Ответ прост, продолжал инквизитор. Они приютили среди себя нечестивых язычников. Перечисляя кощунства и прегрешения еретиков, молодой проповедник распалялся на глазах. Слова «иудей», «мусульманин», «протестант» он произносил, будто выплевывая, как если бы сами эти слова были ядовитыми. Но о ком он говорит? Барни немного знал историю Испании. В 1492 году Фердинанд и Изабелла – los reyes catolicos, католические короли – потребовали от проживавших в стране иудеев либо безоговорочно обратиться в христианство, либо покинуть Испанию. Позднее перед столь же однозначным выбором поставили мусульман-мавров. Синагоги и мечети перестроили в христианские церкви. А что касается протестантов, лично Барни в Испании таких не встречал. Словом, юноша счел было эту проповедь пустым сотрясением воздуха, однако тетушка Бетси встревожилась. – Это плохо, – сказала она негромко. – Почему? – не понял Карлос. – В Севилье ведь нет еретиков. – Если начинаешь охоту на ведьм, у тебя должны быть ведьмы на примете. – Где он отыщет еретиков, если их попросту нет? – Оглядись. С него станется назвать мусульманином Эбриму. – Но Эбрима же христианин! – возмутился Карлос. – Скажут, что он тайком исповедует прежнюю веру. Это грех отступничества, куда более страшный, чем язычество. Барни подумалось, что тетушка может быть права: черная кожа Эбримы наверняка заставляет монахов подозревать раба в чем угодно. А Бетси продолжала: – Педро Руис, – она кивнула в сторону сеньора Руиса и его дочери, – читает сочинения Эразма и спорит с архидьяконом Ромеро о богословских вопросах. – Но ведь Педро и Эбрима ходят к мессе! – упорствовал Карлос. – Алонсо скажет, что они предаются языческому разврату у себя дома, за плотно закрытыми ставнями и крепко запертыми дверями. – Ему понадобятся свидетели. – Зачем? Еретики сами сознаются. Карлос озадаченно покачал головой. – С какой стати? – Ты признаешься в чем угодно, если тебя раздеть догола и связать так туго, что веревки начнут рвать кожу и отделять плоть от костей… – Перестань! – Карлос вздрогнул. – Я понял, понял! Интересно, спросил себя Барни, откуда Бетси известно о пытках, применяемых инквизицией? Алонсо между тем призывал горожан, всех и каждого, присоединиться к новому крестовому походу против неверных, кои скрываются прямо среди них. Когда он завершил свою проповедь, началось причастие. Вглядываясь в лица прихожан, Барни думал, что эта проповедь многих заставила обеспокоиться. Все они были добрыми католиками, но желали спокойной жизни, а вовсе не крестового похода. Подобно тетушке Бетси, они чуяли неприятности впереди. Когда служба закончилась и священники торжественно прошли по нефу, Карлос сказал Барни: – Идем, потолкуем с Вильяверде. Мне не помешает дружеское плечо. Барни не стал возражать. Карлос приблизился к Франсиско Вильяверде и поклонился. – Уделите мне толику вашего времени, сеньор, дабы мы могли обсудить дело немалой важности. По возрасту Франсиско Вильяверде приходился ровесником тетушке Бетси. Валентина была его дочерью от второй жены. Лощеный и самодовольный, он держался, в общем-то, достаточно дружелюбно. – Конечно, – ответил Франсиско с вежливой улыбкой. Барни заметил, как Валентина потупилась. Она явно догадывалась, о чем пойдет речь, а вот отец девушки, по-видимому, пребывал в неведении. – Минул год, как умер мой отец, – произнес Карлос. Барни ожидал услышать в ответ пожелание, чтобы душа усопшего упокоилась в мире, – таково было общепринятое правило поведения, когда в разговоре упоминали умерших родичей. К его изумлению, Франсиско промолчал. – Теперь всякий видит, что моя мастерская разумно управляется и процветает, – продолжал Карлос. – Вас можно поздравить, – признал Франсиско. – Благодарю. – К чему вы клоните, молодой Карлос? – Мне двадцать два года, я здоров и обеспечен. Я готов жениться. Я буду любить свою жену и заботиться о ней. – Не сомневаюсь. И?.. – Смиренно прошу принять меня в вашем доме, сеньор, и льщу себя надеждой, что ваша прелестная дочь Валентина окажет мне честь стать моею избранницей. Валентина зарделась. Ее брат, стоявший рядом, издал звук, который можно было принять за возмущенное фырканье. Дружелюбие Франсиско Вильяверде мгновенно исчезло. – Что за чушь? Даже не мечтайте! Карлос опешил настолько, что на некоторое время утратил дар речи. – Да как вы