Приглашение было необычным и, признаюсь, встревожило меня. Что собрался показать мне Райгор? Неужто какой-нибудь каземат или комнату в башне, в которой мне предстоит коротать жизнь и откуда я уже так просто не выйду? Наверно, мысль о побеге закралась мне именно в тот миг… Но куда бежать? Разве что к старому Раве, но он меня защитить не сумеет. Значит, на перевал, вот только добраться туда ох как нелегко… И тем не менее я решила обдумать это как следует. Мы шли длинным темным коридором: по углам безмолвной стражей стояли рыцарские доспехи, будто пустые оболочки некогда давно почивших воинов, этакие скорлупки, из которых вылупился человек… либо вылетел его дух. Со стен смотрели потемневшие от времени портреты: порой не разобрать было, кто изображен на холсте: дама или кавалер. Признаюсь, я бы с интересом поразглядывала старинные наряды, но факелы давали чересчур мало света, да и лампа, которую нес перед нами слуга Райгора, не слишком выручала. Я снова вспомнила наши светильники и вздохнула: поищи их теперь в пещерах и уговори вернуться домой… если будет он, тот дом! – Картинная галерея, – зачем-то пояснил Райгор, хотя это и так было понятно. – Но тут любоваться нечем, все мои предки на одно лицо, только одежда и разнится. – Я слышала, ваша матушка была исключительно красива, – сказала я, чтобы не молчать. – Да, так говорят. К сожалению, прижизненных ее портретов нет, а посмертные… на них можно изобразить что угодно. – Он остановился у большого, в человеческий рост, полотна. – Вот она со мною. Эй, поднеси лампу поближе! Слуга повиновался, и я разглядела изящную миловидную женщину, темноволосую, с нежным румянцем. Она стояла подле столика с охапкой сирени на нем, а совсем маленький мальчик возле ее колен одной рукой держался за палец матери, другой же тянулся к цветам. Картина показалась мне милой, какой-то домашней и уютной, но слишком уж… зализанной, что ли? На лице княгини не читалось ни тени мысли, разве что легкая скука, поза ее была неестественной… Ну а дети такого возраста вряд ли могут изобразить танцевальное па, стоя на одной ножке. Не сомневаюсь, художник пытался передать при помощи кисти и красок, как маленький Райгор увлеченно пытается добраться до душистой сирени, но перестарался. Сомневаюсь, что такой ребенок мог позировать иначе как на руках у матери или кормилицы, вот и вышло… то, что вышло. И, право слово, букет и дремлющая у ног княгини собака удались мастеру намного лучше, чем она сама! – Уверен, лет через двадцать никто, не взглянув на табличку, не догадается, что тут изображен мальчик, а не девочка, – сказал Райгор, указав на обилие кружев на ребенке. – Впрочем, парадный матушкин портрет еще хуже. Там только и разглядишь что платье и драгоценности, а лицо… как у всех. Он обвел широким жестом другие портреты, а слуга, повинуясь этому жесту, поднял лампу повыше, освещая их. Из темноты выплыли бледные лица, и впрямь почти неразличимые, будто маски… хотя о чем я, маски бывают очень выразительны! Здесь же разнились прически и одеяния, но пустые взгляды и одинаковые позы заставляли думать или об окружившей тебя толпе близнецов, или о мороке – водится такой в дальних скалах, прикидывается другом или знакомым, шаг к нему сделаешь, а он уже у тебя за спиной или где-нибудь сбоку, в отдалении, и зовет, манит… Бывало люди так с обрыва падали, особенно те, кто не знал, что обитает на нашем перевале. – Говорю же, ничего интересного, – обронил Райгор и поманил меня дальше. – Идем. Высокие двери со скрипом отворились, изнутри зала потянуло затхлым холодом и почему-то металлом. И еще чем-то смутно знакомым… Слуга зажигал факелы – здесь было совсем темно, и, чувствовалось, сюда редко