— Байрам Новруз двадцать второго марта в этом году, — задумчиво уточнил, непонятно для кого, товарищ Громов. — Вы уж передайте, наверх. Чтобы руководящие товарищи приняли меры. — Разберемся. Но ты больше ни шагу за ворота части. Если гражданин-предсказатель захочет что-то еще важное сообщить, то пусть обращается ко мне напрямик. Из тебя посредник, как из кочегара — флотоводец. — Не получится, товарищ капитан второго ранга. Не будет он с вами встречаться. — Не много на себя берешь? — рассвирепел особист. — Передай, что только так теперь будет. Надели мне твои выкрутасы. — Вы не поняли, товарищ кавторанг. Это не мои причуды, и не выкрутасы, как вы изящно выразились. Старец сказал, что нельзя вам встречаться. Иначе… — Что иначе? — с красного, как варенный рак, капитана можно было в этот момент рисовать картину «Кастильский бык убивает тореадора». — Если вы встречаетесь с предсказателем, то линия жизни у вас обрывается менее чем через год. Извините. Вы сами напросились. Удар особист выдержал с похвальным достоинством. Мне даже стыдно стало за такой некрасивый и нечестный прием. Но я же ради общего дела, а не корысти для. — Поясни. — Убьют вас. Именно из-за старца. И он ничем помочь не сможет. В любом случае доберутся до вас. — Ты не забыл, что я начальник особого отдела флотилии? Кто меня посмеет тронуть? — То мне не ведомо. Но если эти люди целую страну собрались загубить, то начальник особого отдела — не та фигура, которая их остановит. Снайперу без разницы какие погоны и должности у жертвы. Но для начала вас выкрадут, обколют химией и вытянут все, что высзнаете. Потом инсценируют самоубийство. И никто не подкопается. — Морозов, у тебя больная фантазия и явные проблемы с психикой. Как тебя медкомиссия пропустила в погранвойска — не понимаю. Я лишь пожал плечами в ответ. Вопрос риторический, как мне кажется. — Не очень складно получается. Ты заливаешь мне, что смертельно опасно с твоим Исмаилом встречаться. Линия жизни якобы обрывается. Тьфу… Дошел до ручки, скоро к цыганам на вокзале ездить гадать начну. Ну да ладно, сделаем вид, что поверили. Но, килевую качку тебе в корму, ты, Морозов, сам с ним давно и спокойно общаешься. Как так? Тебя не выкрадут и не достанут? Или ты бессмертный? — Все просто, т. рищ кап… втор… ранга! О моем существовании кроме вас никто не знает и не подозревает, поэтому я в полной безопасности. Вы же — фигура заметная, и ваше пребывание в Лениноране никак не скроешь. На вас обязательно выйдут заинтересованные лица. Ну и во-вторых: мне на дембель через полгода. Уеду домой и никто обо мне не вспомнит больше. Я же говорил вам об этом еще в прошлый раз. — Ты серьезно? И совесть не будет мучить, что откосил от выполнения воинского долга, да еще в такой сложный момент. Очень похоже на дезертирство во время войны. Возразить особо нечего, но я пытаюсь это сделать, не раскрывая планов на будущее. Не могу же я открыто сказать, что моя миссия в этих краях скоро закончится, а основной фронт войны находится в Москве. — Обидные ваши слова, товарищ капитан. За три месяца я для Родины сделал больше, чем некоторые военнослужащие за два года службы. Вам ли не знать об этом? И взрывали меня уже, и награждали, и шпиона вычислил, и еще много чего успею сделать до своего отъезда. Хотите перса-диверсанта вам отдам? Мне не жалко. Дед подробно обрисовал, где его брать надо и когда. Но Громов неумолим и не принимает шутливого тона. — Если бы Кожедуб или Покрышкин, получив первую звезду Героя заявили, что выполнили свой долг и больше воевать не хотят. Как бы это выглядело? А у тебя пока еще звания Героя Советского Союза не наблюдаю. Дезертирство в чистом виде получается. Вот же, как вывернул все, и не возразишь ведь. Недаром начальник особого отдела — с таким спорить себе дороже. — Не помню, чтобы кто-то объявлял о начале войны и всеобщей мобилизации. А в мирное время другие правила действуют. Так что вас пример некорректен товарищ кап второго ранга. Может мы вернемся к более важным вопросам? Второй ключевой новостью в моем послании шли будущие события в Тбилиси, которые начнутся