посмели? – негодующе процедил Франсиско. – Чтобы моя дочь?.. – Но… – выдавил Карлос. – Могу я спросить, почему? Барни задавал себе тот же вопрос. У Франсиско не было ни малейших оснований мнить себя выше Крусов. Он был парфюмером; возможно, это занятие считалось чуть более утонченным, нежели ремесло мастера по металлу, но все равно он, подобно Карлосу, производил товары и торговал ими. К знати его семейство не принадлежало. Франсиско помедлил и нехотя ответил: – Ваша кровь нечиста. – Из-за моей бабки-англичанки? – неверяще проговорил Карлос. – Это же глупость! – Последите за языком! – ощетинился брат Валентины. – Я не потерплю, чтобы меня именовали глупцом, – горделиво бросил Франсиско. Валентина кусала губы. Должно быть, она, как и Карлос, не ожидала от отца столь решительного отказа. – Погодите, прошу вас! – воскликнул Карлос. Но Франсиско не прислушался к мольбе. – Разговор окончен. – Он отвернулся, взял Валентину под руку и повел дочь к западным вратам собора. Жена и сын последовали за ним. Идти следом смысла не было, и Барни твердо решил остановить Карлоса, если тот вздумает выставить себя на посмешище. Карлос был уязвлен и зол. Обвинение в нечистоте крови выглядело смехотворно нелепым, но от того не переставало ранить. Под нечистой кровью в этой стране обычно подразумевали кровь иудейскую или мусульманскую, и Барни прежде не доводилось слышать, чтобы такое обвинение бросали в лицо тому, у кого в роду имелись предки-англичане. Впрочем, чваниться можно по любому поводу… К мужчинам подошли Эбрима и Бетси. Тетушка сразу заметила настроение Карлоса и вопросительно поглядела на Барни. – Ему отказали, – вполголоса пояснил юноша. – Вот дьявол! – пробормотала Бетси. Она сочувствовала Карлосу, но как будто нисколько не удивилась; более того, Барни почудилось, что тетушка ожидала подобного исхода сватовства. 4 Эбрима сочувствовал Карлосу и хотел бы сделать что-нибудь, чтобы подбодрить своего хозяина. По возвращении домой он предложил опробовать новую печь. Мол, какая разница, когда начинать? Африканец полагал, что это занятие отвлечет Карлоса от размышлений о пережитом унижении. Да, христианам возбраняется трудиться по воскресеньям, но ведь это не работа, а так, пробная попытка. Карлосу предложение понравилось. Он принялся растапливать печь, пока Эбрима запрягал вола в хитроумные постромки, а Барни смешивал железную руду с известняком. С мехами пришлось повозиться, понадобилось слегка изменить конструкцию, которую приводил в движение вол. Тетушка Бетси, наблюдая за происходящим, сообразила, что ее надежды на чинный воскресный обед пошли прахом, и принесла мужчинам хлеб и подсоленную свинину. Солнце уже стало клониться к закату, когда все наконец удалось пересобрать заново. Когда пламя, раздуваемое двойными мехами, жарко запылало, Эбрима стал кидать в печь руду, смешанную с известняком. Некоторое время словно ничего не происходило. Вол неутомимо бродил по кругу, мехи с тяжкими вздохами раздувались и опадали, от трубы исходило тепло, а мужчины терпеливо ждали. Карлос слышал о таком способе получения железа от двоих чужаков – от француза из Нормандии и от валлона из Голландии; а Барни как-то услыхал о подобном от англичанина из Сассекса. Все трое уверяли, что производство железа ускоряется чуть ли не вдвое. Наверняка это было преувеличение, но все равно – ускорить работу выглядело куда как заманчиво. Чужаки рассказывали, что расплавленное железо должно вытекать из нижней части печи, и потому Карлос соорудил каменный желоб, по которому поток вливался бы в намеренно выкопанные в земле формовочные ямки. Но вот очертаниями печи никто из чужаков не поделился, так что все пришлось прикидывать самостоятельно. Время шло, а железо все не вытекало. Эбрима начал беспокоиться и гадать, в чем же они ошиблись. Быть может, следовало сделать трубу повыше. Жар – самое главное. Быть может, следовало топить древесным углем, который горит жарче, нежели обычный. С другой стороны, такой уголь неимоверно дорог в этих краях, где вся древесина идет на постройку королевского флота. Наконец-то! Полумесяц жидкого железа вытек из отверстия внизу печи и побежал тонкой струйкой по каменному желобу. Струйка утолщалась на глазах, превращаясь в устойчивый поток. Мужчины развеселились, зашумели. Тетушка Бетси присоединилась к ним, чтобы посмотреть.