— Что это еще за херня, — пробормотал он, пытаясь приподняться и посмотреть, что его укололо, но это ему не удалось. Окружающая действительность расплылась, и он потерял сознание. Очнулся Рейнис от пиканья монитора. Что такое кардиомонитор он уже знал, после того, как почти две недели отвалялся в госпитале. Но нынешнее пробуждение здорово отличалось от предыдущего. Во-первых, это помещение не особенно было похоже на больницу — слишком много тут стояло явно немедицинского оборудования. Во-вторых, его руки и ноги были пристегнуты наручниками к ложу, на котором он лежал. В-третьих, помимо двоих докторов в белых халатах, рядом с его койкой, сидя в кресле, расположился смутно знакомый мужик в дорогом сером костюме. Рядом, в инвалидной коляске, находился еще один, постарше. — С пробуждением, господин Дзинтарс, — поздоровался инвалид по-латышски, но Рейнис сразу определил по акценту — русский. — Как ваше самочувствие? — Спасибо, неплохо, — осторожно ответил он, прислушавшись к себе. Кроме небольшой головной боли, никаких проблем в своем организме он не ощущал. — А где я? — Здесь, господин Дзинтарс, вопросы задаем мы, — почти ласково произнес инвалид и показал Рейнису небольшую коробочку с каким-то регулятором и кнопками. — А чтобы вам было понятнее, я проведу сеанс разъяснения. Вот смотрите, это пульт, который регулирует болевой центр в вашем мозге. И не только. Я сейчас покручу регулятор, прислушайтесь… Непонятный инвалид медленно повернул ручку на пульте, а в теле Рейниса родилась боль. Не в руке, не в ноге, а везде. Сначала легкая, но с поворотом ручки она становилась сильнее и сильнее… Вот она стала непереносимой, Рейнис открыл было рот чтобы крикнуть, как в этот момент инвалид нажал на какую-то кнопку. Крик застрял в горле у Дзинтарса, внезапный паралич горла не позволил ему вытолкнуть воздух их легких. Рванувшись, он попытался вскочить, но наручники безжалостно врезались в запястья и в щиколотки. Прокусывая губу, Рейнис выгнулся дугой и вдруг боль внезапно пропала. Упав на ложе, Дзинтарс быстро-быстро задышал, смаргивая выступившие слезы. — Ничего не болит? — Поинтересовался инвалид, по-прежнему удерживая пульт в руках. — Может повторить? — Не надо, — прохрипел Рейнис, пытаясь вытереть слезы плечом, но наручники не дали ему этого сделать. — Дайти попить… Пожалуйста. — Дайте ему воды, — по-русски приказал второй господин в костюме. Один из докторов в белом халате подошел к кулеру и наполнил стакан. Потом, приподняв Рейнису голову, влил ему в рот несколько глотков. — Вот видите, господин Дзинтарс, мы прислушиваемся к вашим просьбам, — усмехнулся инвалид, вертя пульт в руках. — Понимаете ли, мы тут немного подправили ваше тело. Помимо болевого контроллера, который находится в одной из ваших многочисленных костей, мы еще вставили вам в глаз камеру, а в ушную раковину — микрофон. Ловко подкатив кресло к столу, инвалид повернул ноутбук экраном к Рейнису. На экране Дзинтарс увидел картинку, которая точь-в-точь повторяла то, что он видел в данный момент собственными глазами. — Отличная технология, уверен, что вы совершенно их не чувствуете, ведь так? Рейнис шмыгнул носом, на что инвалид вдруг крутанул регулятор, и боль лавой разлилась по всему телу. — Господин Дзинтарс, надо отвечать, когда я спрашиваю, — наставительно продолжил этот палач, когда он отдышался. — Вам это понятно? — Да, да, — быстро проговорил он, снова смаргивая слезы. — Я ничего не чувствую! — Ну, вот и прекрасно. Тогда сейчас вы нам расскажете все-все, что вы знаете про комитет национального спасения. Как все началось для вас лично, где и как вы обучались, как осуществляется связь, короче, абсолютно все, что знаете… Вам понятно, что я от вас хочу? — Да, понятно, — быстро ответил он. — Но меня убьют, если я расскажу… — О, — щелкнул языком инвалид. — Может быть, конечно. Но, во-первых, мы вам поможем выжить… А во-вторых, одно дело просто умереть, а другое дело полежать сутки вот так, — допрашивающий чуть повернул регулятор и боль вернулась… Она не была очень сильной, но зато ощущалась постоянно, как бы пульсируя, не давая