– Деточка, подай мне палку и проводи меня. Алька опомнилась: – Спасибо, спасибо вам! Лекарь пожал плешивыми, с выпавшими перьями, плечами: – Спасибо скажете, светлейшая, когда ваш раб на ноги поднимется. Сейчас рано благодарить. Ничего еще не решено. И, почтительно поддерживаемый под локоть Арианной, вышел. Алька же, плотнее притворив дверь, вернулась к кровати, где, укрытый легким покрывалом, часто и быстро дышал страж. Вспомнила о чистой одежде. Механически, бездумно стянула грязное, вновь надела шаровары, кое-как обмоталась тканевой полосой. И все это не отрывая взгляда от бледного лица Эльдора. Она осторожно примостилась рядом на кровати, обняла стража одним крылом, а второе расправила по полу. Бутылочку оставила рядом с подушкой, положила голову сбоку – так, чтобы видеть строгий профиль. Накатила такая тоска, что хоть вой. Не поймешь этих мужчин – то проводит ночь с Ровеной, то лезет за Пелену, прекрасно зная, что ничего хорошего там не ждет. И как теперь к нему относиться, когда жизнь относит их все дальше и дальше друг от друга? Где-то в глубине души – как и всякая молодая девушка – Алька мечтала и о приличном мужчине, принимать ухаживания которого было бы приятно, и о красивом свадебном платье, и о карете, украшенной цветами, и чтоб запряжены были белые лошади. Наверное, она бы и влюбилась в Эльдора со всей своей нерастраченной страстью и отдала бы ему себя с радостью, но… Жизнь все расставила по местам – тут Алька невольно усмехнулась, – от нее ждут маленьких крагхов и брака с двумя мужчинами. Дивный повод спуститься с небес на землю. Она кончиками пальцев обрисовала жесткую линию скул Эльдора. Только не умирай, пожалуйста. Будь счастлив где-нибудь… пусть и с другой, но не умирай. А в ушах медным гонгом отдаются слова – я нашел тебя. И слова эти греют душу и почему-то дают надежду на то, что очень скоро все сложится. Хотя и непонятно, как тут вообще что-то может получиться. Алька осторожно приподняла голову Мариуса и влила порцию снадобья из бутылочки ему в рот. Вытерла темно-зеленую каплю на губах, потом подумала, что наверняка у Мариуса жар, и оттого озноб. Еще крепче обняла крылом, прижимаясь и согревая. И сама не заметила, как провалилась в дрему. Потом проснулась словно от толчка, с внутренней дрожью прислушалась к дыханию раненого. Ей показалось, что он задышал спокойнее и глубже. – Ну-с, ниат Эльдор, еще глоточек, – прошептала Алька. И едва не выронила бутылочку, когда черные ресницы затрепетали. Мариус глубоко вздохнул, дернулся всем телом и открыл глаза. Алька отпрянула. Еще вообразит себе невесть что… – Алайна, – прошептал он едва слышно. – Да, я здесь. – Отстранившись, она уже чувствовала себя менее уязвимой. – Ты снова убежала… глупенькая синяя птичка. Зачем… убежала? И столько чувства было в его словах, что Алька закусила губу. Чтоб не разреветься. Внезапно ее бегство показалось ей мелочным и совершенно глупым поступком. – Вы поверили своей жене, – сердитым шепотом сказала она, вглядываясь в темные глаза Эльдора и с ужасом понимая, что тонет, вязнет в их кофейной тьме. – Как ты могла подумать так? Я поверил только тебе, птичка. Видишь, даже пришел за тобой, потому что не хочу больше… без тебя. – Я здесь принцесса, – брякнула Алька невпопад, – видите, здесь мое место. Он закрыл глаза, помолчал, словно собираясь с силами. – И ты думаешь, что тебе здесь все рады? Те же слова, что и в том сне… – Может, и рады, – буркнула Алька, уже начиная сердиться – на себя и на него. На себя за то, что, выходит, сглупила. А на него за то, что мягко указал на это. – Я хочу, чтобы мы вернулись, – тихо, но твердо сказал Мариус, – ты приняла слишком поспешное решение. – Кем мы будем там, если вернемся? Вы – приор Надзора, а я – двуликая… Нет, даже не двуликая, самый настоящий крагх. – Ответ на этот вопрос, возможно, здесь. За Пеленой. Алька передернула плечами. Наверное, она еще не была готова обсуждать такие важные вопросы. – Вам нужно выпить снадобье, ниат Эльдор. Рана… – Не беспокойся, – он слабо улыбнулся, – все заживет. Я же страж, помнишь? Магистр сделал из меня совершенного воина с очень быстрым восстановлением. Мариус, скрипнув зубами, вдруг приподнял руки, снял с мизинца кольцо. – Дай свою ручку, Алайна. У Альки в животе словно все сжалось в тугой ледяной комок. Безумец, он просто безумец. Не ведает, что творит. Приор и двуликая… ничего смешнее и трагичнее не придумаешь. Но на ее безымянный палец, удачно миновав черный загнутый коготь, идеально сел тяжелый перстень с крупным раухтопазом, ограненным в форме кабошона. Камень будто был зажат в тонких завитках-веточках, на которых брызгами сверкали крошечные бриллианты. – Алайна