Отец оплатил счет, оставил чаевые, и мы вышли на улицу. День уже показывал себя во всей красе. Светило солнце, но было не жарко. Как раз так, как я люблю. – Я хотел с тобой вот еще о чем поговорить, – сказал отец, закурив, когда мы перешли дорогу. – О чем? – я тоже достал сигарету и стал прикуривать. – Ты куришь? – Иногда. У меня же совсем дурные гены, – зажигалка никак не хотела работать, и это меня раздражало. – Слим куришь, – посмеялся отец и подставил свою зажигалку. Решил прикурить от нее, хотя мне этого и не хотелось. – Да. Розовый слим. Правда по-мужски, папа? – я снова вошел в раж. – Я привык к их вкусу. Он обычный. Сигаретный. Без ароматов каких-то. – Так что ты хотел обсудить? – Ты ведь рисуешь, да? Ты написал мне. – Да, рисую. Говорят, что неплохо. – У меня есть хороший друг в Москве. Он работает в художественном институте. Могу помочь с поступлением. Я рассмеялся. Отец перешел в нападение. – Я серьезно. Если хочешь, ты туда поступишь. – Я понимаю, что ты хочешь хоть как-то помочь мне, но мне это не нужно. Если я решу куда-то поступить, то сам найду и поступлю. Думаю, у меня получится. – Ты подумай, это одно из лучших заведений в стране. – Не сомневаюсь, – я выкинул сигарету в урну и вспомнил о Жене. Вот это был бы номер, если бы я согласился. То есть я бросаю мать и уезжаю с отцом, который появился, когда мне исполнилось шестнадцать. Я не могу так с мамой поступить. К тому же я не люблю, когда за меня что-то решают. Я уж как-нибудь и без него пробьюсь. Отец отправился к своим родственникам (жить у нас мама ему, естественно, не позволила), а я пошел к Жене. Когда я рассказывал, что произошло утром, не выдержал и заплакал. Она меня обнимала, гладила по голове. Мне очень нравилось, как ее руки дотрагивались до моих волос. Снова захотелось, чтобы так было всегда. Потом я даже попросил ее помыть мне голову, после чего мне стало намного легче. – Расскажи мне про себя, – попросил я ее. – Ты теперь столько обо мне знаешь. А я так мало. Ну, кроме того, что ты молчунья такая была. Женя молча встала и направилась к шкафу. Она достала фотоальбом и взяла одну фотографию. На ней была маленькая девочка в платье с картинкой, на которой изображена рыбка. – Я рыбка, – улыбнулась она мне, и я подумал, что, действительно, она и есть рыбка. Красивая и умная. – Это моя первая фотография, – сказала она. – Тогда я еще не была напугана воспитательницей, но платье с рыбкой уже было. Я рассматривал ее лицо и всё больше убеждался в том, что оно идеально. С ее ресниц немного осыпалась тушь, и я подумал, что, когда буду много зарабатывать, у Жени будет самая лучшая тушь. Вообще, она не пользовалась косметикой, только иногда ресницы красила, и мне это нравилось. Когда мы целовались, не было никакого лишнего привкуса. Еще мне нравилось, что она не любит ходить по магазинам. Как-то мы пошли покупать ей джинсы. Я удивился, насколько она не любит мерить вещи. Она просто это ненавидела. Я-то привык ходить с Дашей и другими девчонками. Так они мерили всё часа по три. А тут такое дело. Мы так сблизились с Женей в последнее время, что я уже не стеснялся не только плакать у нее на плече, но и говорить всё, что я думаю. Есть такие люди, которым ты можешь оставить квартиру, когда куда-то уезжаешь. Я бы Жене оставил не только квартиру, но и всю свою жизнь. Я знал, когда у нее месячные. Иногда она про них забывала, а я напоминал, что ей надо купить прокладки. Она даже шутила, что мы с ней как подружки. Когда я вернулся домой, мама пила мартини и смотрела какую-то ерунду по телеку. – А, пришел, предатель, – встретила она меня немного запутывающимся уже голосом. Она так и сидела в том же халате и в той же пижаме. Разве что волосы были собраны в хвост. – Мам, ты как? – Держите меня семеро! Как я еще могу быть?! – По-моему, тебе хватит уже, – я вырвал из ее рук бутылку мартини. – Ну конечно! – она пыталась вырвать бутылку, и мартини пролилось на диван и ковер. – Ну? Что наговорил тебе этот размазня? – Да так, поговорили. Ничего особенного. – Ты так и не расскажешь, о чем вы говорили? – О прошлом. О вас. Как всё было, – я думал, говорить маме или нет о предложении отца по поводу института. – Конечно, он во всём обвинял меня. Представляю, что он там наговорил! – Мам, перестань. Никого он не обвинял. Просто прошла