозг пополам, войдя снизу. Кровь хлынула сквозь стиснутые зубы, словно булькающий алый источник. Рингил держал Варида насаженным на кинжал, стоя вплотную и заслоняясь его массивным телом; сморгнув кровь с глаз, он узнал голос Хейла – другие еще не видели, что происходит, и вряд ли могли отдать какой-нибудь приказ… – Стреляйте, мать вашу, стреляйте же! Случилось то, на что он надеялся. Раздался вызывающий содрогание шум и лязг – арбалеты сработали на близком расстоянии. Все три стрелка имели опыт сражений в мелких отрядах, он это понял и учел. Тело Варида дернулось от попадания. Один арбалетный болт пронзил плечо громилы насквозь и едва не отчекрыжил Рингилу нос. Два других улетели куда-то еще; он не увидел, куда. «И все-таки арбалет – ни хрена не годное оружие». Рингил улыбнулся от облегчения и почувствовал, как сердце начинает биться быстрее. Скорее ощутил, чем увидел, что люди Хейла выбегают из ниш. Они выстрелили, растратили свое преимущество – теперь дело за сталью. Он оттолкнул труп Варида, оставив драконий нож под челюстью. Пока они бежали на него, занял позицию. Мгновения битвы будто отделились друг от друга, и каждое нереальным образом растянулось … Вскинув обе руки к рукояти меча, он ощутил естественность и плавность собственных движений, схожую с плавностью хода кириатских машин, будто он сам был машиной, искусно сработанным заводным манекеном, дополняющим стальной клинок. Почувствовал знакомое прикосновение рукояти, похожее на поцелуй в ладонь, и улыбка на его лице превратилась в оскал. Ножны с холодным звоном разжали объятия. Друг Воронов вырвался на свободу. * * * «Хочешь знать, как все закончится, Гил?» Однажды вечером в Ан-Монале словоохотливый и весьма пьяный Грашгал с загадочным видом держал в черных, покрытых шрамами руках только что выкованный меч, Друг Воронов, с хитрым прищуром разглядывая продольный желобок на клинке. От отблесков огня в большом очаге с краев лезвия будто капала расплавленная сталь. Из сумрака под потолком злобно таращились резные горгульи на концах балок. «Я видел, как все закончится. Однажды в городе, где для людей подняться в воздух – не сложнее, чем дышать, где кровь отдают чужестранцам в дар, а не крадут, вооружившись заточенным железом и яростью, как это делаем мы – однажды, в таком месте эта дрянь будет висеть за стеклом, через которое на нее таращатся малыши». Держа Друга Воронов одной рукой, Грашгал лениво взмахнул им несколько раз, и меч что-то прошептал в сумерках, озаренных светом камина. «Я это видел, Гил. Они смотрят на эту штуку через стекло, и оно покрывается испариной от того, как они прижимаются носами, и отпечатки ладошек медленно тают, когда сами дети уже умчались поглядеть на что-нибудь другое. И для них он – полная бессмыслица. Хочешь знать, почему?» Рингил, вальяжно раскинувшийся в кресле, махнул рукой. Он и сам был не слишком трезв. «Нет. В смысле, да. В смысле, понятия не имею. Валяй, объясни». «В том городе, Гил, никто ничего не понимает, потому что для них это уже не имеет значения. Они не боятся стали и людей, которые ее носят, и никто из них этому не научится, потому что нет нужды. В том городе, который я увидел, таких людей больше нет. Нас там нет». «Тебя послушать, местечко зашибись, какое красивое. Как мне туда попасть? – Рингил свирепо ухмыльнулся кириатскому клановому вождю. – А, погоди – сейчас ты скажешь, что за жилье там дерут втридорога, верно? И как мне зарабатывать на жизнь, если они держат мечи в музее?» Грашгал очень долго смотрел на него сверху вниз. Потом улыбнулся. «Боюсь, Гил, ты туда не попадешь. Слишком далеко, и быстрые тропы чересчур извилисты для людей. А на прямой дороге и ты, и я станем пылью, полузабытыми сказками еще до того, как этот город начнут строить. Но его час настанет, и этот меч будет тому свидетелем. Кириатская сталь, смертоносная и долговечная. Когда закончатся войны, и даже боги забудут причиненную ими скорбь, а кириаты превратятся в миф, в который никто не верит, эта убийственная… окаянная… вещь будет висеть без дела, не причиняя вреда, выставленная напоказ для детишек. Вот как все закончится, Гил. И некому будет вспомнить, задуматься или понять, что эта штуковина может натворить, если дать ей волю». * * * Рингил пришел в движение, словно вихрь, и первого из людей Хейла