2 В пятницу, через два дня после среды Скрещенных Мечей, скудное зимнее солнце робко выглянуло из-за горизонта над Южным и Восточным Мардианом. Однако лучи его распространились повсеместно. Они играли на чашках с кофе в доме преподобного отца мистера Сэмюэла Стейне, на рядах бутылок в баре гостиницы «Лесной смотритель», на наковальне в Кузнецовой Роще… У себя дома в Йоуфорде доктор Оттерли с одобрением смотрел в окно, любуясь ясной погодой. Там же, в Йоуфорде, щурился на солнышке Саймон Бегг, который занимался починкой колеса докторского автомобиля. Саймон думал об открывавшихся перед ним блестящих возможностях, связанных с Кузнецовой Рощей, и в то же время чувствовал себя неловко оттого, что в такие дни может испытывать радость. Тем не менее за работой он что-то весело насвистывал. Трикси у себя за стойкой тихонько напевала, мальчик-половой тоже свистел. Камилла, стоя у окна, расчесывала волосы и при этом повторяла речевое упражнение: «Полли с Билли, Молли с Вилли все тарелки перебили…» Она думала о своей безумной любви и, так же как Саймон, чувствовала неловкость оттого, что способна в такие дни радоваться жизни. Леди Алиса очнулась от дремоты и на мгновение ощутила собственную старость и дряхлость. Но тут она увидела малиновку за окном, услышала громкую перебранку гусей, шаги Дульси в столовой — и приступ хандры сразу прошел. Но кажется, истинная причина такого облегчения была другой. Леди Алиса вспомнила вчерашний званый обед. Ее гость, кажется, остался доволен. Вот уже тридцать лет, как у нее не было такого внимательного слушателя. Хороший он парень — тут уж ничего не скажешь. Под словом «хороший» госпожа Алиса подразумевала «решительный». А что он там говорил под конец? Что собирается сегодня днем устроить повторный Мардианский моррис. Леди Алиса не переживала смерть Лицедея так остро, как более молодые свидетели несчастья. Она не испытывала ужаса от мысли, что во дворе ее собственного дома человеку отрубили голову. Она была уже не способна на такие переживания, как ужас. Единственное, что она чувствовала сейчас, это необычайную приязнь, и связывала это со вчерашним посетителем. Давно уже она не знала подобной радости… «Пора завтракать», — подумала она и дернула шнур. Дульси услышала из столовой, что в комнате для прислуги надрывается колокольчик. Она встала и собрала на серебряный поднос все необходимое: овсяную кашу, рисовый салат, мармелад, кофе. Вошла старая горничная и понесла поднос госпоже Алисе. Дульси осталась наедине со своими мыслями, и главной среди них была надежда, что полиция не поймает убийцу слишком быстро. Она смахнула крошки со стола. Ведь тогда старший инспектор, перед которым она вчера предстала светской дамой, уедет по другому делу… Ральф Стейне взглянул через стол на своего отца, который, как он заметил, не притронулся к завтраку. — Какой-то у тебя несчастный вид, па, — обеспокоился он. — Что-нибудь случилось? Отец поднял на него взгляд — лицо у него было бледное и озабоченное. — Нет, дружочек мой, — покачал он головой, — ничего не случилось. Вернее, случилось, только не со мной — я все думаю про тот злосчастный вечер… — А-а, про тот… — протянул Ральф. — Да-да, конечно. Я-то думал, что… — сбивчиво продолжил он, пытаясь перехватить взгляд отца, — что с тобой и правда что-то случилось. Да, я понимаю — все это ужасно, бедный старик Лицедей… Бедняга. Ужасно, ужасно… — Прямо из головы не идет. Извини, старина, но я просто в толк не возьму, как тебе удается… гм… сохранять такой бодрый вид. — Мне? Знаешь ли, возможно, это покажется тебе слишком жестоким, но понимаешь, па, если в жизни часто сталкиваться с чем-нибудь ужасным, то уже смотришь на все по-другому. А я сталкивался. На поле боя. Готов поклясться чем угодно, мне было страшно жаль старика, но переживать по поводу того, какой у него был ужасный вид, мне — вот ей-богу — даже в голову не приходило. — Пожалуй. Да, пожалуй. — Если бы люди не были толстокожими, — продолжал Ральф, — они бы просто сошли с ума. Возьми, к примеру, войну. Симми-Дик подтвердит. И Эрни с Крисом. А ведь это их отец. Да тебе любой это скажет, кто вернулся с войны. — Может быть, может быть. Ральф встал. Расправив плечи, он в упор посмотрел на отца: — Вот кто действительно испытал настоящий шок — так это Камилла. — Понимаю. Бедное дитя. Может, мне стоит поговорить с ней, Ральф? — Пожалуй, — сказал Ральф. — Хорошо бы было. Вот пойду прямо сейчас и скажу ей. Она будет очень рада. Отец сразу разволновался и сказал: — Милый друг, ты, случайно, не… — Да, папа, — перебил его Ральф. — Боюсь, что да. Я сделал Камилле предложение. Отец встал и подошел к окну. За окном, весь белый от снега, стоял сад. — Лучше бы ты этого не делал, — со вздохом