Алька похолодела, когда взгляд полицмейстера прошелся по ней, по-хозяйски ощупывая. По шее, по груди и ниже. – Насколько мне известно, вы уважаемый женатый человек. – Эльдор усмехнулся и взял столовые приборы. – Зачем вам это? Полицмейстер хмыкнул: – Затем же, зачем и вам, уважаемый приор Святого Надзора. Должность, знаете ли, волнительная. Иногда хочется расслабиться. Эльдор приподнял бровь, и в его темных глазах появилось нечто новое, непонятное, но обжигающее, словно вулканическая лава. – Я не привык делиться собственностью, – тяжело сказал он, – и не повторяю былых ошибок. В это мгновение Алька, которая собирала со стола грязные тарелки, ощутила чужую, липкую и холодную ладонь под коленкой. Она даже не поверила собственным ощущениям – ну невозможно же, чтобы вот так, в присутствии хозяина дома, к ней запросто лезли под юбку. Но именно так все и было. И судя по тому, что толстые руки полицмейстера лежали на столе, путешествие вверх по бедру совершала рука его отпрыска. Алька дернулась было, но тут же заслужила неодобрительный взгляд хозяина. Да, нужно было собрать тарелки, смятые салфетки… А мужские пальцы неспешно продолжали путь вверх, дошли до середины бедра и… В глазах Альки потемнело. Вот были бы живы родители, никогда ничего подобного не произошло бы. И даже когда они жили с Тибериком, она приняла все меры, чтобы тоже… ничего такого. Потому что грязно, мерзко и противно. Ощущать себя даже не животным, просто вещью, которой хотят попользоваться, а потом выбросить, как вот эти мятые салфетки. Когда жесткие пальцы сжали ее ягодицу, Альке вдруг стало совершенно все равно, что будет с ней дальше. Она резко повернулась и, глядя в усыпанную веснушками отвратительную рожу, обрушила на голову гостю все, что собрала на подносе. Звон бьющейся посуды. Перекошенное лицо рыжего подонка. Время остановилось. Ее окутала тишина, такая пронзительная, что было слышно, как звенела, прыгая на полу, серебряная ложечка. Алька зажмурилась в ожидании боли. Вот сейчас Эльдор активирует ошейник, сейчас… Прогрохотал отодвигаемый стул. А в следующее мгновение Альку словно подхватило темным вихрем, потащило куда-то вон из гостиной. Этот вихрь пах немножко спиртным, немножко кофе, деревом и старинными книгами. Она покорно повисла в железных руках приора. Пусть делает, что хочет. Все равно, давно уже все равно. Мимо смазанным пятном мелькнули стены коридора, с грохотом отворилась дверь, и Альку, словно тряпичную куклу, швырнули на пол. Она лишь успела сжаться в комок и закрыть руками голову, потому что понимала – сейчас ее будут бить. Сильно и безжалостно. Но страха не было, ни капельки. Может, если прибьет, так будет даже лучше? Тиберик поплачет и забудет ее. А приор мальчика не бросит. – Сиди тут, – прорычал Эльдор. Следом прогрохотала дверь и несколько раз провернулся ключ в замке. Ушел. И даже бить не стал. Алька медленно отняла руки от головы и осмотрелась. Выходит, он ее запер в собственном кабинете. За окном стемнело. Потом где-то внизу часы пробили десять. Алька сидела на полу, облокотившись спиной о стену и подтянув к груди колени. В голове бестолково крутились мысли – о том, что наверняка после этого приор накажет и снова станет относиться к ней плохо. О том, что наверняка приору потребуется все его влияние, чтобы успокоить полицмейстера. Наконец, о том, что она могла бы и потерпеть. Кто она такая? Не человек. Выкупленная в рабство на пять лет двуликая. Двуликих много в городских борделях, им попросту больше некуда идти. Имущество отобрали, на работу, даже на мануфактуры, не берут. Если берут, то только мужчин. А тут подумаешь, всего-то за задницу ухватили, а она и рада посуду бить. Сервиз, между прочим, недешевый был. Альку передернуло. Нет, все это неправильные мысли. Она выросла в хорошей семье и не позволит вот так с собой обходиться. Словно она какая-нибудь