кто-то заглядывает. Судя по слою пыли на полу, и убирались тут нечасто. Зал оказался большим, не менее трапезного, наверно, и шаги наши должны были отдаваться гулким эхом, но звуки почему-то гасли в тишине. – Полюбуйся, – негромко произнес Райгор, и я, присмотревшись, невольно шарахнулась в сторону, потому что… – Испугалась? Не бойся, это все равно что статуя. Хорош, а? Над нами нависал гигант в полтора человеческих роста; одна рука его была в обхвате не меньше меня, и то ниже локтя… – Что это? Откуда оно тут? – прошептала я. – Это зал трофеев, так мы его называем, – ответил Райгор и огляделся. – Смотри, тут есть еще подобные твари, правда, не целиком. Этот-то небольшой, его удалось доставить не повредив, а есть такие, что сюда их и затащить не получилось бы. – Вы хотите сказать, господин, что вот это… создание было когда-то живым? – Еще каким живым, – усмехнулся он. – И скажу я тебе, не так-то просто изловить каменного великана! – Как вообще можно справиться с таким чудовищем? Не представляю… – Убить его почти невозможно, никакие копья и стрелы не возьмут каменную шкуру. Поэтому способ только один – заманить в ловушку, – спокойно ответил Райгор и похлопал застывшего гиганта по руке. – Эти твари, как ни странно, вспыльчивы, и если охотник окажется достаточно хитрым и выносливым, то сумеет ускользать от своей скромной добычи до самого рассвета. Великаны, понимаешь ли, обращаются в камень, стоит первым солнечным лучам коснуться их тела. Не успеет спрятаться – значит, не повезло… Этот вот мой, – добавил он, кивнув вверх. – Мелковат, но другие что-то осторожничают, удалось выманить только такого. – Поражаюсь вашей храбрости, господин! – выговорила я, приглядываясь к великану. – А можно его потрогать? – Конечно. Он же каменный, не укусит. Разбирать насечки на ощупь было проще, чем вглядываться в них, рискуя напутать в неверном освещении. Три кольца вокруг запястья – третий сын в семье, выше – два зубца и полумесяц рогами вниз… клан Гартараг, верно. И еще мелкие зарубки – младшая ветвь рода… Как же его звали? Или по молодости лет его еще не брали к нам? Горномогучие растут и взрослеют медленно, как скалы, и этот отпрыск славного клана, наверно, мог считаться моим ровесником… «Если удастся, я сообщу твоим родичам», – мысленно сказала я ему и двинулась за Райгором, осторожно прикасаясь то к отломанным каменным рукам, то к головам. Не все знаки удавалось разобрать, вдобавок я опасалась слишком задерживаться – мой интерес мог показаться подозрительным. И все же кое-что мне удалось узнать и накрепко запомнить. – Иди сюда, Альена, – услышала я, – оставь эти булыжники, тут есть кое-что поинтереснее! Я пошла на зов, а по пути едва не шарахнулась от огромной тени. Это был не великан, нет, а колоссальных размеров череп. – Это добыча основателя нашего рода, Дангора Керриска Отважного, – сказал Райгор, глядя на него. Даже представить не получалось, каких размеров должен был быть зверь, чьи останки хранились теперь в этом склепе! – Больше никому не удавалось не то что добыть, а даже увидеть такое чудовище. Вполне возможно, это был последний такой зверь… «Не последний, – ответила я про себя, запрокинув голову и глядя на частокол зубов, каждый из которых был побольше меня размером, – только ты не справился бы с ним, даже если бы сумел отыскать. Я их видела только издали, так высоко, что можно было принять за птиц». – А здесь что, господин? – спросила я, чтобы не молчать. Мне было не по себе в этом мрачном зале. – Это? Маски оборотней, – сказал он и взял одну в руки. – Их я тоже не встречал, но, говорят, они могут принять любой облик по своему желанию. Еще я слышал, что, если сорвать с оборотня маску, он тут же