Я почувствовала, как глаза наполняются слезами, и изо всех сил постаралась сдержаться. Может, этому человеку не нравится, когда девушки плачут? – Сударыня, – невыразительно сказал он, взглянув на меня, – если вам угодно рыдать, не сдерживайтесь. Надеюсь, у вас найдется чистый носовой платок? Если нет, я дам вам свой. Не переживайте, мне вы не помешаете. Меня не смущают женские слезы, в особенности проистекающие от разлуки с каким-то вшивым пансионом в проклятой глуши. Клянусь, я так разозлилась на него за эти слова, что мгновенно расхотела плакать. Конечно, наш городок далеко от столицы, но… Это хороший город! И учителя в нашем пансионе замечательные! Еще неизвестно, какие окажутся там, куда определит меня незнакомый отец… Может, вовсе решит обучать на дому? Это будет совсем скверно: мне не удастся быстро найти новых знакомых… Не подруг – те остались позади, но хотя бы приятельниц, с которыми можно перемолвиться словом… Я прислонилась виском к окошку кареты. Снаружи совсем стемнело, лишь мелькали огоньки, и поди угадай, что это было – чей-то дом, фонари на заставе, железнодорожный переезд? Зато в отражении отлично был виден управляющий. Я опасалась смотреть на него прямо, но вот так… почему нет? Он все перебирал и перебирал бумаги, хмурился, шевелил губами, но мне неприятно было его лицо, поэтому я разглядывала руки, и вот тут меня поджидало неожиданное открытие. В отражении мне явилось совсем не то, что я недавно созерцала вблизи! У управляющего были короткие толстые пальцы, этакие сосиски в перетяжках, с глубоко вросшими в плоть широкими плоскими ногтями, пускай и аккуратно подстриженными. В стекле же я видела крупные, но вовсе не грубые кисти, из обшлагов при движении показывались костистые запястья, и чувствовалось, что выше их руки тоже худые и жилистые, вовсе не полные, как у управляющего. Я даже рискнула покоситься на него и удостоверилась – толстые, местами поросшие шерстью, словно гусеницы волшебных синих бабочек, пальцы на месте. Как же так? Может, воображение разыгралось? Я немного подвинулась на сиденье: очень хотелось поджать ноги, но я боялась испачкать сиденье, а разуться не рискнула. Да и управляющий вряд ли одобрил бы такое поведение… Но неудобство было целью моего маневра: теперь мне видно было намного больше. В стекле отражался не управляющий. Вернее… Не могу описать! Я видела его, эти вот короткопалые руки, но они были словно набитые ватой перчатки актера из бродячего театра, играющего толстяка, а сквозь них просвечивала настоящая плоть. То же было и с лицом: я угадала, маска сидела не слишком плотно, складки собирались не так, как это бывает у живых людей, а под ней… – Перестаньте таращиться на меня, сударыня, – сказал вдруг управляющий, и я вздрогнула. Ох, не нужно было сличать отражение с истинным обликом! Хотя… какой из них истинный? – Что-нибудь не так? Вы голодны? Хотите пить? Вас укачивает? Вам нужно выйти? Пожалуйста, скажите это вслух: мне предписано делать все для вашего удобства, но, к моему превеликому сожалению, я не обучен угадывать мысли. – Нет, нет, ничего такого, господин, – поспешила я сказать. – И все же? Почему вам не дает покоя мой облик? И мое отражение? – Просто любопытство, господин… Мне показалось… Я прикусила язык, но было поздно: он впился в меня взглядом. – Что именно вам показалось? Ну же! – Это просто воображение, господин, – выговорила я. – Мне почудилось, будто в отражении вы выглядите иначе… Наверно, тени так падают, вот и… – Неужели? – Управляющий не двинулся с места, но казалось, будто он навис надо мною и впечатал в спинку сиденья каменной рукой. – И каков же мой облик там, за стеклом? Я открыла рот, чтобы описать, но тут же умолкла и виновато развела руками. – Слов нет, до чего хорош? – неожиданно улыбнулся управляющий, и выглядело это ужасно до такой степени, что меня передернуло. – В вашем личном деле отмечено, что вы недурно рисуете с натуры. Сможете изобразить то, что увидели? – Не знаю… попробую, но… – Держите. – Сильно наклонившись вперед, он передал мне твердую папку для бумаг и ручку-самописку, на которой я заметила королевский вензель. – Поосторожнее с нею. Это подарок его величества. Последний, должно быть, в его жизни. – О… – только и смогла я произнести. Королевская семья погибла совсем недавно, чуть больше года назад. В газетах писали, это была авария – локомотив сошел с рельсов. Уцелела только младшая принцесса – великим чудом, как говорили! – и я боялась