Все-все-все. Потому что кроме мамы мне сейчас не поможет совершенно никто. Наверное, тогда я и потерялась… запуталась в себе, когда мы с ней поругались. Когда она отвергла Леночку, когда хотела надавить на меня, но сейчас… сейчас… не проходит и двух гудков, как на том конце провода слышится взволнованный голос: — Мариша… — Мамочка, — держусь я из последних сил, чтобы не плакать, но слезы так и катятся по щекам. Я столько времени не слышала ее любимый и такой родной голос, что все же всхлипываю, — мамочка… — повторяю я и чувствую, что еще чуть чуть и я потеряю способность связно говорить. — Милая, Маришка моя, что случилось? — Мамочка… — кажется в сотый раз повторяю я. — можно… можно мы приедем к тебе. С… Леночкой. Мама я… — Милая, успокойся, пожалуйста. Ты где сейчас? — Я во дворе сижу. Я не хочу домой, мам. Я… мама, прости меня. — Так, Марина. Успокойся. Мне до Москвы ехать минимум два с половиной часа. Не будешь же ты меня все это время во дворе ждать. Майя живет на прежнем адресе? — Да. — Я сейчас закажу тебе такси. И жди меня у Майи. — Но откуда ты знаешь мой адрес, — глупо и, наверное, совершенно по детски ахаю я, но мне почему то так тепло и хорошо. Я снова чувствую себя маленькой девочкой, у которой в жизни есть надежная опора. — И не такое я знаю, — коротко бросает она. А затем серьезно и в тоже время тепло-тепло добавляет. — Я быстро, Марин. Заберу тебя. Тебя и Леночку. Мама скидывает вызов, а через три минуты во двор заезжает такси. Еще через три часа я уже сижу в маминой машине и, крепко прижимая к груди, очень тепло укутанную дочь, еду домой. Домой к маме. С мамой. И сейчас это решение кажется мне самым верным и правильным на свете. Потому что я знаю, что без нее, без ее поддержки я не смогу наладить свою жизнь, не смогу вернуться к той точке, с которой все пошло наперекосяк, а значит и адекватно… в любви и заботе вырастить и воспитать Леночку.