шлюха. Воспитание, благородство – оно ведь не зависит от того, есть печать Надзора или нет. Все это внутри и никому не отнять. Но когда в замке снова провернулся ключ, она невольно сжалась. Чувствуя, как по шее стекает капля холодного пота, сидела и смотрела, как в кабинет нетвердой походкой заходит приор Эльдор. Был он мрачнее тучи. Остановившись в двух шагах от сидящей на полу Альки, перекатываясь с носка на пятку, он спросил негромко: – Ну и что это было, фье Ритц? Что, Алайна? Чем тебе не угодил сынок нашего полицмейстера? Ей стало стыдно. Хотя по-хорошему стыдиться должна была вовсе не она. – Он мне под юбку лез, – выдавила Алька и опустила глаза. Щеки стремительно налились жаром. – Под юбку лез, – эхом повторил Эльдор. Говорил он негромко, но лучше бы кричал. От тихого, хриплого голоса становилось жутко. – Ниат полицмейстер долго меня убеждал, чтобы я тебя им отдал… на недельку. Чтобы внушить, как следует вести себя двуликой. Алька задохнулась. Ну вот и все. Воображение живо нарисовало картину того, что ее могло ждать в доме полицмейстера. Сама Алька опыта с мужчинами не имела, но примерно знала, чего ожидать. Руки похолодели и сильно затошнило. – Вы согласились? – с трудом выговорила она. Эльдор провел рукой по волосам. – Разумеется, нет. Отчего я должен делиться своей собственностью? Но ты-то… ты хоть понимаешь, что все это могло для тебя печально закончиться? А если бы я согласился? Папаша и сынок те еще отморозки. Когда-нибудь была с двумя мужиками сразу, а? С теми, кто намеренно хочет причинять только боль? Алька в ответ закрыла лицо ладонями и замотала головой. Она и с одним-то никогда не была… – Наказывать будете? – спросила тихо. – Молодая, глупая, горячая, – пробормотал приор. – Мне еще и оберегать тебя все эти пять лет… от твоей же дурости. – Я никому не позволю так себя вести со мной, – прошептала она. – Никому! – Да что ты говоришь? Он шагнул к ней и легонько, как перышко, вздернул вверх. И, не чувствуя под ногами пола, Алька вдруг поняла, что приор изрядно пьян, что просто стоит и держит ее на весу под мышки и что совершенно внезапно ее лицо оказалось так близко к его лицу, что видно каждый шрамик, каждую морщинку. И боль во взгляде. И неожиданно длинные черные ресницы. – Я хочу, чтоб ты понимала, – произнес он, а Алька тонула в черных омутах его сумасшедших глаз, – твоя жизнь ничего не значит, Алайна Ритц. И единственный способ не умереть – быть незаметной, быть тихой. Не чудить, опрокидывая на моих гостей посуду. И так же резко поставил на ноги. Алька пошатнулась, он придержал ее за плечи, но потом резко отдернул руки и рефлекторно вытер их о вышитую жилетку. А ей захотелось пойти и удавиться сию же секунду. Память о том, когда она была красивой девушкой из хорошей семьи, все еще жила. Интересно, как бы вел себя ниат Эльдор, если бы они встретились до того, как ее лицо обезобразила печать Надзора? Небось руку бы ей подавал, чтобы помочь выйти из экипажа. – Иди к себе, – процедил Эльдор, испепеляя ее взглядом. – И лучше бы тебе не показываться ближайшие дни мне на глаза. Поняла? – Поняла. Он кивнул на дверь, и Алька бегом бросилась в коридор, путаясь в длинном подоле платья и захлебываясь слезами. Хорошо, что Тиберик спал. Алька быстро разделась и, оставшись в сорочке, нырнула под одеяло. Сердце колотилось как сумасшедшее, в горле комком стояли слезы. Наверное, она глупая. Уже следует привыкнуть ко всему, а вот не получается. Мнит себя чуть ли не принцессой. Давно бы пора понять, что она хуже, чем корова. К скотине лучше относятся, скотина – это не двуликие. Ее бил озноб, пальцы ледяные, во рту пересохло. А приор… А что приор? Выходит, сегодня он ее спас. Ненавидя за то, что двуликая, все равно не отдал тем двоим. Захочет ли спасать завтра, вот в чем вопрос. Пытаясь успокоиться, Алька крепко зажмурила глаза. Рядом мерно дышал Тиб, от него