— Не припомните, когда эта встреча была? — Точно не скажу. По крайней мере не раньше двадцать первого. Я вечером двадцатого из командировки прилетела. Шатохин с Кунцевым невольно переглянулись. Не исключено, что профессор Наумова видела Симакина всего за несколько часов до его смерти. И не одного, а в обществе неизвестного пока человека, который заканчивал археологическое отделение Ленинградского университета вместе с Галиной Борисовной Зинько! Наумова сняла трубку, набрала номер, попросила: — Галина Борисовна, зайдите ко мне, пожалуйста. Кунцев и Шатохин разом обернулись, когда дверь открылась. — Помните, — сразу спросила вошедшую Наумова, — мы встретили на проспекте вашего однокурсника? С желтым портфелем. Он не один был, а с приятелем. Я вам рассказывала еще об этом приятеле. Помните? — С которым вы вместе учились в университете, — уточнил Шатохин. — Ровиков? — Вы часто его видите? — Первый раз за двенадцать лет встретила, — Галина Борисовна выразительно посмотрела на Наумову, как бы прося объяснить, что за гости у нее и почему на их вопросы нужно отвечать. — Молодые люди из милиции, — сказала та. — Да, — подтвердил Шатохин. — И просим вас рассказать о Ровикове. — Но я действительно первый раз за двенадцать лет его увидела, и то издали. Учились в одной группе, не дружили, не ссорились. Я по распределению сюда попала, он — в Новосибирск. — Еще один вопрос, — сказал Шатохин, — Ровиков вас заметил, узнал? Как вам кажется? — Трудно сказать. В нашу сторону поглядел вроде, а узнал ли… Нет, скорее всего. Проспект широкий. — А вы его увидели, что же поленились перейти на другую сторону? Все-таки сокурсники, давно не виделись. — Я хотела. Но в четыре в конференц-зале начиналось чествование профессора Петрунина. Сорок лет научной деятельности. Времени не было. Я и передумала. — Чествование какого числа было? — Двадцать второго сентября. В этот день успели еще по записи в диспетчерской книге установить, что по заявке на ремонт цветного телевизора на кафедру археологии второго июня выезжал А.Симакин. Пришли ответы на кунцевские запросы: из городов, с которыми установлена автоматическая связь, в том числе и из Новосибирска, номер телефона телеателье не набирали. Значит, если звонок был, он оплачивался сразу пятнадцатикопеечными монетами. — Что ж, — сказал полковник Пушных, — выезжайте в Новосибирск. Поезд отходит в девять вечера, в восемь утра будете там. Чайку попьете вволю в купе, в шахматы сыграете. И выспаться успеете как следует. Шатохин невольно улыбнулся. В голосе полковника проскальзывало сожаление, что не он будет пассажиром поезда. Они действительно провели хорошую ночь в поезде. Проснулись отдохнувшие за полчаса до прибытия, успели умыться и побриться, пока в окнах не подплыла громада здания железнодорожного вокзала Новосибирск-Главный. К началу рабочего дня были в местном управлении. Начальник управления принял их сразу. — Виктор Петрович звонил мне, — сказал он. — Значит, вас интересует Михаил Ровиков? — Да. — Поторопились выехать. Надо было прежде связаться. Я говорил Пушных. — А в чем дело? — спросил Шатохин. — Вот, ознакомьтесь, поймете. — Полковник взял со стола папку, протянул. Это был телеграфный запрос из прокуратуры Горно-Алтайской автономной области. Шатохин с Кунцевым прочитали: «С 7 по 9 октября текущего года на территории *** района Горно-Алтайской автономной области Алтайского края гр. Ровиковым Михаилом Андреевичем и гр. Потаповым Анатолием Федоровичем, постоянно проживающими в Новосибирске, совершено преступление. Находясь в горах около отдаленной брошенной чабанской стоянки Бельтир, названные лица раскопали древнее захоронение, где имелись золотые и серебряные украшения и некоторые вещи. Преступники ночевали в чабанской избе. Спрятав вещи и драгоценности на месте ночевки, 8 октября