встретил синеватой дугой взлетевшего клинка. Головорез занес секиру, а Рингил уже выставил Друга Воронов, отражая удар. Он парировал, сжав оружие обеими руками, жестко, целясь не в секиру, но в руку, которая ее держала. Кириатский клинок аккуратно рассек запястье. Кровь хлынула из обрубка, его забрызгало, и в душе Рингила что-то неистово-дикое завопило от восторга. Отрубленная рука продолжила падать по дуге, брызгая кровью и пачкая их обоих; секира глухо ударилась об пол. Ее владелец тупо уставился на собственные пальцы, еще сжимающие древко, и крик застрял у него в горле. Рингил рубанул по тому месту, где плечо соединялось с шеей, рассек артерию и сухожилия, прикончив врага. Следующий, с коротким мечом в одной руке и булавой в другой, уже был у него за спиной. Рингил сделал ложный выпад справа, сверху вниз и вынудил противника поднять оба оружия не туда, а потом опустил Друга Воронов низко, почти горизонтально, и замахнулся, целясь в живот. Ни один широкий меч, выкованный из человечьей стали, не позволил бы так резко сменить вектор движения; но кириатский сплав не просто позволил – он ответил на маневр песней. Удар рассек врага от бока до бока, и меч зацепил хребет, прежде чем вышел из тела. «Твою мать». Рингила прошиб холодный пот – удар вышел неряшливый, с более умелыми противниками за такое можно поплатиться жизнью. Он слишком давно не выходил на поле боя. Но это были не лучшие бойцы, и преимущество, которое давала кириатская сталь, возмещало ошибки. Освободив оружие, Рингил шагнул вперед. Головорез со вспоротым брюхом покачнулся, еще не осознав, что случилось, неуклюже попытался развернуться вслед за ускользающим противником, и тут его кишки и содержимое рассеченного желудка вывалились на ковер, а он сам, запнувшись о собственные внутренности, упал, вопя как ребенок. Третий противник Рингила отпрянул, наткнувшись на павшего соратника. Он был вооружен топором и дубиной, но, похоже, не умел обращаться ни с тем, ни с другим. Молод, лет семнадцать-восемнадцать, и от внезапного страха битвы его явно подташнивало. Рингил одолел разделяющее их расстояние, наступив умирающему на грудь, и воткнул клинок в горло юноши, чье лицо исказилось от боли. Хлынувшая кровь окрасила его одежду в черный от шеи до талии. А потом, будто вымокшая ткань стала тяжелой, он плавно опустился на пол, цепляясь за оружие, которым не успел воспользоваться. Его глаза искали лицо Рингила, губы беззвучно шевелились. Рингил уже отворачивался. Наступила передышка, и он впервые смог оценить поле боя. Металлический привкус пролитой им крови на языке, ее капли на лице. Нестройные вопли вокруг – несхожие, отрывистые куски боя. Он увидел Эрила: наемник, прижатый к стене, с кинжалами в обеих руках, отбивался от двух нападавших, рубя и пинаясь. Третий лежал в луже крови у его ног. Неподалеку от него Гирш рухнул на пол с арбалетным болтом в бедре. Над ним стоял громила с занесенным мечом. Гирш откатился, когда клинок пошел вниз, и ударил противника булавой по голени. Тот взвыл, пошатнулся, бестолково взмахнул мечом. Гирш отбил удар, приподнялся на локте и рубанул нападающего по колену сбоку. Громила рухнул ничком рядом с ним, продолжая завывать от боли. Гирш снова перекатился, забрался на врага и стал бить его по лицу булавой. Уловив краем глаза какое-то движение, Рингил вскинул меч и увидел, что Терип Хейл тыкает в него… что это, ради Хойрана, нож для чистки фруктов? Угол атаки плохой, но времени нет. Он дернулся в сторону, оторвал левую руку от Друга Воронов и отбил атаку по-ихельтетски, без оружия. Одновременно другой рукой он ударил Хейла в лицо рукоятью меча. Работорговец взвизгнул и упал. Рингил оставил его лежать и обернулся как раз вовремя, чтобы блокировать булаву Джаниша, привратника. Зацепив оружие острием клинка, увел удар в сторону и, когда Джаниш потерял равновесие, пнул его по ногам. Привратник рухнул на пол и в отчаянии попытался откатиться в сторону. Рингил нетерпеливо бросился следом и одним ударом перерубил ему хребет. Обернулся, чтобы проверить, как Гирш, но увидел еще двух «веселых девиц», которые бросились в атаку одновременно. Он оскалил зубы, заорал и, воспользовавшись мгновением форы, отпрянул в сторону, к Гиршу, увлекая за собой центр сражения. Двое, опомнившись, снова двинулись на него, но по лицам