– А если бы мы снова туда… куда бы попали? – Не знаю, – озадачился я таким вопросом. – Обратно в Отстойник, нет? Так я не хочу в Отстойник, здесь лучше. Совсем не хочу. – Здесь как-то… чужое все, ты знаешь, – голос Насти звучал задумчиво. – Знаю, – с готовностью кивнул я. – А там собачий холод, дрянная одежда, холодные машины, нищая жизнь. Лучше? – Там было с кем поговорить, верно? – Настя обернулась ко мне. – С Федькой, например, или с Иваном. А в Захолмье мы уже неплохо устроились, верно? Ну и что, что компьютеров не было, зато уже были друзья. А здесь я до сих пор ни с кем сойтись не смогла. Как-то не получается. Приятели есть, а друзей нет. И даже в ту же шашлычную сходить… помнишь, как весело было? Нет этого здесь. – Любимая, я не знаю. – Я вытащил из сумки видеокамеру: мы как раз понемногу приближались к тем местам, которые мне хотелось осмотреть. – Я думаю, что все устаканится, втянешься. Люди везде одинаковые, есть хорошие и плохие, просто некоторых, которые совсем свои, ты понимаешь лучше, а некоторых хуже. Я уже встретил здесь людей, с которыми мне хорошо и весело. И которые доказали, что могут считаться друзьями. Может быть, это ты сама как бы… ну… отталкиваешь эту действительность? – Я даже показал руками, как она может ее «отталкивать». – И потом… у меня есть ты, зачем мне еще кого-то искать? Мне с тобой хорошо и совершенно все равно, где мы, лишь бы вместе. – И тебе не хочется отсюда уйти? – А… куда? Все же в Отстойник? – Хотя бы, – пожала она плечами. – Нет. – Я даже подумал еще раз, затем повторил: – Нет, не хочу. Я хочу жить с тобой там, где у нас получится жить. На берегу твоего озера или где угодно. Мне только ты нужна, и все. А друзья… да появятся друзья, просто у тебя работа такая, что ты больше сама по себе. Она вздохнула. – Мне все это время даже поговорить было не с кем, понимаешь? Мне трудно так… жить… вот так, скрывая, кто я есть на самом деле и откуда взялась… – Можно не скрывать, но тогда все будет намного хуже, будут смотреть как на обитателей зоопарка, – развил я мысль за нее. – Давай просто жить – и тогда все будет проще. – Ну может, и так. На самом деле я ее понимаю, если честно, хорошо понимаю. Там, в Отстойнике, у нас уже как-то сложилась жизнь. Действительно были друзья, действительно перед самым уходом жизнь как-то наладилась – мы уехали из грязного, серого и мрачного Углегорска в раскинувшееся среди полей и лесов Захолмье, в чистый новый дом, выстроенный совсем не так, как там строили раньше, поселились рядом с друзьями, ходили друг к другу на шашлыки, общались – да, какая-то жизнь уже появилась. Настя, возможно, ценила ее даже больше, чем я, потому что прожила в Отстойнике дольше, успела со всех сторон его ощутить, а я все же ненадолго там застрял. И такая вещь, как языковой барьер, никуда пока не делась. Пусть она на английском и разговорилась, я вижу, но не настолько, чтобы спокойно болтать с людьми о чем угодно. И это тоже ее держит, мешает ей. На самом деле в этом она не права, надо просто чуть-чуть продержаться, и тогда все встанет на свои места – новый язык «прилипнет», появится общение, а с общением и все остальное. И мне правда не хочется обратно, в то мрачное убожество и разруху послевоенной жизни. Совсем не хочется, категорически. – И кто даст гарантии того, что, если там проход открыт, мы попадем обратно? – добавил я. – А если окажемся в месте, которое очень намного хуже? Или вообще не вместе? Сколько таких миров, в которых мы были и… освободили место? – Не знаю, – вздохнула она. – Может, у меня настроение. Депрессия. Не знаю, посмотрим. – Сколько у нас будет времени – два месяца? – Ну да, более или менее. – Вот поживем их как люди, в городке, а не в грузовом терминале, и посмотрим. Там хоть есть куда сходить? – Это есть, куда же без этого. – Все нормально будет, поверь. Я это чувствую. – Ладно, главное – тебя дождалась. Знала ведь, что ты сюда придешь. Разговор как-то сбился на болтовню ни о чем. Мы оба, похоже, решили избегать пока разговоров о будущем. Не сговариваясь. И верно, какой смысл себе нервы мотать? Все равно ничего изменить мы не в силах – снесло нас потоком времени, или чего там, сюда, в этот мир – вот мы тут и барахтаемся. И хорошо ведь, что сюда, хоть и этого будущего тоже никто не планировал. И кто знает, куда этот поток понесет тебя дальше? Хорошо, что ты в нем пока хотя бы не утонул, надо бы уметь и этому радоваться, малому. – Они нападут? – перескочила Настя на суть нашего вылета. – Без сомнения, – уж в этом уверенности у меня было на троих. – Другое дело, что напасть в открытую они могут только в том случае, если у них совсем ума нет. – Почему? – Ну потому что их разведка здесь была, о чем-то