пахло чистотой, цветочным мылом и беззаботным детством. Она вдохнула. Выдохнула. А перед глазами все равно стояла картина того, как Эльдор вытирает руки. Как будто таракана раздавил или другую мерзость… Сон не шел. Сперва Алька просто смотрела в потолок, смаргивая слезы. Потом, окончательно поняв, что не уснет, решила сходить на кухню и выпить воды. Выбралась из-под одеяла и как была, в сорочке и босиком, на цыпочках вышла из спальни. Кухня располагалась в другом крыле дома, и чтобы туда попасть, нужно было либо выйти во внутренний двор и зайти в дом с другой стороны, либо пройти сквозь анфиладу комнат, оставив за спиной лестницу на второй этаж. Во дворе было прохладно, и Алька предпочла идти сквозь дом – темный, молчаливый. Она прокралась по коридору, убедилась, что никто не поджидает на лестнице, высунула нос в ближайшую гостиную… И замерла. Потому что где-то впереди едва слышно поскрипывали половицы. Кто-то бродил по комнатам, и этим кто-то явно был не Эльдор, потому что приору незачем было красться в собственном доме. «Чужой! – пронеслось кометой в голове. – Воры!» Алька прижалась спиной к стене, так, чтобы ее было не видно из комнаты, потом очень медленно, затаив дыхание, выглянула – и тут же, с силой зажав рот рукой, метнулась обратно. В окна гостиной светила луна, и в косом пятне хрустально-белого света Алька разглядела тень. Крылатую тень. Крагх! Но во имя Пастыря, что крагху делать в доме приора Надзора? «Уж точно не поговорить пришел», – мрачно подумала она, медленно, неслышно пятясь. Затем нащупала рукой деревянные перила и легко, на цыпочках, поспешила наверх. Живот свело от страха, под ребрами как будто катались крупные ледяные градины, скреблись друг о дружку и болезненно сжимали сердце. «Куда он потом пойдет? Зачем здесь? Что – или кого – ищет?!» Наверное, она успела. Успела добраться до второго этажа до того, как крылатая тварь из-за Пелены миновала гостиную и вышла в коридор. Судорожно стискивая дрожащие руки, Алька припустила по коридору прямо к спальне Эльдора. Плевать, что он сказал не показываться на глаза! В доме крагх, самый настоящий, а это куда важнее, чем нежелание одного приора видеть одну двуликую. Алька даже стучать в дверь не стала, просто открыла ее и проскользнула в комнату, где замерла, озираясь. Эльдор преспокойно спал в кровати, и его обнаженная грудь казалась темной на фоне белоснежных простыней. Алька вдохнула поглубже и, стараясь ни о чем не думать, а заодно поменьше смотреть на полуголого мужчину, шагнула вперед. – Ниат Эльдор, – позвала шепотом. Он засопел чуть громче, пошевелился и не проснулся. Во сне его лицо казалось куда моложе, чем во время бодрствования, морщины разгладились, и казалось, на губах мелькает призрак улыбки. – Ниат, – позвала Алька, протянула руку и легонько коснулась горячего плеча. В тот же самый миг ее резко и больно дернули вперед, и она, задыхаясь от ужаса, уткнулась лицом в шершавую простыню. Сверху ее придавило совершенно каменное тело стража. – Та-ак, – процедил сквозь зубы Эльдор, от его дыхания на затылке шевелились волосы, – какого крагха тебе здесь нужно, Алайна? Я приказал тебе держаться от меня подальше… – Чу… жой… – прохрипела она, чувствуя, как сжимают шею стальные пальцы. Того и гляди переломит. – Что ты там щебечешь, птичка? Одним резким движением он перевернул ее на спину и замер, угрожающе нависая, положив пальцы на горло. – Чужой в доме, – просипела Алька. Ее внезапно прошиб пот, потому что Эльдор как-то особенно пристально рассматривал ее, взгляд гулял по лицу, по шее, по вырезу ночной сорочки. А потом он словно очнулся. – Откуда ему здесь быть, – прошептал сердито. – Какого крагха тебе надо? Еще немного, и она расплачется. Да почему же, почему он не верит?! – Пожалуйста, ниат Эльдор! – Голос дрожал, перед глазами все плыло. – Внизу, в гостиной, чужак. И, кажется, крагх…