Гримнир за пару шагов преодолел расстояние между ними; девушка пискнула, когда он схватил ее за шею и с силой прижал к стене. Пальцы на горле не дали ей вскрикнуть, перед глазами заплясали огни. – Вам, христоверам, так не терпится скорее помереть. Окажи своего любимому Распятому Богу услугу и встреть смерть на ногах. Пусть ублюдок отработает свой хлеб! Свободной рукой Гримнир залез ей под одежду. Она попыталась вывернуться, отбиваясь и царапаясь. Когда пальцы коснулись ее естества, ей стало дурно. Но этим все и закончилось. Гримнир убрал ладонь и поднес к глазам пальцы. Они были влажные от крови. Ее лунной крови. – Думаю, мы друг друга поняли, – рыкнул Гримнир, нарисовав испачканным пальцем Око у нее на лбу. – Я знаю, кто ты. Я поставил на тебе ту же метку, что и на этой пещере, маленькая тупица. Я убил твоего покровителя. Теперь ты моя. Так как тебя зовут? По-настоящему. – Эт-тайн. Меня зовут Этайн. Гримнир кивнул и отпустил ее; девушка сползла на холодный пол, утирая лоб и всхлипывая, а он подошел к корзинам и начал копаться в их с Ньялом вещах, словно в военных трофеях. Он отложил в сторону еду, сунул за пазуху несколько монеток, завернутых в старую рубаху Ньяла, и, сломав их резной крест, отправил его к хворосту. Свитки и книги он небрежно откинул, распотрошил связку отличного пергамента, который они несли в дар отцу Гуннару из Роскилле, зато осторожно положил рядом с едой два маленьких глиняных сосуда с чернилами. Этайн перестала плакать. Ты не какой-то жертвенный баран, ты слуга Господа! Поднимайся! – сказала она себе. Стиснув зубы, она поднялась на подгибающиеся ноги и, пошатываясь, подошла к Ньялу. Упала рядом с ним на колени. По ее щекам против воли вновь побежали слезы. После резни в Эксетере он был ее хозяином, потом стал ей защитником – и, наконец, братом во Христе. А когда по ночам ей было невыносимо тошно от тяжести своих грехов, то Ньял становился для нее и отцом, которого у нее никогда не было: он обнимал ее, утешал, напевал ей, словно ребенку. Этайн закрыла ему глаза, сложила руки вдоль тела. – Отец наш Небесный, – прошептала она, перекрестившись, – по воле Твоей приходим мы в мир. Провидение Твое ведет нас по жизни нашей, и волею Твоей мы обратимся в прах. – Почему ты рыдаешь над этой свиньей, подкидыш? Он что, не сидит теперь по правую руку от вашего Распятого Бога? Ха! Вот услужил я этому клятвопреступнику! – Он не нарушал своих клятв! – возразила она. – В отличие от тебя! Ты оказал нам гостеприимство, а сам убил Ньяла, когда тебе захотелось! Тебя проклянут и мой бог, и твои боги! – Гостеприимство закончилось, когда взошло солнце, – ответил Гримнир, пнув пустые теперь корзины. – И думаю, что когда твой приятель родился, его идиот папаша посвятил его жизнь службе тирану Одину – скорее всего, он даже принес эту клятву вновь, когда плавал с этим глупцом Олафом. Что стало с той клятвой, когда он принял твоего Белого Христа? – Нельзя нарушить клятву, данную ложным богам! – Ложным, говоришь? Уверена в этом? – он повернулся на пятках, широко разведя руки. Костяные диски и серебряные бусины в его волосах звонко застучали. Гримнир задрал голову и крикнул в небо: – Я убил твоего слугу, приколоченный к столбу ублюдок! Где же твоя быстрая и ужасная месть? Вот он я! Боишься меня? – Эхо его вызова стихло в вышине. – Ха! Так я и думал. Этайн поднялась и сжала кулаки. В голубых глазах застыл смертельный холод. – А что насчет твоего драгоценного Одина? Где он? Он не станет защищать свое имя? Не поразит… В это же мгновение Гримнир ударил ее по губам; девушка покачнулась и упала бы, но он не убрал руки и подтащил ее к себе за подбородок – достаточно близко, чтобы почуять его зловонное дыхание. Взгляд красных глаз встретился с голубыми. – Вот видишь. Можно сколько угодно оскорблять Распятого Бога. Но тронь