умрет. Вот эту сшиб стрелой мой прадед. Рассказывают, оборотень тут же закрылся руками и рассыпался снежной пылью, только одежда осталась. Наверно, они так ужасны на вид, что боятся показаться в истинном обличье! Внутри у меня все заледенело. Среброликие никогда не снимают масок. Никто не знает, что под ними, никто не видел их настоящих лиц, если у них и впрямь есть лица. Их маски, у кого блестящие, у кого матовые, могут отражать чувства. Я хорошо помнила: когда среброликие приходили к нам на празднества, они улыбались, а когда являлись к отцу по делам, были серьезны, а иногда и рассержены. Та, которую держал в руках Райгор, принадлежала совсем юной среброликой. Как у людей на лицах с годами появляются морщины, так и линии узоров на этих масках становятся все глубже и глубже, и двух одинаковых не сыскать даже у близнецов – хоть одной черточкой, но они будут разниться. Я не знала, правда, для чего нанесены эти сложные рисунки: может, это знаки рода, как насечки на руках у горномогучих, а может, они сделаны просто для красоты и для того, чтобы посторонние могли различать среброликих… Я не успела этого узнать, поскольку видела их, повторюсь, только на праздниках да когда они являлись по делам (а тогда не до таких расспросов), не представляла, могут ли эти создания существовать без своих личин, но хотя бы разбирала, женскую маску вижу или мужскую. Эта выражала недоумение: уголки рта были опущены, прорези для глаз немного прищурены, а на щеке виднелась отметина – должно быть, в это место угодила тяжелая стрела, сорвавшая маску с хозяйки. И запах… Вот какой запах померещился мне, когда распахнулись двери зала! Именно он всегда исходил от среброликих – холодный, резкий, но не неприятный. Так пахнут раскаленный металл и лед на горных вершинах, где они обитают, так пахнет после сильной сухой грозы, когда небо изорвано молниями, а дождь не пролился и волосы трещат и искрятся, стоит их коснуться… Это сильный аромат, тревожный – так и кажется, что, если дотронуться до среброликого, в тебя ударит молния! Но нет: сколько раз я хваталась за руки их юнцов во время пляски, сколько раз старики держали меня на коленях – ничего не происходило. А чтобы такой запах стоял в этом просторном зале, нужно было собрать здесь много, очень много масок… Я посмотрела по сторонам. Глаза уже привыкли к полумраку – факелов не хватало, чтобы осветить весь зал, – и я удостоверилась, что права. – Эти оборотни так опасны, господин? – спросила я. – Судя по рассказам, очень. Говорю ведь, они способны принять любой облик, подменить кого заблагорассудится… – Райгор коснулся маски у меня в руках и вдруг предложил: – Примерь, Альена! Я недоуменно взглянула на него: он что, всерьез? – Неужели тебе не любопытно? – Но она ведь мужская! – сделала я попытку отказаться. – С чего ты взяла? – Обычно дамские – с украшениями, перьями, как на картинах, которые вы мне показывали, а эта совсем гладкая… – Ну и что? Я же прошу просто примерить, а не носить постоянно. – Я понимаю, но все равно это как-то… – Я взглянула на маску. – Неприятно… – Что в этом неприятного? Носим же мы одежду из шкур убитых зверей, верно? И дамы вплетают чужие косы в прически, так чем эта вещица хуже? Тем более ей уже много лет. – А что, если она проклята? – шепотом произнесла я. – Так вот надену и сама превращусь в чудовище. – Тогда мне придется тебя убить, – совершенно серьезно произнес Райгор, но тут же рассмеялся: – Шучу, шучу. В самом деле, положи эту бесполезную штуковину! – Зачем же их столько добыли, если от них нет никакого проку? – не удержалась я. – Чучела и статуи с черепами хотя бы выглядят грозно, а это просто маски, таких любой серебряных дел мастер