Ритц, я хочу, чтоб ты стала моей женой. «Какое безумие, – мелькнула мысль, – какое красивое и сладкое безумие!» Но вместо ответа Алька тихо спросила: – Это что, то самое кольцо? – Да, – кажется, Мариус начал уставать, – оно передавалось в моем роду из поколения в поколение. Теперь оно твое, независимо от ответа. Алька зажмурилась. Это было похоже на то, как входишь в быструю и холодную речку. Внутри все трепещет и замирает, но вместе с тем так заманчиво, что хочется махнуть рукой и воскликнуть «что-нибудь да будет». – Приор Эльдор, вы сумасшедший. Я даже не представляю, что творится в вашей голове, если вы делаете предложение мне, да еще в такой обстановке. Он неотрывно смотрел на нее. – Я всего лишь отдаю себе отчет в том, что происходит со мной и вокруг меня. И что тебя смущает? Я могу жениться, на ком хочу. Ты, конечно, хм… весьма перната, да. А обстановка… Ну что обстановка? Располагает. Вполне. Глаза Эльдора смеялись, и Алька вдруг подумала, что он точно выживет. Когда умирают, нет такого огня во взгляде. Она напустила на себя важный вид. – Вы знаете, как я выторговала вашу жизнь? – Не страдаю отсутствием памяти, птичка. – Получается, у вас, ниат Эльдор, нет выбора. Ваша жизнь обменяна на жизнь будущих внуков повелителя Сантора. – Так оно к лучшему. – Он усмехнулся. – Что ты ответишь мне, Алайна? – Да, – твердо сказала Алька, – я отвечу вам – да. Хоть это и граничит с безумием. Глава 10 Тебе здесь тоже не рады Риск, побои, цепи. Перстень, спрятанный в поясе, и страх, что он так и не найдет свою птичку. Это того стоило. Если бы Алайне было на него наплевать, не бросилась бы даже не просто спасать, а закрывать собой от твари. А так-то… Жаркое, вскипающее легкой пеной торжество гуляло в крови. Он не был ей безразличен, не был! Со всем остальным они справятся. Вдвоем. Потому что должна быть разгадка всего происходящего. И если ее сложно найти в землях Порядка, то нужно искать в искореженных магией землях крагхов. Недолгая беседа с Алайной его утомила. Измененный организм запускал тонко настроенные механизмы регенерации, ту особую магию, которая, единожды овладев телом стража, делала его практически неуязвимым. Мариус помимо воли проваливался в сон, к сожалению, беспокойный, неприятный. Ведь то, что дано Пеленой, не может быть хорошим. Ему снова и снова снилось, как он, подойдя к колышущейся Пелене, стоит и смотрит, как ползут по ней радужные сполохи, а потом просто делает шаг вперед. По коже скользит нечто, напоминающее кусок тающего на тарелке заливного, тело на мгновение скручивает судорога, но тут же отпускает – Пелена признает свою магию. Следующая картинка: он стоит среди красных скал, острых, будто зубы неведомого зверя. Кажется, что скалы шевелятся, медленно движутся вокруг него и сейчас сотрут в порошок. А откуда-то сверху уже сыплются крагхи, здоровенные и при этом до смешного пернатые. Хотя какой тут смех. Мариус не стал сопротивляться, дал себя схватить, дал себя бить. Потому что догадайся они, кого взяли, до арены точно бы не дожил. А так только сломанными пальцами отделался, да и те быстро срослись – как и положено пальцам стража. Они его куда-то тащили, и он знал, что выбранное направление полностью соответствует тому, что задавало заклинание-поисковик. Рискованно, да. Очень. Но любовь не выбирает. А доверие к Магистру пошатнулось настолько, что принятое решение казалось почти рациональным. Все равно что убить одним выстрелом двух куропаток. В разделенном Пеленой мире им с Алайной действительно не было места, а он хотел – и на самом деле мог – изменить существующий порядок. Мариус время от времени просыпался, и тогда в плывущем, зыбком поле зрения появлялась Алайна Ритц, такая трогательная в этих синих перьях, что очень хотелось ее прижать к себе и немного потискать, а потом еще поискать среди пушистых красивых перьев, где там у крагхов всякие интересные округлости. Но тело было совершенно обессилено, он лежал бревном, только немного приподнимал голову, когда Алайна подносила к губам бутылочку с приторно-сладкой дрянью. И тогда он просто смотрел в ее чистые серые глаза и совершенно искренне недоумевал, как вообще жил раньше, до нее. Как-то жил. Прошлым в основном, в собственном кошмаре, под стук падающих на пол вязких красных капель. Когда Мариус в очередной раз выплыл из целебного сна, Алайны рядом не обнаружил. Он повернул голову. Рядом с кроватью на стуле сидел незнакомый крагх, черный как ворон, и только лицо было светлым, человеческим. И на этом лице полыхали со сдержанной яростью глаза-угли. «Неужто родственник Алайны нашелся?» – вяло подумал Мариус, а сам чувствовал, что это так. Кто же ты, ворон?