любовь, и всё. – Прошла любовь?! – мама даже встала. – Прошла любовь?! Как делать детей – любовь у него не проходит! Размазня! Ненавижу! – Мам, ну ты ведь тоже давно его не любишь. – Сейчас да, а тогда-то любила! Вот дура-то была! Я подошел и обнял ее. Она небольшого роста и еле доходит мне до плеча. Майка моя постепенно становилась мокрой, а слезы были какими-то горячими. Я уложил ее спать и накрыл пледом. Ночью я несколько часов просидел на балконе и думал, что не хотел бы, чтобы история с Женей закончилась так же. Кажется, стало более-менее понятно, чего именно я боюсь. Испортить жизнь этой рыбке. И что она перестанет доверять другим мужчинам. Никому не позволит больше свою спину целовать. Потом я включил новый альбом Placebo, который давно скачал, но не было времени послушать. Честно говоря, он меня особо не порадовал. Это уже признаки старости? Что качаешь альбомы любимых групп, а они не радуют. У меня уже есть и другие признаки старости. Я больше не путешествую автостопом. Когда Макс зовет меня на рок-концерт, я говорю, что, скорее всего, приду, а сам не прихожу. Я всё чаще наблюдаю, а не участвую. Я начал ворчать по пустякам. У меня после катания на велике на следующий день болит спина. У меня по ночам начались судороги в ногах. Бабушка не кладет мне в карман конфет на дорожку. Я думаю о том, на что буду жить на пенсии. Иногда я хочу детей. Когда я слушаю старые забытые песни, мне больше нравится ощущение не от них самих, а мое состояние ностальгии по тем временам, когда я их слушал. Я просто балдею от песни битлов When I’m Sixty-Four. Дальше будет только хуже или как? – У нас с тобой не просто никакой личной жизни, у нас она отрицательная, – услышал я с утра мамины слова, когда вышел из комнаты и увидел маман с Нателл на кухне. – А, – усмехнулась мама и встала меня обнять. – Вот и блудный сын. Ты полюбуйся, как ни в чем не бывало! Растишь-растишь детей, а потом раз – и к папеньке, которому до него дела не было! Мама говорила с юмором, но мне почему-то всё равно было неприятно это слышать. Мне показалось, что отец на самом деле раскаялся. Всё-таки нам нужно поговорить втроем, а то это никогда не кончится. – Мам, не говори так о папе! – Саш, не смеши меня. Какой он тебе отец?! Какой?! Да тебе дядя Рома и то больше отец, чем этот музыкант! – она снова вошла в раж. Нателл уже насторожилась и не знала, как нас остановить. – Дядя Рома? – я улыбнулся, понимая, что не должен этого делать, но уже не мог остановиться. – А ты знаешь, кто такой дядя Рома? – В смысле? – Дядя Рома твой сам трахальщик еще тот! – ну вот, кажется, я сболтнул лишка. – Что? Что ты сказал? Да как тебе не стыдно?! Я всё рассказал маман, потому что уже не мог держать это в себе. Сказал, что не того человека она нашла мне для примера. Хотя, в принципе, она не виновата, что он не оправдал ее доверия. На самом деле люди даже не представляют, что о них думают другие, пока не случаются такие вещи. Как будто оттого, что мама будет думать, что дядя Рома хороший, он на самом деле станет хорошим. Сила внушения здесь не работает. Иногда я женщин всё-таки не понимаю. Я понял, что они какие-то странные, еще тогда, когда мы с ребятами несколько лет назад провели опрос среди наших мам. Показали им фотки всяких рок-музыкантов и сказали назвать самого красивого. Там были Джон Леннон, Курт, Ник Кейв, Пол Маккартни, чувак из «Ганзов», Тайлер и Мик Джаггер. Так вот, большинство наших мам выбрали Мика Джаггера. Я, конечно, понимаю, что попка у него ничего так. Но мы же лицо показывали. Я не мог больше находиться в этой женской компании и позвонил Максу. Он заехал за мной на байке и зашел поздороваться с маман. Она что-то невнятное сказала в ответ, а Нателл посмотрела на Макса с презрением. Мне кажется, она втайне его хотела и говорила маман, что он плохой, чтобы постепенно наложить на него свои верблюжьи лапы. Надо почаще с Максом встречаться. Он хотя бы знает, что такое рок-кафе, и бреется. Маман постоянно говорит мне: ты посмотри на того. А на того посмотри. Он в твоем возрасте уже и так далее. Меня раздражают такие сравнения. Почему она не видит, что я хорошо рисую и уже добился успехов, пусть пока и маленьких. Наверное, пока я не покажу ей контракт на миллион по оформлению какого-нибудь бренда, она так и будет продолжать.