представить, какой груз ответственности ей, моей ровеснице, пришлось принять на плечи с коронацией… Но у нее был регент, были надежные советники, хватало родственников, в конце концов! Неужели они позволят ей совершить ошибку? – Рисуйте, сударыня, – напомнил мне управляющий, и я неуверенно провела первую линию. Пришлось испортить несколько листов, прежде чем я приноровилась к самописке – это все-таки не грифель и не уголь. Наконец получилось что-то, отдаленно напоминающее отражение в окне, и я робко протянула рисунок управляющему. – Вот даже как… – негромко произнес он, посмотрев на изображение. – Вы это только теперь увидели? – Нет, – честно ответила я. – Еще в пансионе… Мне показалось, будто на вас маска, господин. Или даже костюм, набитый соломой: актеры в таких представляют сказочных зверей на осеннем празднике. Только они умеют управляться с лапами и хвостами, а вы как будто не привыкли, и… – Достаточно, – остановил он, и я испуганно умолкла. – Что ж… Кажется, мне наконец-то улыбнулась удача, и эта поездка не была напрасной. Привстав, он стукнул в переднюю стенку кареты, и меня вжало в спинку сиденья: казалось, кони помчались еще быстрее, чем прежде, хотя я не представляла, как это возможно. – Держитесь, – сказал управляющий, вернувшись на место и сложив столик. – Сейчас будет трясти. Вовремя он предупредил: я едва успела схватиться за сиденье и ручку на двери: мы словно выехали с ровной мостовой на бездорожье со сплошными ухабами. Подбрасывало так, что несколько раз я едва не ударилась головой о стенку кареты, а потом, когда она заложила особенно крутой поворот, меня бросило вперед с такой силой, что, наверно, я расшиблась бы, если бы не управляющий. – Посидите-ка лучше рядом со мной, – сказал он, перехватив меня точным движением. Сам он за все это время с места не сдвинулся, будто тряска была ему привычна. – И не бойтесь. Скоро это закончится. На ощупь его рука тоже никак не могла принадлежать толстяку, пальцы были жесткими и больно впивались в мое плечо, но я предпочла потерпеть, нежели летать по всей карете, как лягушка в надутом мяче. Он не солгал, трясло все меньше и меньше, покуда, как мне показалось, карета вновь не покатилась по ровной дороге, куда медленнее, чем прежде. Я невольно пожалела лошадей, которым пришлось выдержать этакую скачку по буеракам. – Прибываем, – сказал управляющий, взглянув на часы. Я всякий раз вздрагивала, когда он звонко щелкал крышкой. – Так. Раз уж вы все равно меня раскусили, сударыня, не вижу смысла продолжать этот маскарад… Я невольно шарахнулась в сторону, благо места хватало: чужой облик слезал с него клочьями. Истаяли пухлые пальцы, проявился массивный перстень на среднем пальце левой руки, опал живот, исхудали полные плечи… Удивительно, костюм не повис на нем, как на вешалке, наверно, тоже был заколдован. Изменилось и лицо – оно сделалось таким, какое я рассмотрела в отражении: сухим, скуластым, с резкими складками возле тонкогубого рта. Нос вытянулся и оказался довольно длинным, узким, с едва заметной горбинкой. И брови появились – неожиданно темные при русых волосах, с прихотливым изломом. Только глаза остались прежними – светло-зелеными, колючими. Он повернулся, и я увидела его в профиль. И вспомнила наконец, где видела этого человека. Рядом со мной сидел всемогущий канцлер, правая рука покойного короля и регент юной королевы… Наверно, нужно было упасть в обморок от потрясения, но я настолько опешила, что даже забыла испугаться, а когда вспомнила об этом, дверца кареты уже открылась, и слуга подал мне руку в белой перчатке, чтобы помочь выйти. Ночь вокруг сияла огнями. Наш маленький городок не светился так даже во время праздников, а здесь не было видно звезд, и небо казалось лиловым от обилия огней. Я повернулась, и вот тут-то у меня подогнулись колени: это здание я много раз видела на картинках и на снимках. До него было не близко, но… – Зачем я здесь? – только и смогла я выговорить. – Узнаете, – негромко произнес канцлер и предложил мне руку. Ничего не оставалось, кроме как взяться за его локоть. Сбросив личину, он остался невысоким – для мужчины, конечно же. Я помнила снимки в газетах, покойный король был на целую голову выше. Впрочем, я все равно едва доставала канцлеру макушкой до уха. – Не переживайте, сударыня, ваши сокровища останутся в целости и сохранности. – Я вовсе не переживаю, ваше превосходительство, – дрогнувшим голосом ответила я. – Неужели ваши слуги позарятся на мои