было видно, что его хищная гримаса поубавила их жажду крови. – Ну, вперед, – процедил Рингил. – Хотите ощутить кириатскую сталь в своих потрохах? Это я вам устрою, девочки. Они бросились в атаку, взбешенные от оскорбления, но было поздно. Мгновение страха подорвало их решимость прикончить этого перемазанного в крови и скалящего зубы якобы героя с кириатским клинком, который двигался так быстро, что выглядел синеватым расплывчатым пятном. Они пошли на него неуклюже, с опаской, бестолково размахивая оружием, и Рингил расправился с каждым поодиночке. Один размашистый круговой блок отправил того, что слева, под ноги товарищу. Рингил закончил маневр, ударив противника бедром и плечом, швырнув на пол. От этого спина другого бойца оказалась почти рядом с ним, и к тому моменту, когда тот сообразил, куда девался враг, Рингил ударил Другом Воронов вверх и проткнул ему шею сбоку под острым углом. Противник хотел повернуться, словно желая узнать, что за хрень случилась, и почему ему так больно. От этого движения его голова едва не свалилась с плеч: он был мертв еще до того, как рухнул на пол. Рингил огляделся, увидел, что первый из бойцов храбро встает; пнул его в лицо подъемом ботинка, а потом добавил мыском. От второго удара громко хрустнула челюсть. Времени на большее не было – в паре футов от Рингила Гиршу вот-вот должен был раскроить череп какой-то гигант с шипастой палицей. Рингил шагнул туда, низким ударом подсек гиганту поджилки, тот упал и… И внезапно – быстрее, чем он успел осознать, – битва завершилась. Рингил огляделся, пока ощущения настигали его. Да, все и впрямь закончилось. Эрил оторвался от стены, добивая последнего противника. Гирш на полу лупил гиганта с подрезанными поджилками булавой. В остальном их окружали следы кровавой бойни; где-то кто-то пытался уползти, издавая стоны. Втроем они расправились, по меньшей мере, с дюжиной врагов. Рингил смутно осознал, что запыхался. «Ну да, точно». Тяжело ступая, он подошел к противнику Эрила сзади и, усталым движением схватив его за руку с мечом, остановил битву. Головорез заорал, выронил оружие и развернулся, разинув рот от неожиданной и подлой атаки. Тут вступил Эрил, словно они были партнерами в танце, схватил «веселую девицу» одной рукой и воткнул длинный нож под грудину. Боец издал сдавленный вопль, забился в судорогах, и Эрил, прижавшись к нему, повернул лезвие, закончив начатое. Поверх плеча умирающего, стиснув зубы, наполовину сосредоточенный на убийстве, он кивнул Рингилу. – Спасибо, друг. Я уж думал, мне его не достать. Рингил отмахнулся и пошел помогать Гиршу. * * * Арбалетный болт вошел в мягкую часть бедра под нисходящим углом и застрял. За тупым восьмиугольным наконечником, торчащим по другую сторону, виднелось добрых два дюйма древка, измазанного в крови. Взглянув на это глазом опытного бойца, Рингил подумал, что арбалет выстрелил случайно, либо стрелок недостаточно натянул тетиву – с такого расстояния болт по всем прикидкам должен был пронзить незащищенную конечность насквозь, проделав дыру соответственно грубому железному оперению. Но вред оказался незначительным. Входное и выходное отверстия выглядели некрасиво и сочились вязкой кровью, но он не видел красноречивого, заметного вздутия, свидетельствующего о том, что разорваны крупные кровеносные сосуды. – Кажется, тебе повезло. – Ага, – ответил Гирш сквозь зубы. – Я так и подумал, мать твою. Рингил вернулся к трупу Варида и вытащил драконий кинжал из-под подбородка, перемазавшись в клейкой крови, а потом принялся зазубренной стороной срезать лоскуты с рубашки мертвеца, чтобы сделать из них жгут. Эрил поднялся по лестнице к двери, ведущей во внутренний двор, и прислушался, проверяя, не собирается ли кто-нибудь присоединиться к битве. Вернулся он довольным. – Наверху все тихо. Кажется, мы тут всех положили. Видать, «длинные ножки», они же «ножики» – сигнал, чтобы все, способные держать в руках оружие, явились сюда. Здорово-то как. Рингил хмыкнул в ответ, затягивая покрепче жгут на бедре Гирша. Болотник сдержал стон. Эрил подошел ближе, чтобы взглянуть. – Надо вытащить эту штуку из его ноги, – сказал он мрачно. – Если на ней есть ржавчина… – Знаю. Но если прям так вытаскивать, мы разворотим рану, а можем и задеть большой кровеносный сосуд. Нужно отрезать наконечник.