в конце марта и завершатся жестким разгоном митинга в центре города. Однако это сообщение не произвело на кавторанга сильного впечатления, он просто отмахнулся от него. — В Баку уже полгода митингуют. На вопрос о количестве жертв, я неожиданно понял, что ничего внятного не могу сформулировать. Погибло меньше двадцати человек, причем почти все были затоптаны толпой во время давки. Объяснить, почему это событие стало большой политической катастрофой для страны не получилось бы. Кавторанг просто не понял бы, как это фатальное стечение обстоятельств удалось превратить в преднамеренное кровавое преступление режима, когда солдаты саперными лопатками рубили черепа грузинским женщинам и детям. Он ни за не поверил бы, что такая чудовищная ложь может быть создана и поддержана внутри СССР! Попытка разъяснить, как это будет сделано и как ведутся информационные войны в конце двадцатого века изначально была обречена на провал. Не мог древний дедушка за четверть часа объяснить это мне, так чтобы я понял хоть что-то, да еще и передал дальше эту информацию. Пришлось смириться с неизбежным. Правда удалось вырвать обещание от особиста, что он обязательно передаст сведения о жертвах на митинге наверх. Но как говорится в таких случаях: гложут меня смутные сомнения, что там удастся что-то изменить. Гамсахурдия уже формирует своих боевиков, покупает оружие и кровавая бойня в центре Тбилиси ему остро необходима. И если не разгонять митинг, то скорее всего состоится штурм здания правительства. Жертвы, по примеру прибалтийских республик, будут организованы самими атакующими, «неизвестные снайперы» — изобретены отнюдь не в двадцать первом веке. Дальше дело техники — информационно раздуют точно также. Ибо приурочены эти события к первому съезду народных депутатов. — Идем дальше. Где материалы по делу Калугина? — Тут такое дело… Дед сказал, что вы не должны этим заниматься. У вас свой путь и своя задача. Извините, я всего лишь передал его слова. Это должен быть другой человек. — И кого ему надо? Лично председателя КГБ сюда вызвать? — Нет. Сказал, что генерала хватит. — Хорошо, что не маршала. Фамилия у этого генерала есть, или любой устроит? — Нужен тот, что из разведки, друг Фиделя Кастро. Заместитель начальника Первого главного управления. Николай Сергеевич, фамилию не знаю. Ну да, не так много генералов с такими именем и отчеством на такой должности. — А чего не Крючкова сразу? Глупое требование, никто на это не согласится. — Вы передайте просьбу, а согласится или нет — там видно будет. Напомните генерал-майору, как он познакомился с команданте Че на пароходе, и тот спас его от солнечного удара, купив шорты и плавки. Ему приятно будет вспомнить, как он в единственном шерстяном костюме в тропиках путешествовал. Не баловала наших разведчиков бухгалтерия в те годы. — Что, правда, с Кастро и Че знаком был? — заинтересовался Громов необычной историй. — Дед никогда не врет, — ответил я с чистой совестью и честными глазами, ибо история почти наверняка реальная, товарищ Леонтьев сам о ней рассказал в мемуарах. — Вымудряет старикан, все у него не как у людей, а шиворот навыворот. Сам же просил никого лишнего не посвящать, а тут сразу генерала подавай, да не простого, а замначальника ПГУ! Хана всей секретности. — Речь пойдет о развале СССР. Дед даст весь расклад. Кто и как будет уничтожать Советский Союз. Сами понимаете, что это уровень Москвы не ниже. — Вот как? Ладно, оставим Калугина до лучших времен, пусть наверху решают, что делать с предателем, меня больше волнует ситуация в регионе и тот бардак, что здесь творится. — Дед Исмаил просил передать, что он специально в газете рассказал, что и как вам надо делать. Чтобы перед глазами была программа действий. Громов тут же достал из закромов особого отдела заветную папку, и занялся изучением газетных вырезок, пытаясь найти следы той самой загадочной программы. Ожидаемо, ничего не нашел, и вопрошающе уставился на меня, пытаясь прожечь дырку пламенным взглядом. — Ну и где? — Там же! Краткость — сестра таланта, но в этот раз это явно была встреча двух двоюродных