безделушки? Лишь бы не выбросили, как ненужный хлам. Он едва заметно улыбнулся и увлек меня по дорожке во тьму. Я все оглядывалась на Королевскую лестницу, и, наверно, канцлер заметил это, поскольку сказал: – Не смотрите туда, сударыня. Там вам делать нечего. – Простите, ваше превосходительство, – выговорила я. Бесконечная сверкающая лента Королевской лестницы вилась в темноте, и я не могла вообразить, как же всходили на эту немыслимую высоту монархи в полном церемониальном облачении, если оно весит, наверно, как я сама с двумя саквояжами… – Я просто не думала, что она настолько… настолько длинная! – Вы даже не представляете насколько, – обронил он после паузы и вновь повлек меня за собой. Здесь, в ухоженных зарослях прятался вход в небольшой домик. Кажется, подобные назывались охотничьими, ну да какая охота посреди города? А может, это просто флигель или пристройка для слуг, как поймешь? Но чем бы ни было это строение, внутри оказалось удивительно красиво. Один мозаичный пол чего стоил… – Нэна, – негромко произнес канцлер, и я обнаружила рядом с собою рослую женщину в скромном платье. Похожие носили горничные в пансионе, только это было сшито из куда более дорогой ткани. Что там, намного лучшей, чем мое собственное! – Проводи гостью в ее покои и позаботься о ней. Та молча поклонилась. – На дворе глухая ночь, – сказал он, обращаясь ко мне, – и вам давно пора спать. Я рассчитывал, что вы вздремнете в карете, а поутру… Впрочем, не важно. Поговорим, когда выспитесь, а покамест отправляйтесь с Нэной, сударыня. Я кивнула, потом спохватилась, сделала реверанс – канцлер вряд ли увидел его, он уже повернулся спиной – и поплелась за горничной. Та оказалась молчалива: проводила меня в комнату, помогла умыться с дороги, подала стакан теплого молока и булочку, потом принесла ночную одежду и уложила спать… и все это безмолвно. Я пыталась спрашивать у нее о чем-то, но Нэна лишь сдержанно улыбалась и продолжала делать свое дело. Нескольких попыток хватило, чтобы удостовериться: она и слова не скажет, пока ей не прикажет хозяин. А может, она вовсе немая? Постель оказалась непривычно мягкой, я тонула в подушках, одеяло казалось сугробом, под которым немудрено потеряться… Сна не было ни в одном глазу. Я пыталась считать единорогов, честных чиновников и прочих волшебных существ, но не могла сомкнуть глаз. Скорее бы утро… Совсем измучившись, я слезла с огромной кровати, надела платье прямо поверх ночной рубашки и выглянула в коридор. Я понимала, что поступать так не следует, что меня за это отругают, накажут или вовсе вышвырнут прочь, но лежать и таращиться в потолок было выше моих сил. Босые ноги зябли на каменном полу, зато ступали бесшумно, поэтому я, выйдя на лестницу, услышала голоса прежде, чем меня заметили, и присела за балюстрадой, ловя каждое слово. – Удивительное совпадение, мэтр, – негромко произнес канцлер. Его голос я хорошо запомнила, а еще он всегда делал заметную паузу перед тем, как поименовать собеседника, словно сомневался, правильно ли помнит его звание. Или – достоин ли человек этого самого звания? Наверно, это изрядно пугало придворных. – Думаете, повезло наконец? – ответил хрипловатый старческий голос. – Она разглядела меня под личиной, мэтр. А если этого мало, то вот вам еще: она увидела Королевскую лестницу. Спросила еще, неужели та в самом деле настолько длинная. – Однако… – Завтра… вернее, уже сегодня посмотрите сами на это юное дарование. Если и она не подойдет… Право, нет больше моих сил искать замену! – Постараемся приспособить эту. Раз уж она способна видеть, то хоть на что-то сгодится, а там, будем надеяться, все придет в норму. – Голос старика помягчел, в нем зазвучали заботливые нотки. – Я понимаю, Одо, насколько тебе тяжело. Я состоял регентом при бабушке нынешней королевы, пусть и недолго, но… – Именно, – после паузы ответил канцлер. – Недолго. И она… Он осекся, и все стихло. Я тоже замерла в своем укрытии, надеясь, что не выдала себя ни шорохом, ни вздохом, но… Ничего не вышло. – Вам велено было идти спать, сударыня, – сказал канцлер, остановившись передо мной. Я не расслышала его шагов, клянусь! – Что вы делаете здесь в такое время? Стараетесь рассердить меня настолько, чтобы я с утра пораньше отправил вас обратно в приют… то есть пансион, конечно же, под крыло почтенной госпожи Увве? Я не нашлась с ответом. Даже на прогулки во сне нельзя было списать мое появление здесь: я ведь оделась, а лунатики бродят, как есть…