– Оденьтесь, – приказал он. – Лева, посмотри, – позвал Стас. Соседняя комната оказалась совсем крохотной. По сути, это была спальня. На кушетке сидела девочка, а в детской кроватке возле окна крепко спал еще один ребенок. Он пошевелился во сне, но не проснулся даже после звериного воя Марины. На голове девочки были наушники, и она так и сидела в них, испуганно глядя на чужих ей людей. – Займусь задержанной, – сказал Стас. – Игорь Федорович, ты где? Лев Иванович опустился возле кушетки на корточки. На полу вперемешку с фломастерами и карандашами лежали детские рисунки. Гуров взял самый яркий и показал его девочке. Она ничего не ответила, но, когда Лев Иванович потянулся к ее голове, чтобы снять наушники, испугалась и заплакала. Гуров не умел обращаться с детьми. Чтобы успокоить ребенка, он взял первый попавшийся карандаш и нарисовал на листе бумаги фиолетовый цветок. – Смотри, – сказал он. – Красиво? В комнату неслышно шагнула Виктория Сергеевна. Она заглянула в глаза девочке и протянула руку. – Пойдем к маме? – ласково спросила она. – Вы серьезно? – зашипел Гуров. – Она не в себе. – Она думает, что у нее отнимут ребенка, – тем же ласковым голосом произнесла Кораблева и увела девочку из комнаты. И только тогда Лев Иванович подошел к детской кроватке. Там лежал и крепко спал маленький мальчик. На полу под кроваткой валялся оранжевый комбинезон. Алексей не выпускал сына из рук. Даже фельдшеру «Скорой» не сразу удалось получить возможность осмотреть ребенка, а когда отец все же согласился положить его в кроватку, то все равно стоял рядом, мешая медикам проводить необходимые манипуляции. – Папочка! – не выдержала одна из них. – Присядьте. Не нужно тут стоять. Мальчик жив, мальчик дышит. Травм нет, зрачки на свет реагируют. Ну что вы, ей-богу? Виктория Сергеевна с маленьким Пашкой расположились в гостиной на диване. Пашка получил в полное распоряжение карандаши и альбомы Степы и вовсю занимался творчеством. Гойда был там же. Он все время висел на телефоне и то бранился, то ласково кого-то уговаривал. Стас Крячко и Лев Гуров сидели за кухонным столом. Они уже ответили на все имевшиеся у следствия вопросы, теперь пришло их время отдыхать. – Знаешь, что мне рассказал Долецкий, пока мы ждали опергруппу? – спросил Стас. – Да там у него с этой Мариной целая эпопея была. Вот клянусь тебе. – Я в курсе, – ответил Гуров. – Он изменил своей жене с другой женщиной, не сразу распознав ее опасный диагноз. – Шизофрения чего-то там, – попытался вспомнить Стас. – Параноидальная, – подсказал Гуров. – Страшное дело. – А ее родителей нашли? Девочку-то куда? – Виктория Сергеевна сказала, что она останется с матерью, но только в том случае, если мать плотно подсядет на серьезные препараты. Если же мать упекут в психичку, тогда девочка переедет к родственникам. У Марины живы родители. Их, кажется, уже нашли. В кухню вошел Гойда. Схватил стакан, налил в него воды из-под крана, выпил одним глотком половину и попросил сигарету. Гуров протянул ему почти пустую пачку. Некоторое время все молчали. Гойда заговорил первым. – Нашли синюю куртку, – сообщил он, выдыхая дым в потолок. – Она в ней как за каменной стеной была – все половые признаки стирались. Реально как подросток. И признание уже есть. Правда, мне наши криминалисты посоветовали оставить ее в покое, поскольку она состоит на учете в психоневрологическом диспансере. Нужна судебно-психиатрическая экспертиза. То есть они ее проверят, в больнице ей помогут справиться с кризисным состоянием болезни, а потом уже можно будет допрашивать. Но! Вину она признала по обоим пунктам. Нападение и похищение. Если постараться, то можно впаять доведение до самоубийства, но это уже лирика. Ваше здоровье! – Он допил воду и со стуком поставил стакан на стол. – А мотив у нее был какой? – спросил Гуров. – Ревность? Месть? Все вместе? – Не сообщила. Но думаю, что все вместе. Никогда бы не подумал на нее. Все это время чихвостили людей громких, видных, а она тихонько сидела за стенкой. Уму непостижимо. – А ведь этот план предложила Виктория Сергеевна, – покачал он головой. – Сначала я его отмел, а она уговорила. – Я тоже не думал, что он сработает, – признался Гуров. – Все казалось слишком несерьезным, но она умеет убеждать. И клюнула-таки Марина. Когда увидела Викторию Сергеевну с сыном, выдала себя, растерялась, а потом заторопилась домой, посмотреть, на месте ли похищенный ребенок. – Странно, но Следственный комитет тоже был не против проведения операции, – проговорил Гойда. – Не понял, – произнес с подозрением