Часть 20 из 44 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Иван скинул ботинки, нашарил на привычном месте тапочки, прошел на кухню и уставился на стол.
Обычно к тому моменту, как он подходил к этому столу, на нем уже дымилась тарелка горячего супа. Чаще всего – свежих щей с говядиной или куриного супа с лапшой, но иногда и его любимого борща с пампушками, такого густого, что ложка в нем стояла. Откуда этот суп на столе появлялся, кто его готовил, кто ставил тарелку на стол – его не интересовало. Просто к его приходу с работы суп должен быть на столе. Это закон природы, непреложный, как смена дня и ночи.
Но теперь на столе не было тарелки.
Там были только пыль, хлебные крошки и одинокая муха.
Муха особенно возмутила Ивана.
Он хлопнул по столу кулаком, естественно, промахнулся и задумался – что делать.
Первое, что пришло ему в голову – позвонить жене.
Он достал телефон, нашел ее номер, но неприятный женский голос мстительно сообщил ему, что абонент находится вне зоны.
– Совсем Маруська оборзела! – припечатал Иван.
В его телефоне был и рабочий номер жены – и он набрал его, хотя время было уже позднее.
Тем не менее ему почти сразу ответил наглый мужской голос. Видимо, у них там ненормированный рабочий день.
– Марию Кочетову! – строго потребовал Иван.
Он вообще придерживался правила, что с незнакомыми людьми нужно держаться строго и без послаблений, иначе они посчитают тебя за слабака и сядут на шею.
– Марию? – переспросил наглый голос и крикнул куда-то в пространство: – Мужики, а где у нас Кочетова?
– Так она же в командировку уехала, в Металлопрокат!
– Кочетова в командировке, – сообщил наглый голос Ивану, хотя тот и так уже все слышал.
Не поблагодарив незнакомца (еще не хватало!), Иван прервал разговор.
В первый момент в голове у него была только одна мысль – что его сегодня никто не накормит.
Затем, вернее, почти одновременно, возникла другая – вот Маруська зараза, укатила в командировку и даже сообщить мужу не удосужилась. И холодильник едой не набила.
А потом на смену этим двум нехитрым мыслям пришла третья мысль, как раз довольно хитрая.
У этой третьей мысли было имя. И даже фамилия. Имя и фамилия были такие – Тонька Бабочкина.
Антонина Бабочкина была диспетчером в их гараже и неоднократно бросала на Ивана недвусмысленные взгляды. То есть однозначно давала ему понять, что только мигни – она не против. И дело не ограничивалось одними взглядами – Антонина неоднократно угощала Ивана пирожками собственного изготовления. И при этом снова бросала на него взгляды и даже позволяла себе всевозможные намеки. Пирожки были чаще всего с луком и яйцом, и намеки были соответствующие – не собирается ли он с кем-нибудь целоваться. И если нет, то почему.
А что? Он мужчина видный, представительный, в подходящем возрасте – не мальчишка сопливый, но и не старик. Опять же, какой-никакой, а начальник.
Сама Антонина тоже была ничего себе – совсем еще не старая, подходящей комплекции и вполне аппетитная, прямо как ее пирожки.
Иван не раз подумывал о том, чтобы все эти намеки и взгляды как-нибудь реализовать, но для этого нужно было что-то выдумывать, искать место и время, сочинять какое-то правдоподобное объяснение, а он по природе был чрезвычайно ленив. Лень была самой сильной стороной его натуры и явно перевешивала тягу к удовольствиям.
И вот сегодня судьба, казалось, сама подбросила ему подходящие обстоятельства.
Мать с сыном в отъезде, жена в командировке, и квартира в его полном распоряжении…
Он вспомнил призывные взгляды, вспомнил аппетитные формы Антонины, а заодно – и ее не менее аппетитные пирожки, и торопливо набрал номер.
Антонина ответила быстро. Как будто ждала его звонка.
– Антонина Петровна, – проговорил Иван игривым тоном. – Как вы относитесь к тому, чтобы разделить одиночество симпатичного мужчины средних лет?
– Одну секундочку, Инна Викторовна! – странно ответила Антонина. – Что-то слышно плохо…
– Какая еще Инна Викторовна? – удивленно проговорил Иван. – Это же я, Кочетов!
– Я вас поняла, Инна Викторовна! Раз уж это необходимо – я приеду. Что поделаешь.
И тут же другим голосом она крикнула:
– Это с работы, милый! У них там сменщица не вышла, нужно срочно ехать! Да, сверхурочные оплатят!
«Вот оно в чем дело! – сообразил Иван. – Это она мужу говорит… выходит, у нее муж дома. А Инна Викторовна – это вместо Ивана Васильевича, чтобы на те же буквы начиналось, чтобы не путаться. Ох, и умная же баба».
Ему, впрочем, до этого не было дела. Лишь бы Тонька приехала. И хорошо бы пожрать привезла.
– И пирожков своих прихватите! – прибавил он прежним игривым тоном. – Инна Викторовна очень проголодалась, а ваши пирожки ей очень нравятся.
– Непременно, Инна Викторовна! – ответила понятливая Антонина. – Все поняла!