начеканить может… – Если бы они в самом деле были серебряными, мои предки бы разбогатели, – ответил Райгор, – но это не серебро, а разобраться удалось не сразу. А если бы такие маски можно было бы переплавить на клинки, наши бойцы стали бы непобедимы! Но увы, этот металл не плавится даже в самом жарком горне… Что там, его даже поцарапать нельзя! «А как же эта отметина?» – чуть не спросила я, но смолчала. Похоже, Райгор не видел глубокой оспины на гладкой щеке маски, а раз так, то и незачем говорить об этом. – Надень, – предложил он снова. – Сам я никогда не видел снежных оборотней, только рассказы слышал, а взглянуть хочется. Говорят, они еще встречаются на перевале, но я так ни одного и не нашел. Только вот великана поймал: он там копошился зачем-то, камушки собирал в кучу, каждый величиной с мою голову. Не собирал, разбирать помогал, поняла я. Только старшие успели скрыться, а он, должно быть, замешкался, или отстал от своих, или полюбопытствовал, кто это там явился. Теперь уже не узнать, что случилось: Райгору веры нет. Он видит только чудовищ, и скажи я ему, что… – А ты не слыхала о таких тварях? – перебил он мои мысли. – Ты ведь жила на перевале! – Не припоминаю, господин. – Я сделала вид, будто задумалась. – Сказок много рассказывали, но это ведь не то? А от отца я только про волков слышала: когда их слишком много становилось, тогда охоту устраивали. Еще о том, что какая-то большая птица повадилась ягнят с верхних пастбищ таскать. А про оборотней и великанов… нет, не помню. – Точно? – Говорю ведь, только старухи в сказках о них рассказывали. И еще о снежных червях: задует такого в ухо, а он голову изнутри выест и дурачком человека оставит, поэтому без шапки на холоде ходить нельзя, особенно если ветер сильный, – быстро присочинила я. – И о зимних призраках: когда сильный мороз стоит, а потом солнце выглядывает, над ледниками воздух дрожит, кажется, будто там бродит кто-то. – Понятно. Ну, примерь, да пойдем отсюда, – улыбнулся он. Глаза у него остались холоднее льда. Я вздохнула и поднесла маску к лицу: ясно было, Райгор не выпустит меня отсюда, пока я не выполню его требование. Но зачем ему это? Посмеяться надо мной? Или в самом деле… убить? Этак вот заявит, что я забрела в этот зал, взяла маску без спросу и надела, чтобы пошутить. Ну а он в потемках не разобрал, кого видит перед собой… Складно ведь! А может, он и впрямь надеется, что я стану чудовищем и меня можно будет прикончить со спокойной совестью? А вдруг я и в самом деле превращусь в одну из них? Маска прирастет к моему лицу, станет моим лицом – не навек, лишь до тех пор, пока ее снова не сорвут, а я не рассыплюсь снежной пылью… «Прости, – попросила я незнакомую среброликую, поднимая руки, – не по своей воле я делаю это». Холодный металл коснулся лица, и я прикрыла глаза, а когда открыла, чтобы взглянуть сквозь прорези маски… Мир изменился. Зал больше не был темным, он сиял и переливался, будто зимние радуги над далекими горами – их часто видно было с перевала. Райгор, слуга, огни факелов и лампы светились ярче всего, золотым, малиновым, багровым, как угли в очаге, а все прочее кругом казалось фиолетовым и синим, изумрудно-зеленым и серебристым, и даже тени не были непроглядно-черными, они едва заметно мерцали и словно шевелились… – Ну что, еще не превращаешься? – ворвался в мои мысли голос Райгора. – Нет. – Я быстро сняла маску, положила на место и принялась растирать себе щеки. – Какая она холодная, просто ужас до чего! – Да, здесь нежарко, металл остыл, – кивнул он. – Ну что ж, идем? – Как скажете, господин, – ответила я, а когда Райгор отвернулся, быстро сунула маску в глубокий карман юбки, обмирая от собственной дерзости.