30 сентября Я теперь уже все узнал про Соньку и вообще про жильцов из одиннадцатой квартиры. Фамилия их Зингер, и это те самые Зингер, которые выступают в цирке жонглерами. Мать Соньки — самый главный жонглер, я ее видел: она большая, тоже черная и очень раздражительная — часто ворчит на детей. А отец — маленький, веселый, все шутит, и Сонька говорит, что он умеет играть на шести разных инструментах. Комната у них такая странная потому, что они только недавно приехали из Киева. Там у них была квартира, но немцы ее сожгли, и они теперь все свои цирковые вещи держат в одной комнате. Бутылки, которые мы у них видели, называются по-цирковому булавами, и Сонька умеет ими жонглировать. Только она ни за что не хочет быть циркачкой. У нее есть мечта, но она мне ее еще не открыла. — Может быть, открою когда-нибудь, — сказала она мне вчера. Я теперь иногда к ним хожу, когда их мать и отец в цирке. У них интересно. Сонька всегда чего-нибудь представляет: или как кошки на крыше ссорятся, или как один старый клоун по имени Пуцци сам себе на ноги наступает, сердится и сам перед собой извиняется. Славка сидит на матраце и хлопает в ладоши, аплодирует, как зрители в цирке. И я тоже аплодирую, и мы играем в публику. Соня, когда не сердится, почти совсем хорошая и даже нисколько на девчонку не похожа. Она сейчас не ходит в школу, потому что не на кого оставить Славку. В Киеве у них была бабушка, и Соня училась, а теперь бабушка умерла, и Славка на Сониных руках. Его скоро отведут в детский сад, и Соня опять поступит в школу. Она очень без школы соскучилась. — Ты счастливый, учишься, — сказала она мне, — а я, наверно, даже считать разучилась. Она отвернулась и стала тереть глаза. Я сидел и молчал и ломал голову, что бы такое придумать, чтобы она не плакала. Но так ничего и не придумал. 2 ноября Соня интересно рассказывала про то, как они жили на Украине. Оказывается, ее отец родом из села Батурина. Он был очень хороший гимнаст-физкультурник и поступил в цирк сначала акробатом, а потом уже выучился и сделался жонглером. А Сонины дедушка и бабушка и сейчас живут в Батурине, и Соня туда к ним ездила. Красивое это село Батурин! На горках фруктовые сады, белые хатки, а внизу, под обрывом, течет река Сейм — чистая, голубая. По берегам очень много белого песку, отмелей, и купаться замечательно. А еще в этом Сейме водятся сомы, и Соня ездила с ребятами их ловить. Нужно влезть в воду и идти вдоль берега. Как начнется обрывистый берег, с корягами и подмытыми корнями, так тут и нужно искать сома. Водятся сомы в ямках, вымытых водой в берегах. Забьется сом в такую пещерку и сидит, и тут его надо прямо руками нащупывать. Ребята в Батурине ловят их просто руками, только иногда сомы здорово кусаются. — А ты поймала когда-нибудь сома? — спросил я Соню. Она немножко помолчала. Может быть, ей хотелось мне сказать, что поймала, но все-таки она не соврала. — Нет, мне не удалось, — сказала она. — Я боялась, что он меня укусит, когда я суну руку в пещерку. Молодец все-таки эта Сонька! Мне бы, наверное, не удержаться: я бы, наверное, обязательно похвалился, что сам ловил сомов. Ведь никто же не может проверить! А она — нет. Она правду сказала и даже не скрыла, что боялась. Еще она рассказывала, что на берегу реки стоит дворец Кирилла Разумовского — очень старинный и весь в развалинах. Этот Разумовский был придворный царицы Елизаветы, про которую в учебнике написано мелкими буквами и учить не нужно. Все ребята батуринские бегают к развалинам играть в войну. И когда я слушал про Батурин, мне захотелось туда поехать и самому все это посмотреть. 