богов Севера, и их месть обрушится мгновенно, маленькая тупица! Он оттолкнул Этайн; она снова чуть не упала, но сумела устоять. Гримнир исчез в темноте пещеры, однако очень скоро вернулся, неся с собой свое добро: сумку из почерневшей от времени кожи, увешанную всевозможными амулетами. Там были нити волчьих и медвежьих зубов, костяшки человеческих пальцев с вырезанными на них рунами, рыжие и светлые скальпы со свисающими полосками кожи. Сверху красовалось нарисованное Око, но под ним была печать: выцветшая бычья голова и латинские буквы. LEGIO XIX. Этайн наблюдала, как он раскладывает в сумке их с Ньялом вещи, закрепляет топор Ньяла привязанными к ней ремнями. Он работал быстро. Закончив, он опустился на колени и уставился на Этайн тяжелым взглядом. Она почти видела, как под этим звериным черепом перекатываются мысли. – Теперь ты меня убьешь? – помолчав, спросила девушка. – Или решил продать меня язычникам? – Ты из Англии, – ответил он, поднимаясь. Она предугадала его слова. – Я не пойду с тобой. Мне нужно… нужно похоронить Ньяла и продолжить свой путь. – Этайн снова присела у тела Ньяла, будто надеясь, что он защитит ее, как делал это всегда. – Нас… Нас ждут в Роскилле. Гримнир положил руку на потертую рукоять сакса. – А ты все делаешь по правилам, да? Забудь об этом. Сейчас вопрос в том, пойдешь ты сама или мне связать тебя, как свинью, прежде чем тащить в Англию. Этайн опустила голову для молитвы и прикрыла глаза. Какая участь ее ждет? Вернуться на ненавистную землю такой же пленницей, какой она была, когда ее покидала, – или даже хуже? Она молила Бога подать ей знак, но слышала лишь, как Гримнир нетерпеливо постукивал черным ногтем по головке рукояти. – Ну так что? Этайн наконец открыла глаза. – Я пойду по своей воле, если ты поможешь мне похоронить Ньяла. Гримнир перевел взгляд на труп и обратно. – Дай слово. Поклянись своим Распятым Богом. – Клянусь. Прежде, чем она успела опомниться, Гримнир преодолел расстояние между ними и схватил ее за медные волосы. Он вздернул ее на ноги, с силой оттянул голову назад. От такой жестокости девушка ахнула. – Нарушишь клятву, – прошипел Гримнир, – и я своими руками восстановлю справедливость за твоего жалкого Христа так же легко, как и за Одина. Поняла? Этайн кивнула. Она вдруг осознала, что молится о наступлении конца света… Глава 6 Этайн ошибалась, когда думала, что Гримнир выйдет из пещеры, выкопает в промерзлой земле могилу и поможет ей опустить туда Ньяла. Вместо этого он отцепил от сумы топор и в считанные минуты повалил мертвое дерево. Он легко рубил ветви и рассекал шишковатый ствол ударами, которыми можно было расщепить и окованный железом щит. Этайн смотрела с недоумением. А потом поняла. Перед глазами встал погребальный костер, и Ньял, горящий на нем, словно его предки-язычники. Гримнир собирался его сжечь! – Нет! – крикнула она. – Его нужно похоронить! Похоронить в земле, целым и невредимым! Лицом к востоку, чтобы в Судный день он смотрел на восходящее солнце и приветствовал сошедшего на землю Христа! Гримнир замер. Сплюнул. На мгновение показалось, что он начнет спорить, но он лишь поднял голову и огляделся. Кажется, он остался доволен увиденным. Кивнул ей. – Тогда уложи его как положено, – сказал он, махнув рукой. – Надо прихорошить его к приходу вашего Распятого Бога. Он вонзил топор в дерево и присел на пень. Этайн нахмурилась, но подошла к раскиданным Гримниром вещам и кое-что забрала: его одеяло, флягу воды, два добротных холстяных полотна, в которые был завернут порванный теперь пергамент, тонкую Библию в потрепанном кожаном переплете – неполное Евангелие от Святого Иоанна, по которому она учила Ньяла читать, – и сломанный резной крест. Увидев эти кусочки дерева, она не удержалась и всхлипнула. Ньял так гордился своей работой. Невозможно было