— Вот тебе и фу-фу! Р-раз — и в какую-нибудь пустыню. У него это просто. Женя недоверчиво хмыкнул. Волька снова бросил опасливый взгляд на Хоттабыча, ещё ближе придвинулся к Жениному уху: — Ты мне веришь, что я нормальный? — Странный вопрос! — Что я совсем нормальный… — Факт. — Так вот, верь не верь, а этот старичок — джинн, самый настоящий джинн из «Тысячи и одной ночи»! — Брось! — И как раз он мне на экзамене и напортил… Он подсказывал, а я должен был, как попка, всё повторять… — Он?! — Только ни слова ему, что я засыпался на экзамене. Он поклялся погубить учителей, если они меня провалят. И вот я всё верчусь, как проклятый, чтобы спасти от его колдовства Варвару Степановну. Чуть что, отвлекаю. Ясно? — Не очень. — Всё равно молчи! — Молчу, молчу! — задумчиво прошептал Женя. — Так, значит, это он меня и в Индию зашвырнул? — Ну да, он. И из Индии тебя тоже он… Он тебя, если хочешь знать, забросил туда, чтобы тебя там продали в рабство. Женя прыснул: — Меня в рабство?! Хо-хо-хо! — Тише, ещё разбудишь его! Но Волькино предостережение запоздало. Хоттабыч раскрыл глаза, сладко зевнул: — Доброе утро, о Волька. А этот отрок, заключаю я, и есть не кто иной, как друг твой Женя? — Да, будьте знакомы, — произнёс Волька таким тоном, словно дело происходило не высоко над землёй, а где-нибудь в актовом зале их школы, и представил Хоттабычу своего вновь обретённого приятеля. — Очень приятно, — церемонно промолвил Женя. А Хоттабыч маленечко помолчал, внимательно вглядываясь в Женино лицо, словно примеряясь, стоит ли этот отрок добрых слов. И, видимо удостоверившись, что Волька не ошибся в выборе друга, Хоттабыч улыбнулся самой широкой из своих улыбок: — Нет границ моему счастью познакомиться с тобой. Друзья моего юного повелителя — лучшие мои друзья. — Повелителя? — удивился Женя. — Повелителя и спасителя. — Спасителя? — не удержался и громко фыркнул Женя. — Напрасно смеёшься, — строго остановил его Волька. — Тут ничего смешного нет. И он вкратце рассказал Жене обо всём, что уже известно нашим внимательным читателям. XIX. ПОМИЛУЙ НАС, О МОГУЩЕСТВЕННЫЙ ВЛАДЫКА! Дважды попадал в тот день ковёр-самолёт в густую облачность, и каждый раз уже почти совсем высохшая борода Хоттабыча снова отсыревала настолько, что нечего было думать и о самом простеньком чуде. Ну, хотя бы о таком, чтобы раздобыть немного пищи. А голод давал себя знать. Даже Женин рассказ о том, что он пережил за последние сутки, не мог отвлечь наших воздухоплавателей от мыслей о еде. И, главное, полёту не было видно ни конца ни края. Было голодно, скучно и очень неудобно. Ковёр словно застыл на месте — так медленно он летел и так однообразна была степь, расстилавшаяся глубоко под ними. Изредка внизу неторопливо проплывали города, голубенькие ленточки рек, и снова тянулись степь, поля, поля, поля, покрытые уже пожелтевшим ковром созревавших хлебов. Из этого обстоятельства Женя сделал правильный вывод, что они пролетали над южными районами страны. Потом вдруг впереди и справа блеснула во весь горизонт бескрайняя полоса голубой воды, а слева — зубчатая линия очень далёких гор. — Чёрное море! — воскликнули в один голос и Волька и Женя. — О горе нам! — вскричал Хоттабыч. — Нас несёт прямо в море!.. Но, к счастью, своенравный воздушный поток повернул ковёр чуть налево, на большой скорости зашвырнул его в густые облака и вместе с облаками помчал вдоль Кавказского побережья. Сквозь окно в тучах Женя успел заметить промелькнувший далеко под ними город Туапсе с пароходами, стоявшими на рейде и у длинного, далеко вдавшегося в море причала. Потом всё снова скрылось в густом тумане. Одежда и обувь наших путешественников опять — в который уже раз! — обильно пропитались влагой, а ковёр до того отяжелел, что резко, со свистом пошёл на снижение. В несколько минут облака остались далеко позади. Вскоре под ковром показался в