На Промышленной улице в доме номер семь наконец наступила тишина. Уехала машина «Скорой помощи», увозя одного человека в больницу, уехал автобус с тонированными стеклами и наглухо запертыми дверями, этот увозил трупы, причем пришлось ему сделать две поездки. Уехали двое уборщиков, которые вычистили помещение, отмыли пол и стены от крови и вообще от следов посторонних людей.
Последними уехали двое незадачливых бойцов, первый повез второго в больницу со сломанным запястьем. К счастью, в момент нападения питбуля на запястье у него были часы с металлическим браслетом, они спасли руку, а то бы пес отхватил ее напрочь.
У бойца, что сопровождал своего напарника в больницу, у самого кружилась голова и дергалось веко после того, как суперчемпионка с нижнего этажа метнула его в стену. Но перед отъездом он доложил в подробностях начальнику о том, как прошла операция. То есть о том, что они полностью облажались. То есть он-то хотел представить себя в лучшем свете, но голова совсем не соображала.
– Та-ак, – протянул седоволосый мужчина, смотря на бойца с легким презрением, – понятно все с вами. Сгинь с глаз моих, вези этого в больницу, адрес знаешь.
Боец предпочел удалиться.
– Ну? – Седоволосый обвел глазами оставшихся Василия Андреевича и Эльвиру. – И вот что теперь делать? Ты хоть понимаешь, какую кашу заварил? Трупы множатся, как тараканы, а толку – чуть. Ты понимаешь, кого ты выпустил на свободу? Ведь они же, эти двое, они способны полгорода на тот свет отправить!
– Ага, теперь ты понял, что мое открытие уникально! – взвился Василий Андреевич. – Что это буквально переворот!
– Как бы тебя самого не перевернули, да с другого конца не завинтили, – буркнул седоволосый. – Вот узнают там… – он показал наверх. – Узнают – мало тебе не покажется.
– А пускай они не узнают, – задиристо ответил Василий Андреевич. – Это же от тебя зависит.
– Не могу, – вздохнул седоволосый, – приказы надо выполнять. Есть у вас хоть чай какой-нибудь или кофе?
Эльвира молча встала и ушла в крохотный закуток, который служил здесь кухней, и через некоторое время принесла три чашки крепкого с виду черного кофе и тарелку крекеров, которые, надо думать, должны были пойти на завтрак участницам эксперимента.
Седоволосый отпил из своей чашки и недовольно поднял брови: кофе оказался хоть и крепким, но растворимым.
– Если бы ты, – сварливо начал Василий Андреевич, размешав в чашке сухие сливки, – если бы ты не влез со своими идиотами, все было бы иначе…
– А вот, кстати, как ты собирался продолжать? – Седоволосый отставил свою чашку. – Допустим, ты внушал этим бабам ночью свои идеи, облучал их поляризованным светом, а как ты собирался проверить, подействовало на них твое внушение или нет?
– Ну… – Василий Андреевич замялся. – Это второй этап эксперимента, он еще немного не доработан. Но благодаря тебе я наблюдал свой метод в действии!
Седоволосый поймал взгляд Эльвиры.
«Да он же полный псих!» – говорил его взгляд.
Она чуть заметно покачала головой.
«Да, но зато гениален…»
– И где их теперь прикажешь искать? – Седоволосый снова схватился за свою чашку, но вовремя вспомнил, какая гадость в ней налита, и не донес чашку до рта.
Они говорили о двух женщинах, поскольку понятия не имели, что одна из них, Маша, не пила молоко с добавленным в него снадобьем. Об этом знала Милена, и, если бы ее встретил у ворот сам Василий Андреевич, она бы, конечно, все ему доложила. Но Эльвира у людей вызывала только отрицательные чувства, с ней никому разговаривать по собственной воле не хотелось, а хотелось сделать ей гадость. Мелкую или крупную, уж как повезет. Эльвира была не промах, так что сделать гадость удавалось единицам.
Так что троица, сидящая за столом, была уверена только в том, что одна из женщин, участвовавших в эксперименте, выдала себя за Алину, а сама исчезла в неизвестном направлении. Как и Елена. Ну, это уж двое бойцов постарались.
«Работнички, – со злостью подумал седоволосый. – Но других у меня не осталось. И за этих-то придется как-то рассчитываться…»
От этой мысли он еще больше помрачнел, но решил, что подумает об этом потом, в более подходящее время.
– Что мы о ней знаем? – спросил он, и Эльвира молча положила перед ним сумку сбежавшей фальшивой Алины.
Ничего особенного, сумка недорогая и неновая, в ней дешевая потертая косметичка, пачка салфеток, пластиковый календарик, одна серебряная сережка со сломанной дужкой и больше ничего, заслуживающего внимания. Ни телефона, ни кошелька, никаких документов, даже квитанции никакой, чека завалящего и то нет.
Зато был довольно увесистый пакет в плотной желтоватой бумаге.
Эльвира аккуратно сняла клейкую ленту и раскрыла пакет. Он был набит документами, отпечатанными на обычном принтере. Какие-то акты, договора и протоколы.
«ООО Горизонт и предприятие «Стекломет»… заключили настоящий договор… стороны обязуются… сроки выполнения работ… штрафные санкции…»
«Акт о сдаче изделия номер…»