без слез смотреть на обломки его творения. Она положила вещи около тела друга. Оно все еще было теплым, конечности податливо гнулись, когда Этайн распрямляла ноги и укладывала руки по бокам. Она положила его голову прямо. Намочила один кусок холстины и отерла как могла кровь с лица. Затем накрыла вторым куском его гордое лицо. Накинув на него одеяло, Этайн положила Ньялу на грудь Евангелие и куски разбитого креста. – Восток в той стороне, – буркнул Гримнир, указывая вглубь пещеры. – Его нужно похоронить в земле, лицом к востоку, – отрезала Этайн. – Надо отыскать поблизости мягкую землю, может, ближе к пескам у фьорда. Гримнир поднялся и подошел к телу Ньяла. Этайн подвинулась, и он, нагнувшись, схватился за лодыжки дана, развернул его так, чтобы тот лежал ногами на восток. – Он уже в земле, – бросил Гримнир. – Нет смысла таскать эту тушу по всей округе. Собирай вещи, и пошли. Ты и так уже потратила уйму времени. – Ты хочешь его так бросить? Ах ты, подлая тварь! Ты пообещал, что поможешь мне его похоронить! – Да. Мы и похоронили – в гробнице, достойной короля. – Гробнице? Это не гробница, это просто… – Сказал гробница, значит, гробница, – оборвал ее Гримнир. – Если не нравится, то давай просто сожжем никчемного ублюдка! Выбирай! Но выбирать здесь было не из чего. Этайн это понимала и предполагала, что и скрелинг тоже знает. Сжечь человека – все равно, что предать его анафеме. Как бедный Ньял восстанет из мертвых и соединится со своей душой в Судный день, если у него не будет тела? Нет, эта дикая пещера должна стать ему усыпальницей; такой же скромной усыпальницей, как у самого Спасителя. Этайн вздохнула. Она присела у тела Ньяла и вновь аккуратно выпрямила его конечности. Затем нагнулась и поцеловала его лоб сквозь холстяное полотно. – Наше путешествие окончено, добрый друг, – прошептала она. – Ступай с Богом, и да пребудет твоя душа в Его Царствии вечно. Но стоило ей подняться, и случилось кое-что странное. Это вселило в девушку надежду, но и напугало не меньше: Ньял тихо застонал. Девушка застыла; она мельком оглянулась через плечо, проверяя, не услышал ли этот стон ее тюремщик. Но Гримнир снова деловито копался в остатках их вещей. Он взял на себя труд забрать и положить в мешок кое-какие вещи, принадлежавшие, по его мнению, Этайн. Девушка быстро повернулась к Ньялу. Немного поколебавшись, она положила дрожащую руку ему на грудь, словно благословляя. Под клетью ребер слышалось слабое биение сердца. Этайн отдернула ладонь, будто обожглась. – Боже милостивый, – пробормотала она, не зная, что теперь делать. Она была уверена лишь в одном: если Гримнир приблизится и догадается, что Ньял еще жив, то добьет его. Но если не заняться его ранами, то он, наверное, все равно умрет. Мучительные мгновения, казалось, обернулись часами, пока Этайн пыталась угадать, чего хочет от нее Господь. Но его воля проявила себя через скрелинга. – Поднимайся! – резко потребовал он. – Ты и так просидела слишком долго. Мы впустую тратим день. И вдруг Этайн ясно поняла, как ей поступить. Нужно вверить Ньяла в руки Господа и идти за Гримниром. Если она останется, они могут погибнуть оба. А если пойдет, то шанс выжить будет хотя бы у одного. Она кивнула. Еще раз склонившись к Ньялу, девушка прошептала: – Найди меня, Ньял Рыжий, сын Хьялмара, убийца принца Эотреда из Вэрхэма, Бич Эксетера. Найди меня, если того хочет Бог, – она вновь поцеловала его в лоб, поднялась и повернулась к Гримниру. – Я готова. Он кинул ей сумку с ее вещами, взвалил на спину свою и кивнул на выход из пещеры. – Сначала ты. Молясь про себя Господу, Этайн протиснулась мимо него и начала карабкаться по ступеням, предоставив Ньяла его судьбе. «А меня – моей», – подумала она, бросив взгляд на распростертую внизу фигуру. – «Если Богу будет угодно, он сведет нас вновь».