они докладывали, верно? Даже с этим сборищем дилетантов мы для них из другой весовой категории. И слишком хорошо укреплены. – И что они сделают? – Для начала, я думаю, попробуют сравнять счет. Или попытаются взять в блокаду, но нам от блокады проблем немного. Думаю, скорее всего, они постараются напасть на конвой. – А откуда они про него знают? – А про него и знать не надо, он же регулярный, так? – Относительно. Не так чтобы по графику. – На их месте я бы начал с прощупывания нашей обороны и выявления слабых мест. – А у нас слабые места есть? – насторожилась Настя. – Выше башки. Но мы справимся, это я могу пообещать тебе. Только ей и мог пообещать, себе – с уже куда меньшей уверенностью. Хотя бы потому, что я могу придумать, как реагировать на те угрозы, которые сумею сочинить от имени противника. А вдруг противник умнее меня? Может быть такое? Да может, не так это и трудно, на самом деле. Поэтому всегда следует ждать того, что тебя просто перехитрят. Что я собираюсь делать? Доказывать бандитам, что атака на нас обходится дороже, чем просто утереться. Просто в обороне сделать это трудно, надо еще и нападать. Но у меня очень, очень мало для этого сил. Даже на оборону хватает с большим трудом. – Вон они, – сказал я, указывая на группу машин внизу, когда отметка самолета на движущейся по экрану карте наползла на парк Тауэр-Рок. Естественная воронка, горы, наползающие на плоскую, как холм, равнину. И куча машин внизу, уже знакомых по типу машин – пикапы с пулеметами и защитой, внедорожники, грузовики. Довольно много людей. Недостаточно много для нападения на нас, но достаточно для того, чтобы удержать эту позицию. Зачем? А выход на оперативный простор, так сказать. Если перекрыть дорогу через горы, то банде в нашу сторону или не прорваться, или ехать в большой объезд. Причем, как мне кажется, через территорию других банд. А вот если укрепиться здесь, то засаду в горах на них уже не устроишь. Толково. Что из этого следует? А то, что бандиты намерены что-то предпринять в отношении нас, и что ими кто-то командует. Кто-то разбирающийся в основах тактики, по крайней мере. Теперь все снять и потом рассмотреть подробней. Нам бы какой-нибудь самолет для аэрофотосъемки раздобыть – очень было бы хорошо. Чтобы повыше летал и видел все оттуда хорошо, чтобы вот так, как сейчас, не было… – Уклоняйся, в нас стреляют! Затарахтел пулемет с одного из пикапов, потом со второго. Трассы потянулись в нашу сторону, раскачиваясь и пытаясь нащупать самолет. «Сессна» завалилась в пологое боковое скольжение, прошла под ними, затем пошла дальше змейкой, чтобы не позволить пристреляться к нам в хвост. Не попали, судя по звуку – ни разу, по воздушной цели вообще-то надо уметь стрелять, но по нервам дало хорошо. Только когда стрельба прекратилась, я выдохнул наконец, а то, кажется, так и сидел, затаив дыхание с перепугу. Настя, кстати, выглядела спокойней. Спросила только: – Теперь куда? Ну да, ей под обстрелы приходилось попадать, сколько она к адаптантам летала. – Давай на Хелену, на их основную базу глянем, – предложил я. – А потом обратно, потому что дел… не описать словами. – Хорошо, – кивнула она. Самолет чуть довернул влево и пошел над горами, постепенно набирая высоту – для обзора. Нет, а точно никак нельзя что-то высоко летающее и с мощными камерами добыть? На ум почему-то пришли самолеты ледовой разведки, приходилось мне в детстве такие видеть – вот они точно были и винтовые, и с камерами. И с мощными радиостанциями. Вот нам бы такой, а? Или просто можно как-то нормальные сильные камеры поставить… хотя бы на эту «сессну»? На главной, как я думал, базе вроде как даже машин прибавилось. Странно, я думал, что должно стать меньше – все же немало сил выделили в заслон у Тауэр-Рока. Банда больше или с кем-то объединились? Ну ничего, если решат просто напасть, то справимся, тяжелого вооружения у противника я пока не видел. Вот если у них есть миномет, например, – тогда все намного хуже. Или хотя бы одна единица брони, потому что нашими «псевдомухами» мы с ней особо много не навоюем. Но броню уничтожали тщательно, всю, что не могли вывезти, так что это маловероятно. А как насчет миномета? И почему у нас нет миномета, если есть минометчик? А в Вайоминге есть минометы? Наверняка, просто не может не быть, потому что арсеналы Национальной гвардии и этого штата, и соседних остались под контролем, а миномет – оружие дешевое, они в любых войсках есть. А это еще одна причина срочно лететь туда. Только на что менять? Хотя… на месте тамошней милиции я бы с радостью просто поделился – хотя бы для того, чтобы мы могли лучше давить на банды со своей стороны. Да, именно поэтому. От Хелены пошли обратно, пройдя