возможности привыкнуть. Рейнис сжал зубы и терпел, но, спустя несколько минут, пока присутствующие в комнате молча смотрели на него, он понял, что это невыносимо… — Все, все, пожалуйста, не надо, я все понял… Инвалид некоторое время с сомнением смотрел на него, но потом все же повернул регулятор, но не до конца, а почти… Так, чтобы едва уловимое нытье в суставах осталось. — Я расскажу, все расскажу, только выключите совсем! — Ну, хорошо, — палач отключил боль. — Итак, мы слушаем. С самого начала. Дзинтарс говорил долго, не меньше часа. Врачи ушли, остались лишь эти двое, внимательно слушающие его исповедь и изредка задавая уточняющие вопросы. Когда он стал рассказывать про девятое мая, господин в дорогом костюме вдруг встал со своего кресла и вернулся на место спустя минуту, с бокалом, на дне которого плескалась янтарная жидкость. И тут вдруг Рейнис вспомнил, где он видел этого человека. Это он, он стрелял в него тогда, возле памятника! — Что замолчали, господин Дзинтарс? — Поинтересовался палач-инвалид. — Он меня узнал, — по-русски ответил второй, внимательно глядя в глаза Рейнису. Потом спросил по-латышски, — Сколько ваших мы тогда убили? — Троих, — хрипло ответил Рейнис. — И еще четверых ранили… — Дальше! — Приказал инвалид и Дзинтарс продолжил. Он подробно рассказал все про комитет, про наблюдение за «Структурой», про связь и порядок передачи приказов. Потом замолчал и с тревогой посмотрел на своих мучителей. — Это все, я больше ничего не знаю… Господа с сомнением переглянулись. Потом тот, который сидел в инвалидной коляске многозначительно покрутил в руках пульт с регулятором. — Поверьте, я правда больше ничего не знаю… — Поверим… Пока, — кивнул инвалид. — Слушай внимательно и запоминай. Мы тебя сейчас отпустим. И ты поедешь по своим делам. Учти, что мы постоянно следим за тобой, твоими же собственными глазами и ушами. Кроме того, в твое ухо встроен небольшой микрофон, передающий сигнал тебе прямо в слуховой нерв. Это значит, что иногда мы будем передавать указания. Тебе все понятно? — Да, да! — Рейнис закивал. Его отпустят! Это самое главное, а дальше уж он выкрутится. — Еще два момента, — продолжил инвалид. — Этот пульт, — он поднял регулятор и Рейнис вздрогнул, — действует на любом расстоянии. Если мы поймем, что ты нас обманываешь или пытаешься предать, боль будет включена… — А второй момент? — внутренне цепенея от ужаса, пробормотал Дзинтарс. — А второй… Кроме регулятора боли, в твое тело встроена ампула с ядом. Яд… очень неприятный. Посмотри, как он работает, — инвалид придвинул ноутбук ближе, нашел какой-то файл и щелкнул мышкой. На экране появилось изображение человека, привязанного к койке, которому что-то вводят в вену. — Это видео снято известной террористической организацией… Вот, началось, смотри внимательно! Спустя несколько минут Рейнис закрыл глаза от ужаса. — Уберите это, пожалуйста, — всхлипнул он. — Я все понял! Я понял! — Видео длинное, — удовлетворенно проговорил инвалид. — Он так умирает почти шесть часов… Не надо больше ничего объяснять? — Нет, не надо, пожалуйста, я все сделаю… — Сделаешь, конечно, куда ты денешься, — мрачно проговорил второй, допивая янтарную жидкость. — И от того, как ты это сделаешь, будет зависеть твоя дальнейшая судьба. Через полчаса Рейниса высадили из машины недалеко от его дома, в безлюдном портовом районе. Высокий и здоровый парень в разгрузке и с автоматом молча отдал ему ключи от джипа. После чего доставившая его машина исчезла, а Дзинтарс остался один на улице и тяжело вздохнул. Череда неприятностей закончилась. Теперь начались серьезные проблемы. Глава тридцать девятая. Операция «Красное и черное» Лика взбила подушку, привычно уложила ее в угол, оперлась на нее спиной и щелкнула зажигалкой. Желтоватый огонек отразился в капельках пота на ее коже. Затянувшись, девушка выпустила облако дыма и подсунула пальчики ног под мою ладонь. Я машинально погладил ее маленькие ступни, любуясь искорками, возникающими в ее глазах, когда свет от фар проезжающих машин падал на зеркало небольшого трюмо, стоящего рядом с нашей кроватью. — Как