ослепительных закатных огнях знаменитый город-курорт Сочи. Всё более и более снижаясь, ковёр помчался над широкой и нарядной автострадой Сочи — Мацеста. А с ковра нашим героям, оцепеневшим в ожидании теперь уже совсем близкого рокового конца, казалось, что это автострада, густо утыканная дворцами санаториев, стремительно мчится навстречу ковру-самолёту. Показался и тут же исчез красивый мост над очень глубокой и узкой долиной. Вот уже совсем близко под ковром пронеслись верхушки деревьев. Казалось, опусти с ковра руку, и ты до них сможешь дотронуться. Промелькнула под самым ковром-самолётом громада санатория, от которой бежали к морю вниз по крутому берегу две голубоватые ниточки рельсов фуникулёра. Ещё несколько мгновений, и, подняв тучу брызг, ковёр со всего хода шлёпнулся в бассейн для плавания санатория имени Орджоникидзе. Кругом было пустынно и тихо. Был час ужина, и все отдыхающие отправились в столовую. Пыхтя и отфыркиваясь, злополучные путешественники выбрались на берег бассейна. — Могло быть хуже, — сказал Волька, с любопытством оглядываясь по сторонам. — Ага, — сказал Женя. — Могли за милую душу разбиться об какое-нибудь здание. Или об гору. Хорошо ещё, что поблизости не было ни души. Присев на лежаки, которых было здесь великое множество, наши путешественники разделись, выкрутили мокрую одежду, кряхтя и зябко поёживаясь, снова натянули её на себя и вышли за сетчатую проволочную ограду бассейна. — Мне бы только подсушить бороду, и всё бы устроилось наилучшим образом, — озабоченно промолвил Хоттабыч и на всякий случай потрогал её. — Ц-ц-ц! Она совсем сырая!.. — Поищем кухню, — сказал Женя. — Может быть, тебе позволят подсушиться у плиты… Эх, сейчас бы кусочек хлебца граммов на четыреста и граммов по двести любительской колбаски на брата!.. — Или картошки горяченькой с маслицем, — подхватил Волька. — Вы разбиваете моё сердце, о юные мои друзья! — воскликнул в превеликой тоске Хоттабыч. — Ибо это по моей вине вы… — Не по твоей, не по твоей! — успокоительно перебил его Волька. — Пошли искать кухню. Они миновали опустевший теннисный корт, спустились вниз по асфальтированной дорожке, прошли под высокой аркой, и перед ними раскрылись во всём их великолепии белоснежные, в колоннах здания шахтёрского санатория имени Орджоникидзе. Круглый фонтан, обширный, как танцевальная площадка, с тяжёлым плеском вздымал на высоту трёхэтажного дома пышные струи воды. Окна центрального здания были ярко освещены. — Мы погибли! — тихо воскликнул Хоттабыч. — Мы попали во владения богатейшего и могущественнейшего владыки… Сейчас появится стража, и нам отрубят головы… И во всём этом буду повинен я, и только я, о горе, о позор на мои седины!.. Женя прыснул со смеху, и Волька ткнул его кулаком в бок, чтобы он замолчал, не сердил старика. — Какая такая стража? Какие головы? — возразил Волька Хоттабычу. — Обыкновенный санаторий… То есть, ну, не совсем обыкновенный, а очень хороший… Хотя тут, в Сочи, кажется, все такие. — Я разбирался в дворцах, о Волька, когда не было на свете твоих прапрапрапращуров! Уж мне ли не знать, что сейчас набежит стража и… О горе нам, она уже бежит!.. Действительно, сейчас и ребята услыхали — по широкой каменной лестнице быстро, перепрыгивая сразу через несколько ступенек, спускался какой-то человек. — Джафар! — крикнул тем временем кто-то, перевесившись через балюстраду центрального здания. — Поищем вместе, после ужина!.. Никуда они на ночь глядя не пропадут!.. Джафар!.. — Вы слышали? — вскричал Хоттабыч, схватив Вольку и Женю за руки, и что есть силы потащил их сначала на боковую аллею, а оттуда в кусты. — Вы слышали? Это кричал начальник стражи… Они будут нас искать вместе после ужина, и они нас разыщут… А борода моя полна воды, словно губка, и я бессилен, как ребёнок!.. В это время взгляд его упал на два полотенца, белевших на спинке садовой скамейки.