они продолжали раскопку могилы. Охотившиеся в это время в горах подсобные рабочие ДРСУ № 4 допризывники Антон Головин и Александр Десятов вышли к избушке, где обнаружили спрятанные ценности. Копатели кургана возвращались на стоянку со своего промысла. Завидев их, парни забрали ценности и бросились убегать. Вооруженные карабином и малокалиберной винтовкой Ровиков и Потапов кинулись в погоню. Преследование, в ходе которого Александр Десятов был ранен из карабина, длилось около суток. А. Десятов и А. Головин проявили смекалку, во многом благодаря которой преступники были задержаны…» — Поезжайте на Алтай, — сказал начальник управления. — Думаю, работу прокуратуре облегчите. Да и нам заодно. Помогу вам на ближайший рейс с билетами, часика через три на месте будете… В аэропорту Горно-Алтайска их встретил старший следователь прокуратуры Токошев. Он вел дело Ровикова и Потапова, и его фамилия стояла под запросом в Новосибирск. — Как ваши подопечные? — спросил Шатохин. — Знакомимся. Третий день. — А дружбы нет и нет, — рассмеялся Кунцев. Погода, горы, в которых он вырос и которые любил, привели его в прекрасное расположение духа. Токошев сдержанно улыбнулся, покивал согласно. Вскоре они сидели в кабинете старшего следователя в ожидании Ровикова. По просьбе Шатохина следователь распорядился доставить пока одного. Ровиков вошел в сопровождении конвоира. — Оставьте нас, пожалуйста, вдвоем, — тихо попросил Шатохин, глядя на арестованного. Первым вышел Кунцев. Следом, медленно и молча, — Токошев. С ним Шатохин заранее на всякий случай договорился, что, может быть, потребуется разговор наедине. Ровиков сел, закинул ногу на ногу, сцепил на колене руки. Напряженность, когда они остались вдвоем, несколько спала. — Я не представился. Капитан Шатохин. Только что из Новосибирска. Тоже занимаюсь вашим делом. — Я объяснял следователю. — Ровиков быстро заговорил: — Мы случайно наткнулись на курган. Понимаете, я археолог по основной профессии, по диплому, хочу сказать. Понимаете? Не мог пройти равнодушно. Если угодно, это страсть. — Как археолог, вы должны знать, что копать курганы из одной страсти нельзя. — За это я готов ответить. Но не за мальчишек. Они схватили сокровища и побежали. Конечно, они могли не представлять, что это национальное достояние, им могло показаться побрякушками. Но я-то ясно сознавал, что произойдет, что потеряет государство, мы с вами, если мальчишкам удастся уйти. Они бы просто сплющили, переплавили драгоценности. Как хотите, я вынужден был стрелять. И прошу учесть, мы ставили цель просто остановить пацанов… Шатохин терпеливо выслушал многословную сбивчивую речь, сказал: — Об этом вы еще поговорите со следователем. С этим я разбираться не буду. Значит, вы случайно набрели на курган и не удержались от соблазна копать? — Да. — Ложь! — жестко сказал Шатохин. — При аресте у вас была изъята самодельная карта. На ней пять ромбиков. Ни один археолог, думаю, не сможет похвалиться, что ему известно местонахождение сразу пяти древних, не состоящих на учете могильников. Откуда у вас карта? Ровиков молчал. — Я не договорил. — Шатохин поднялся из-за стола. — Я приехал из Новосибирска, но работаю в другом городе. Сказать, в каком? Ровиков заметно напрягся. — В том, где вы были двадцать второго сентября! И на даче в Саврасине я был. Арестованный вздрогнул. — А теперь скажите, за что вы убили Симакина? — Я не убивал. — Значит, он сам умер? — Не убивал, — повторил приглушенным голосом Ровиков. — Вы помните Галину Борисовну Зинько? Сокурсницу. Вы знаете, где она теперь? — Понятия не имею. Закончили и разъехались кто куда. — Вот и она понятия не имела, где вы, — перебил Шатохин. — Но она вас видела двадцать второго в центре города на проспекте в обществе Симакина. За несколько часов до его гибели. Не одна она. Ошибка?