сказал он. — Дульси вчера что-то насчет этого намекала. Мне кажется, что я… гм… как церковнослужитель, не подвержен какому-либо снобизму. Я все понимаю. Камилла — прекрасная девушка, и, не будь других обстоятельств, я был бы просто счастлив видеть вас вместе… — Он взъерошил свои жиденькие волосы и печально продолжал: — А больше всех по этому поводу переживает леди Алиса. — Боюсь, что госпоже Алисе придется с этим смириться, — сказал Ральф, и в его голосе послышались звенящие нотки. — Очевидно, она прослышала, что мы встречались с Камиллой в Лондоне. Она уже пыталась читать мне нотации. Но скажи мне, па, по-честному — при чем тут, собственно, тетя Акки? Разумеется, она у нас замечательная. Я восхищаюсь ей. Но нельзя же воспринимать ее как оживший родовой тотем. Хотя вид у нее для этого вполне подходящий. — Дело не только в ней, — с еще более несчастным видом проговорил отец. — Понимаешь, Ральф, ведь есть кое-кто… Ты уж меня прости, сын, но позволь тебя спросить… Разве у тебя нет… — Мистер Стейне запнулся и беспомощно посмотрел на сына. — Ну, ты понимаешь… — запинался он. — Ходят слухи. Я не хотел слушать, но все равно… Ральф догадался, к чему он клонит: — Ты про Трикси Плоуман, да? — Да. — А от кого ты слышал? Пожалуйста, скажи. — Старик Вильям говорил. У Ральфа перехватило дыхание. — Этого я и боялся, — вздохнул он. — Он был по-настоящему взволнован. Говорил, что его долг — рассказать все мне. Ты же знаешь, каких он серьезных взглядов. Вероятно, Эрни видел вас вместе с Трикси Плоуман. Старик Вильям был еще сильнее обеспокоен тем, что в прошлое воскресенье. — Нет, это невозможно! — возмущенно воскликнул Ральф. — Кажется, мне просто на роду написано «проклятие Андерсенов» — как выражались в пьесах эпохи Реставрации. Нет, па, даже бесполезно тебе объяснять… Ты только расстроишься. Я же знаю, что ты воспримешь эту историю с Трикси не иначе как… ну, как… — Как грех? Но это так и есть. — Но это же было просто мимолетное увлечение — со всеми такое бывает. И у самой Трикси было то же самое. Все произошло так естественно… Она просто уступила. — Надеюсь, ты не ждешь, что я разделю эти взгляды. — Нет, — подтвердил Ральф. — Это выглядело бы нелепо… — Не важно, как бы это выглядело. Важно, как ты поступил. Важен живой человек, девушка — Трикси. — Да с ней все в порядке. Правда. Она собирается обручиться с Крисом Андерсеном. Пастор на мгновение зажмурился. — Эх, Ральф! — вздохнул он, а затем добавил: — Вильям Андерсен запретил ему. Он говорил с Крисом в воскресенье. — Да, но теперь-то в любом случае они смогут это сделать, — возразил Ральф и тут же устыдился своих слов. — Прости, па. Я не хотел, я не думал, что все так… Ну послушай, теперь все уже давно прошло. Я ведь тогда еще не был знаком с Камиллой. Я правда ужасно жалел об этом — потом, когда уже полюбил Камиллу. Разве это не засчитывается? Пастор печально взмахнул рукой. — Я говорю с чужим, — сказал он. — Я тебя теряю, Ральф. И это ужасно. В глубине комнат раздался звонок. — Телефон починили, — грустно сказал пастор. — Я послушаю. Ральф вышел и через некоторое время вернулся, весьма озадаченный. — Звонил Аллейн, — сказал он. — Он из Скотленд-Ярда. После обеда они будут ждать нас в замке. — В замке? — Мы будем исполнять танец Пятерых Сыновей. Специально для них. И тебя тоже просили прийти. — Меня? Но зачем? — Потому что ты свидетель. — О господи! — Наверное, они всех созовут — вплоть до миссис Бюнц. Ральф подошел к окну и встал рядом с отцом. Вдалеке, возле Восточного Мардиана, виднелся дымок — там была гостиница. Подкрепившись с утра чайком, Трикси проверила, хорошо ли разгорелся в камине огонь. Перед этим она отнесла в комнату миссис Бюнц завтрак. Поведение ее при этом было несколько странным. Остановившись перед дверью миссис Бюнц с бидоном горячей воды, она стала напряженно вслушиваться в то, что происходит в комнате. Девушка нисколько не выглядела робкой или смущенной, напротив, выражение ее лица было полно мрачной сосредоточенности. По другую сторону двери миссис Бюнц звякала ножом о тарелку и чашкой о блюдце. Затем последовала серия звуков, означавших, что она поставила поднос на пол рядом с кроватью. Затем послышался скрип матраса, тяжелый глухой стук и звуки шагов босыми ногами. Трикси затаила дыхание и еще сильнее прислушалась, а затем без всякого стука распахнула дверь и вошла. — Вы уж меня извиняйте, мэм, — пропела Трикси. — Извиняйте, ежели что не так. — Она прошла к умывальнику, поставила бидон с водой и, прошествовав мимо миссис Бюнц, вышла из комнаты, осторожно прикрыв за собой дверь. После этого она сразу побежала в заднюю комнату, где Аллейн, Фокс, Томпсон и Бэйли уже закончили завтракать и теперь обсуждали распорядок на день.