еще раз, плюнув на возможность обстрела, над Тауэр-Роком. Там ничто особо не изменилось, только стрелял в нашу сторону лишь один пулемет. Но расстояние на этот раз было больше, шли мы поперек линии огня, так что в нас опять никто не попал. Но мечта о самолете ледовой разведки стала как-то более выпуклой и отчетливой. Елки-палки, мы же из Канады все себе тащим, там должны такие быть. У них там север и льды в наличии, а в этих льдах навигация. А вот для посадки «сессне» потребовалось все же намного больше полосы, чем не только моей «лайке», но и «оттеру». «Твин Оттер» – это STOL[42], самолет с укороченным взлетом и посадкой, летает с полянок, грунтовок и дорог, ну и садится куда попало, а вот «сессна» так не умеет. Хм… все же, выходит, летать здесь лучше на «лайке», для нее и в холмах, наверное, можно будет найти хоть сколько-то прямой участок дороги, чтобы посадить машину на вынужденную и при этом не убиться. За ланчем поймал себя на мысли о том, что люди на Базе как-то перепутались с их функциональными обязанностями. До этого я ни за кого не отвечал, отвечали скорее за меня или я сам за себя, и в результате я видел вокруг людей – с их проблемами, настроениями, историями у них за плечами. Я разговаривал с ними о жизни и каких-то там других вещах, я выбирался с кем-нибудь, кто становился мне ближе, вечером в кабак и там пил пиво, болтая, а здесь… а здесь так не получается. А тут как-то оказался в ответе сразу за все. И теперь мне совершенно некогда говорить, например, с Хэнком, о том, как он сюда провалился, и сейчас я говорю с ним о том, что он должен составить боевое расписание для всего личного состава Базы и дать мне его на проверку. Я спрашиваю Марка про плакаты и не интересуюсь больше ничем – кто он, откуда и как здесь оказался, а просто бегу дальше, потому что мне надо добиться того, чтобы сразу начали возводить выносной пост. А это прорва работы, это выделение людей, это очередная головная боль. Но это все для того, чтобы этих самых людей защитить, дать им возможность выжить в этом нехорошем месте. Но мне это все не нравится. Хотя бы потому, что я не люблю командовать. Зато люблю общаться с теми людьми, что мне интересны, – а теперь это не получается. Теперь я для них тот, кто приказывает, что делать, и при этом сам здесь без году неделя. Кто-то, кто, например, был со мной в ночном выходе, как-то уважают, кто-то помогает потому, что понимает нужность моего дела, а кому-то я просто еще один гвоздь в заднице, не дающий покоя. Нужно готовить командиров, хотя бы троих-четверых, чтобы те могли командовать и учить других. Потому что я один со всем не справлюсь. Пусть у меня и взвод всего, но попутных задач – как на армию. – Митч, надо что-то менять, – снова сказал я бывшему пехотному капитану, когда мне удалось утащить его в штаб. – Здесь будет война, людей очень мало, люди ни к чему не готовы, Базу заблокируют, она перестанет работать. В штабе было пусто, через стеклянные стены был виден весь просторный терминал – машины, крыши жилых трейлеров, ряды столов в кафетерии, где сейчас сидели те, кто должен будет ехать дальше, в анклав чужих. У одного «джи-вагена» возился кто-то, я не мог узнать, кто именно, в рабочем комбинезоне, откручивая колесо. – Насколько уверен? – Процентов на сто примерно, – ответил я, ничуть не покривив душой. – Мы на индейской территории, здесь банды кругом. – Ну для того твоя задница здесь и находится, чтобы выставлять ее на линию огня, – усмехнулся Митч. – Другое дело, что лучше бы ей быть достаточно большой, чтобы и закрывать собой как можно больше. – Поэтично, – кивнул я, жестом предлагая ему маленькую бутылку минеральной воды. – А если вернуться к реальности? – Надо провести конвой, это сейчас самое главное. – Митч взял у меня бутылку, с треском свернул крышку. – Мы уже говорили об этом. Потом будем что-то менять здесь. – Потом может оказаться поздно, даже людей сюда не привезешь. Ты обещал десять человек, к слову. – Я тебя слышал и я все понял. И обещал я их позже. И принимаю решения не я, – он показал пальцем на потолок, подразумевая свое начальство. – Я не могу выделить людей, не могу выделить технику и вообще ничего не могу. Я командую тем, что есть. Если у меня не получается, меня вызывают для того, чтобы прожевать мою задницу, и в эти моменты я могу чего-то добиться. Я знаю, откуда можно выдернуть десять человек, и попытаюсь это сделать. У тебя есть конкретные предложения? – Я тебе уже все высказал, – вздохнул я с трагическим видом, вроде как сокрушаясь над его забывчивостью. – Надо создать силы быстрого реагирования. Не здесь, а на основной территории. И направлять их туда, где надо решить проблемы. Других способов я не вижу.