Коршун коротко улыбнулся гостю, не меняя позы. Воевода помахал рукой, не отрываясь от бокала с выпивкой. Пан вообще не обратил на Синклера никакого внимания, он кутался и непрерывно ворчал. Синклер привстал, склонил голову и уселся обратно. – Наш добрый друг Синклер уверяет, господа, что скоро в сторону Красноармейска двинутся орды эмиссаров Стазиса и мы будем сметены, – сказал князь, развел руками и виновато улыбнулся. – Владимир, насколько это возможно? – Невозможно решительно, – отозвался воевода. Он изучал свое отражение в бокале и немного улыбался сам себе. – Я докладывал, ваша светлость. Недавно я запустил новую и совершенно прекрасную систему мотоциклетного дозорного патрулирования на западной, на минуточку, границе. Это раз. Никто не пройдет незамеченным. Западная граница укреплена великолепными глубокими вырытыми рвами и деревянными защитными дзотами. Это два. Стены города очень крепкие, в расположениях тысячи верных вам храбрых бойцов, вооруженных оружием, бесстрашно бившихся в битвах. Это три. – Ваше патрулирование. Дерьмо, – сказал Синклер. – Пять слонов. В ряд пройдут. Дойдут сюда. Никто не заметит. – Я бы попросил, – сказал воевода. Он презрительно посмотрел в сторону, не удостоив Синклера даже взглядом. – А если эмиссаров придут прямо-таки невозможные тысячи? – спросил князь. – Владимир, на сколько существ рассчитана наша оборона? – Про оборону лучше бы рассказал мастер обороны, решительно, – признался Владимир. – На вас его полномочия и обязанности, пока он в отъезде, воевода. – Совершенно верно, – сказал воевода. – Я хотел сказать, что мастер обороны лучше меня рассказал бы про стратегические моменты, но всей полноценной информацией я тоже владею. Стены выдержат очень много, прямо-таки до неприличия много существ. Откуда им взяться в таком неисчислимом количестве, ваша светлость? – Пятьдесят тысяч. Выдержат? А сто? А откуда. Они вообще изначально. Взялись? – спросил Синклер с раздражением. – Я прошу меня решительно извинить, княже, но ваш гость меня постоянно перебивает. Я не могу работать в такой обстановке мрачного недоверия и постоянных попыток невозмутимого и очевидного попрания моего авторитета как воеводы доблестного князя Хлеборобов, – сказал Владимир. – Приношу извинения, воевода, – сказал Синклер. – Извинения приняты, – ответил князь за воеводу. – Перестаньте перебивать и обижаться. Как дети малые, честное слово. Виталий Александрович, вопрос вам. Что слышно о ситуации в Москве? – Быть может, наш гость сначала изложит свою версию? – спросил Коршун. Он сладко улыбнулся, рассматривая свои ногти. – И то верно, – согласился князь. – Синклер, расскажи сначала, будь добр. Синклер тяжело вздохнул: – Господа. Мне непросто говорить. Как видите. Дефект речи. Контузия. Наберитесь терпения. – Мы очень внимательно слушаем вас, Синклер, – ласково сказал глава службы княжеской безопасности. – Продолжайте, мы не будем перебивать. «Змей. Ты-то хорошо знаешь, какая у меня там контузия, сволочь», – подумал Синклер. – Угу, – сказал воевода. – Так в чем сыр-бор? – недовольно спросил пан Корча. Синклер прочистил горло и продолжил: – Прошлую неделю. Провел в Москве. Дошел до Кремля. Исходил ее всю. Едва ушел живым. Вы все знаете. Главный очаг – Москва. Вы живете рядом. Вы хорошо знаете. Воевода важно покивал. Князь начал скучать и ковыряться зубочисткой из канапе. – Я тоже знаю. Москва изменилась. Стазис идет. Прорыв будет жуткий. Тьма эмиссаров. Стоят строем. Десятки тысяч. Не бродят. Ждут приказа. Смотрят на восток. Я много путешествовал. Я изучал Стазис. Перед атакой. Во время волнений. Эмиссары поют. Слышали песни эмиссаров? – Да уж, приходилось слышать много раз и неоднократно, – сказал воевода. – Твари эти всегда воют. Спать мешают, – сказал пан Корча. – Кажется, что вой, – согласился Синклер. – Не просто вой. Он имеет тональности. Оттенки смысла. Я могу уверенно. Сказать, что сейчас. Эмиссары Москвы. Поют боевой клич. Песню Грядущего Покоя. Атака скоро. – Это все, Синклер? – спросил князь. – Признаться, я ожидал более подробного изложения и более весомых