невероятно мне повезло с тобой, — пробормотал я, продолжая разглядывать ее обнаженную фигурку. — Расскажи, как? — серьезно проговорила она, вновь затягиваясь вишневым дымом. — Знаешь, я где-то читал, что брак только тогда остается с годами крепким, когда в партнере ничего не раздражает. И с годами даже самая маленькая раздражающая черта приводит к разрыву через сколько-то лет. Удивительно, но я не нахожу в тебе ни единой такой черты… — Да ладно, — улыбнулась она и продемонстрировала зажженную сигарету. — Даже это? — Угум, неверное, я извращенец. Но мне нравится! — И то, что я необразованная малолетка? — От этого вообще в восторге, — усмехнулся я. — И то, что я, до сих пор иногда кричу ночами от страха? — Только хочется обнять тебя посильнее… — Ты точно извращенец! — Усмехнулась она. Потом вдруг погрустнела, я это сразу почувствовал. — Тебе пора? Я только кивнул, не двигаясь с места. Как знать, чем закончится наша маленькая война? Я не хотел терять ни мгновения, наслаждаясь этим чудом. — Все будет хорошо, Тюша! — Вдруг сказала она, прочитав мои мысли. — Ты победишь. И я буду рядом. — Ты все помнишь? — Не мог не спросить я. — Да, — она кивнула, туша сигарету в пепельнице. — Если база получает «красный сигнал», я с Викой, Леной и Таней, а также с Сергеем ухожу через ход. Мы садимся в машину и едем к литовской границе. Переходим через окно. И там я жду твоего звонка на литовский номер. — Умница, — вздохнул я, потом привстал и коснулся губами ее коленки. — Я в душ. — Все будет хорошо, — снова повторила она, а я почувствовал, как ей страшно. И как она крепится… Одевались мы одновременно. Она — колготки, джинсы, ботинки и свитер, я — пятнистый комбинезон, броник и разгрузку. — Это обязательно? — спросила Лика, показывая на маленькую кобуру с плоским 239-тым зиг-зауэром, который я ей вчера подарил. — Угум, — кивнул я, запихивая в карманы разгрузки магазины к автомату. Несмотря на то, что воевать я не собирался, Гордеев посоветовал быть готовым ко всему. Людей не хватало, телохранитель сегодня у меня будет только один, а случай с Артемом недвусмысленно напоминал — надо быть готовым даже к предательству. Сунув в кобуру старый добрый «вальтер», я немного попрыгал — не звенит ли чего, потом помог Рыжику закрепить кобуру на ремне, куда она сунула пистолет и прикрыла свитером. — Покрутись… Отлично, почти не выпирает. Патрон держи в стволе. — Да помню я, помню, — погладила она меня по руке. — Не волнуйся так. — Не могу не волноваться, — пожал плечами я и взял со стола свой «двухсотый» АК под натовский патрон. — Пошли. На первом этаже нас уже ждали — Лику — ее новая телохранительница Татьяна и Сергей, который, если что-то пойдет не так, должен будет вывезти в Литву Рыжика и жену Гордеева с ребенком, а меня — Игорь, с ним мы направились в командный центр. Никогда не любил долгие прощания. Коснувшись губами Рыжика, я кивнул Игорю, и мы вышли во двор, под мокрый снег, летевший почти параллельно земле. Командный пункт помещался в ангаре, рядом с «Цитаделью». Пройдя под прицелом крупноколиберного пулемета, мы зашли в приоткрытую дверь, где я, под пристальным взглядом бойца охраны приложил ключ-карту к замку и, дождавшись сигнала, вошел внутрь. В ярко освещенном зале стояло несколько письменных столов, за которыми перед мониторами сидели, негромко бормоча, бойцы с гарнитурами. Чуть в отдалении располагался небольшой пятачок открытого пространства, где на стене висело несколько огромных экранов, транслирующих главным образом мокрый снег. Перед ними стояли три мягких кресла и небольшая будка центральной диспетчерской. Сейчас ее занимали мужчина и женщина в пятнистой форме. В своем кресле на колесах на открытом пятачке расселся Гордеев, тоже с гарнитурой. На небольшом приставном столике перед ним лежало несколько мобильников. Дима что-то эмоционально выговаривал в микрофон, глядя на один из больших мониторов. Кивнув присутствующим, я подошел к нему и уселся в соседнее кресло, на спинке которого, под логотипом «Структуры» была закреплена скромная табличка с надписью: «верховный главнокомандующий».