3 ноября Вот. Я придумал. Придумал, как сделать, чтобы Соня училась. Это было вчера. Вчера я собрал все свои учебники, просмотрел все тетрадки с начала ученья и пошел к Зингерам. Я думал, родителей нет дома, открыл дверь и вижу — на постели сидит со Славкой отец. Увидал меня и говорит: — Здравствуй, пионер-миллионер. Очень приятно с таким богачом познакомиться. Я стою — не понимаю. — Что же ты молчишь? Разве ты не пионер? — спрашивает он опять. — Пионер, — говорю я. — Ну вот, пионер, а подарки покупаешь, как миллионер: моему сыну целый трамвай подарил… Тут я понял, что он шутит, и засмеялся. И он тоже начал смеяться, а потом серьезно говорит: — Это хорошо, пионер, что ты с моей дочкой подружился. Она у меня гарнесенька дивчина, хозяйка. Такая хлопотунья — не присядет. А раньше мы с ней все книжки читали, очень мы книжки любим… — Вот я как раз принес ей книжки, — сказал я. Тут прибежала Соня; она, оказывается, ходила к соседям занимать кастрюлю. Соня увидала книжки. — Что это у тебя? — Это мои учебники и тетради. Если хочешь, я тебе покажу, что мы проходили. Она ужасно обрадовалась: — Конечно, хочу! Мы с ней сели у окошка, и я ей многое объяснил. — Теперь я каждый день буду учиться, а ты меня спрашивай, — попросила Соня. Она стала стряпать обед, и я ей опять затопил печку. Отец играл со Славкой в разноцветные жонглерские шарики. Вдруг раздался шум в коридоре. — Это мама, — шепотом сказала Соня. Отец и Славка бросили играть. Соня торопливо заплетала косы. Дверь открылась, и в комнату быстро вошла ее мать. — Безобразие! — закричала она. — Грязь! Беспорядок! Мусор в комнате! Лицо у нее было усталое и не злое, а нервное. Она сняла свое клетчатое пальто и сейчас же стала все прибирать и чистить. На Сониного отца она рассердилась, а потом стала его кормить обедом и ворчать, что он мало ест. — Когда же ты едешь? — спросила она его. — Наверное, завтра. Мы всей бригадой едем, будем выступать по городам Молдавии. Там еще тепло, виноград еще есть, — сказал он. — Слышите, дети? Папа привезет нам винограду! — Она засмеялась и сразу стала совсем молодая и добрая. — Ты там дыши воздухом побольше, а то вон ты какой бледный стал, — сказала она мужу. — Не знаю, как вы тут без меня управитесь? — отец посмотрел на всех. — Может быть, возьмете пока партнером старика Андриадзе? — А я на что? — так и вскочила вдруг Соня. — Пожалуйста, не надо никаких Андриадзе. Я сама буду с мамой работать! Отец посмотрел на меня. — Бачишь, яка гарна у мене донька? — гордо сказал он. — Бачишь, пионер? Я не знал, как отвечать, хотя и понял, что он говорит. — Надо сказать «бачу» — значит, вижу, — сказала мне Соня. — У нас папа, когда доволен, всегда говорит на своей родной украинской мове. — Так, так, — закивал отец и вдруг запел: Коло млина ясенина Были бы полена, А у нашей доньки Соньки Нос аж по колена. Все мы засмеялись, а Славка начал просить: — Папа, еще. Еще спой, папа! Но мать сказала, что больше петь некогда. — Будешь со мной работать на булавах и на тарелочках, — сказала она Соне. — И папа нам поможет. Они все очень быстро пообедали, потом сдвинули стол и стулья в сторону, и мать дала Соне три красные тарелочки. Раньше, когда я смотрел на жонглеров в цирке, я всегда думал, что это легкое, совсем простое дело. Они так весело выступали, так просто, казалось, им было поставить на голову три шарика, один на другой, или сразу перекидывать пять тарелок из рук в руки. А теперь я видел, что это очень трудная работа. Соня по тридцать раз, наверное, повторяла одно упражнение, а мать все говорила: — Плохо. Грязно. Мажешь.