аргументов. – Есть и еще, – сказал Синклер. Коршун кашлянул и робко поднял руку, как школьник на уроке. – Князь, могу я задать вашему гостю несколько вопросов? – Для этого я вас и позвал, Виталий Александрович, – сказал князь. – Синклер… кажется, вас так зовут? – спросил Коршун. «Ты же прекрасно знаешь, как меня зовут», – подумал Синклер. – Да, – ответил он. – Могу я попросить вас снять перчатки и положить вашу левую руку в центр стола, чтобы все присутствующие могли ее наблюдать? «Пакость очкастая», – подумал Синклер. – Зачем? – спросил он. – Вы увидите, – сказал Коршун и улыбнулся. – Нет причин, – ответил Синклер. – Дорогой мой, это просто рука, – сказал Коршун. – Хотите, я вам свои руки покажу? Вот они, смотрите, пожалуйста. Глава службы безопасности отвернул манжеты офицерской куртки и стянул перчатки. На левом запястье переливалась клановая татуировка Хлеборобов. Он помахал ладонями в воздухе, чтобы все находящиеся за столом могли их видеть. – Вы меня подозреваете. В чем? – спросил Синклер. – Пока ни в чем, Синклер, – сказал Коршун. – Но ваше нежелание выполнить элементарную просьбу скоро вынудит меня подозревать вас черт знает в чем. Я же не прошу танцевать гопака и не желаю вас унизить. Просто покажите левую руку. Синклер помедлил. Наконец он отвернул рукав плаща и снял тяжелую, потертую кожаную перчатку. И положил ладонь на стол. На левом запястье виднелась почти бесцветная, но однозначная гербовая татуировка – перекрещенные меч и рог с вином, а на заднем плане – ряд пляшущих человечков. – Как вы можете видеть, наш гость носит татуировку Распутников, – сказал Коршун с грустью. – В первую очередь я должен спросить уважаемый совет, можем ли мы доверять Распутнику, учитывая актуальную политическую ситуацию? – Что за игра? – спросил Синклер. – Я не Распутник. Очень давно. Князь это знает. И ты знаешь. – Да, князь это знает. И я это знаю. Но наш воевода и мастер экономики, может быть, и не знают. Я не могу вводить в заблуждение высших чиновников своего клана. Простите, Синклер, если я сказал что-то обидное. Я переформулирую вопрос. Можем ли мы доверять бывшему Распутнику, учитывая актуальную политическую ситуацию? «Надо было задушить эту гниду еще во время замеса у Круглого озера», – подумал Синклер. Пан Корча встал со своего места. Из своей необъятной шали он выудил круглые очки с толстыми стеклами. Он подошел к Синклеру, нацепил очки на нос, наклонился и внимательно рассмотрел татуировку. – Сомнений быть не может. Это татуировка Распутников, – объявил он экспертным тоном. – Я не отрицал, – сказал Синклер. Князь все это время молчал. Он переводил взгляд с виновато улыбающегося Коршуна на Синклера и что-то напряженно обдумывал. Морщил лоб, цыкал и потирал висок. – Вероломство. В нем нет ничего зазорного. Каждый имеет право, хотя нам, Хлеборобам, верным своему клану от рождения и до смерти, бывает трудно это понять. Но я не хочу навязывать вам наши этические модели, Синклер, – сказал Коршун. – Благодарю, – сказал Синклер. – Не за что. Теперь второй момент. Пан, пока вы не отошли от нашего гостя. Потрогайте его руку. Прямо сейчас. Синклер растерялся и не успел отдернуть запястье. Старик вцепился в него обеими руками, приподнял и затряс им, словно вещественным доказательством. – Холодная как лед! – завопил он. «Целых тридцать градусов, старый кретин», – подумал Синклер. – Может быть, вы просто замерзли? Кажется, здесь немного прохладно. Велеть стюардам разжечь огонь? Мы можем переместиться к камину. – Прекрати цирк, – сказал Синклер. – Говори прямо. – Говорить прямо? А вы уверены, что сейчас для этого время и место? – улыбнулся Коршун. – Впрочем, прямо так прямо, извольте. Вы эмиссар. Воевода поперхнулся своим виски и громко закашлялся. Он машинально отодвинулся подальше от Синклера и загремел стулом. Пан со стуком выронил запястье и мелкими шажками, не поворачиваясь, спиной вперед, пошел на свое место. – Виталий Александрович, это тоже не тайна, – сказал князь и поморщился. – Мне известно, что у нашего гостя… непростая биография. И он все-таки не эмиссар. Не совсем.