сестер. — Как успокоить ситуацию в районе, не допустить масштабных волнений? Надо дать людям надежду и немного халявы. Или надежду на скорую халяву, что намного эффеективнее. — Морозов, ты точно комсомолец? Жаргон у тебя, как у спекулянта или барыги. И где только нахватался? — Товарищ кап втор ранга, не перебивайте, пожалуйста, иначе я запутаюсь окончательно. Дедушка говорит, что этот год — самый важный. До весны следующего дотянуть, и тогда угроза социального взрыва исчезнет. Да и в стране к тому времени сильно все изменится. Ваша задача — снять напряжение в обществе, оттянуть вооруженный мятеж и снос границы. Любыми способами. Вплоть до ввода войск, но только в самом крайнем случае. Это очень нежелательный вариант. Лучше действовать хитростью и обещаниями, или деньгами. — Ты ничего не попутал? Здесь воинская часть, а не сберкасса и не Госплан СССР. Деньги для района из Баку выбивать надо. В нынешней тяжелой ситуации нереально, и не в моей компетенции такие вопросы. Следующие два часа я безуспешно пытался объяснить как должен сработать мой план. Процесс сильно стопорился обвинениями в «буржуйском мировозрении», отсутствии стыда, совести и комсомольской сознательности, вперемешку с подозрениями в заболевании головного мозга и сомнениями в психическом состоянии докладчика. Но, как говорится: вода камень точит. Через некоторое время товарищ Громов перестал кидаться обвинениями, начал задавать вопросы по существу и вникать в суть дела. — И все-таки, откуда возьмутся деньги? Не могу понять. По самым скромным подсчетам надо сорок тысяч рублей. — Деньги проще брать там, где их много! — выдал я философскую фразу необыкновенной глубины и загадочности. — Надеюсь, ты не собираешься грабить банк? — при этом товарищ Громов не выглядел как человек, который в данный момент шутит. Похоже моя репутация опустилась до такого уровня, что такая возможность не исключается. — Не стоит нарушать Уголовный кодекс без особой на то причины! — снова блеснул я поэтической фразой в стиле Остапа Ибрагимовича. — Если исключить банки, сберкассы и прочие финансовые учреждения, то наличные денежные знаки в большом количестве имеются… Где? Правильно! У первого секретаря райкома партии товарища Ахундова. Хотя он нам не товарищ, а гражданин в данном случае. — Это тебе тоже дедушка подсказал? Или сам додумался? — заподозрил что-то особист. Все же интуиция у него хорошая. — А кто де еще? До сегодняшнего дня о существовании гражданина Ахундова я даже не подозревал, — изобразил я оскорбленную невинность. Впрочем, не слишком искренне. — Имеете что-то возразить по существу? Вы хотите сказать, что у него не найдется жалких пятидесяти тысяч? Товарищ Громов невесело усмехнулся, но ничего не сказал. Видимо ему стыдно было признаться, что он так опростоволосился, усомнившись в платежеспособности первого секретаря. Но не таков наш особист, чтобы так просто сдаться. — Есть какие-то доказательства? Или только домыслы? Пришло время выложить один из козырей. — Двести килограмм черной икры за раз. Два-три раза в месяц. Думаю, что у товарища Ахундова только с браконьерского промысла больше ста тысяч рублей в год капает. Не говоря уже об остальном. — Серьезное обвинение. Факты будут, или опять верить на слово придется? — настроение у кавторанга окончательно испортилось. Видимо тема больная и неприятная. Коррупция в республике тотальная и беспросветная, бороться с ней уже давно и не пытаются, поэтому просто закрывают глаза, если напрямую не стакиваются. Ситуация для Громов крайне серьезная складывается. Идти на жесткий конфликт с местной элитой в такой тяжелой политической ситуации — это как рубить сук, на котором сидишь. Власть в районе хоть и номинальная, практически самоустранилась от руководства и ничего толком не решает, но это очень богатый и влиятельный клан. Роственные и криминальные связи пронизывают район насквозь: прокуроры и милицейское начальство сплошь друзья и подельники, и даже в управлении КГБ сидят свои люди. К тому же у Ахундова хорошие связи в Баку, вплоть до ближайшего окружения первого секретаря республики.