Крячко. – То есть мы все работали по протоколу? – Не мог я не сообщить им о том, что мы планируем, пойми ты, – завелся Гойда. – Потому что это детский сад был бы. В конце концов, кому поручили вести дело? Мне. А когда комитет подключился? Позже. Мне и доказывать ничего не пришлось. Кроме того, сотрудник с собственным ребенком в роли наживки – это совсем уж перебор, и в комитете сначала рыпнулись, мол, обалдели вы там в своей прокуратуре? Но Кораблева лично с «комитетчиками» связалась, а потом уже и вас подключила. – У меня такое чувство, будто меня надули, – Стас поморщился, как от изжоги. – Ой, в первый раз, что ли? – лениво бросил Гойда. – Главное, уйти красиво. Ну и желательно с хорошим результатом, а у нас сегодня мальчик нашелся. Похищенный три дня назад. Живой и… почти здоровый. – Я не пойму одного, – растопырил ладони Крячко. – У жены Долецкого под боком жила его бывшая. Они что, с ней никогда не виделись? – Не виделись. Она ни разу не попалась ему на глаза. Девица все как следует просчитала. В коридоре появился Долецкий. Гуров с беспокойством наблюдал за его ватными движениями. Казалось, что он вмиг состарился, а ведь должен летать. – Откройте окно, – попросил он. – Накурено. – Прошу прощения, – спохватился Игорь Федорович. – Вы уж извините нас. – Да ничего, я и сам бы не прочь затянуться. – Да куда вам курить? – не выдержал Гуров, освобождая стул. – Сядьте. Вас врач осмотрел? – Она занята сыном, – слабым голосом ответил Алексей. – Что с ним? – Похоже, все эти дни его держали на снотворном. – Ну правильно, а как еще его заставить замолчать? – оживился Стас. – Он бы просился к матери, плакал бы. – Хотите чаю? – спросил Алексей. – Я бы выпил. – Да времени-то у нас нет, – вспомнил Гойда. – Вот-вот осмотр в соседней квартире закончат, и поедем. – Вы жене-то в больницу сообщили? – спросил Гуров. Алексей поднял на Гурова совершенно пьяный взгляд. – Про то, что сын жив, – первым делом. Она спала, но я потребовал разбудить и передать. А вот подробности ей знать не нужно. – На вашем месте я бы рассказал ей все, – проворчал Гойда. – Не сразу, конечно, но у вас же наверняка состоится серьезный разговор. Вы слишком долго молчали, Алексей. Натворили дел, не подумали о последствиях, а теперь снова планируете возвести за́мок из секретов. Обрушится – завалит всех. – Может быть, вы и правы, – откликнулся Долецкий. – Только не учите меня жизни, пожалуйста. Лев Иванович прислонился спиной к косяку и сложил на груди руки. – Вы уже видели Марину? – спросил он. – Да, я зашел к ней. За сыном, – уточнил Долецкий. – Признаться, я не узнал ее сразу, она сильно изменилась. Совершенно другой человек. – Вы же понимаете, что вполне можете быть родным отцом ее дочери? – Да, наверное. Ему было неудобно обсуждать свое прошлое. Отвечал он неохотно, почти односложно. Но Гурова несло: он хотел разбудить в Долецком человека. Желал убедиться, что тот правильно расценит случившееся и, может быть, перестанет быть мямлей. Правда, все эти желания Гуров оставил при себе. Он не имел права скатываться до осуждений, нравоучений и словесных наказаний. Он не был на месте Долецкого, а потому все, что чувствовал, нужно было делить на сто. – Мне жаль! – неожиданно повысил голос Алексей и снизу вверх посмотрел на Гурова. – Я все понимаю, но вы перегибаете. – Да, Лев Иванович, ты уж давай… того, – мрачно добавил к сказанному Долецким Гойда. – Сами разберутся. – Я благодарен вам за все! – продолжал обороняться Алексей. – Но не обязан выслушивать ваши замечания. Почему вы решили, что можете меня лечить? Гуров пошел к выходу. – Пойду подышу, – сообщил он. – А то здесь и правда воздух тяжелый. – Ну и правильно, я скоро тоже выйду, – откликнулся Крячко и повернулся к Алексею. – Где у вас чай? Через час Виктория Сергеевна с сынишкой уехала домой на красном «Порше». Пашка клевал носом, но не только из-за того, что время было поздним. Просто прошлую ночь он провел в поезде, а сегодня весь день был на ногах. Кроме того, после долгой прогулки с мамой его вдруг все стали кормить конфетами и печеньем, которое нашлось в доме. Он уже не хотел, но ему все равно несли и несли сладости. Тяжелый денек выдался. Проводив Кораблеву, а заодно и экспертов во главе с Игорем Федоровичем, Гуров и Крячко остались на улице. Им хотелось поговорить с медиками, которые осматривали Степу. С той минуты, как его нашли, он все время спал, и сыщикам это совсем не нравилось. – Поправится, – сказала им Кораблева перед отбытием. – Мальчик настрадался, и его подружка тоже. Маме уже сообщили?