Поиск
×
Поиск по сайту
Часть 4 из 10 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Дык в бане вода-то, княже! Не здесь же полы поливать… – Не найдя повреждений на подшлемнике, Плечо отдал его отрокам, повелительно махнул рукой, и те унесли броню из светелки. – Дык пойдем! – хлопнул его по груди воевода и стремглав выскочил за дверь. Стремительным шагом Юрий Дмитриевич промчался по коридорам, выскочил через кухонную дверь, пересек двор, забежал в жарко натопленную баню. Черпнул большим ковшом в шайку холодной воды, горячей, перемешал рукой, вскинул над головой, опрокинул на потное тело: – Хорошо! Снова черпнул, смешал, опрокинул на себя. – Может, все же попаришься, княже? – пожилой слуга был уже здесь. – Нормально, до косточек, дочиста! – Успею, Плечо! – отмахнулся Юрий Дмитриевич. – Перво-наперво надобно Господу помолиться, за победу великую Всевышнего поблагодарить, службу отстоять. А уж потом всем прочим заниматься. – Тогда хоть щелоком оботрись, – посоветовал холоп и протянул хозяину уже влажную мочалку. Князь послушался, наскоро помазался мыльной жижей, дважды окатился, выбежал в предбанник. Здесь его уже ждало чистое исподнее, портки из темно-зеленого бархата, а также подбитая горностаем замшевая ферязь без рукавов и парчовый берет с самоцветной брошкой. Наряд, понятно, не для бедняка; однако для брата правителя великой державы – более чем скромный. Поверх сего Юрий Дмитриевич накинул совсем уже неброский коричневый суконный плащ. Опоясался, огладил сумку на боку и рукояти двух ножей. – И чего ты, княже, вечно так в нее спешишь, в церковь-то? – поинтересовался холоп. – Боги, они ведь бессмертны. Веком раньше помолишься, веком позже, им без разницы. – Но ведь я не бессмертен, Плечо! У меня каждый час на счету! – Так прямо из бани и побежишь? – Для общения с Богом свита не нужна, Плечо! – подмигнул слуге звенигородский князь. – Скромно уйду, никто не увяжется. – Я тогда здесь подожду, дабы не искали, – вздохнул старый слуга. – И наряд парадный сюда велю принести, дабы ты после бани сразу в него облачился. Тебе ведь сегодня на пир, как я помню, Юрий Дмитриевич? – Я знаю, Плечо, – кивнул князь. – На тебя можно положиться. Ты тут перекуси пока, вина выпей. Попарься. – Воля твоя, – смиренно согласился холоп и направился к накрытому в предбаннике столу. Слуга был достаточно мудр, чтобы не интересоваться тем, куда, почему и зачем столь часто исчезает его господин. Холопское дело служить хозяину, а не следить за ним. Раз убегает – стало быть, так надобно. Его дело сделать так, чтобы убегать князю было удобно и чтобы получалось сие незаметно. У накрытого стола Плечо щедрой рукою налил себе алого немецкого вина, зачерпнул полной горстью янтарную курагу, кинул в рот, потянулся за запеченной куропаткой, покрытой хрустящей коричневой корочкой. Подкрепившись, скинул с себя одежду, ушел в парилку, вытянулся во весь рост на верхнем полке, сладко потянулся и закрыл глаза. В холопьей жизни, известное дело, свои удовольствия. В походе – добыча, в усадьбе – сытная еда, жаркая баня, теплый дом и мягкая постель. А откуда, как, где все это берется – за то пусть у хозяина голова болит. На то он и князь. Холопье дело – не думать, а приказы выполнять. Прикажут саблю обнажить – идти и сражаться. А приказали угощаться – выходит, так тому и быть. Смирись и слушайся. Любые приказы надобно исполнять на совесть! Тем временем Юрий Дмитриевич, завернувшись в плащ и опустив голову, осторожно выскользнул из бани, тут же свернул влево к тыну, вдоль него обогнул свои высокие многоярусные хоромы, бревенчатые с резной осиновой черепицей, вышел к задним воротам. Там полтора десятка мужиков и холопов деловито разгружали длинный роспуск, заваленный тощими, корявыми и кривыми березовыми хлыстами – на дрова. Увидев князя, все работники посрывали с голов шапки и низко поклонились: – Наше почтение, княже! – Продолжайте, – разведя полы плаща и распрямляясь, кивнул им Юрий Дмитриевич. – Вижу, стараетесь. Молодцы. Выйдя на улицу, он повернул влево, тут же снова запахнулся и опустил голову, пряча лицо от редких прохожих. Здесь в скромно одетом мужчине великого воеводу узнавать перестали. Князь Звенигородский несколько успокоился и ускорил шаг, поспешая в сторону великокняжеского дворца. * * * Софья Витовтовна, перекрестившись на крест, снова оглянулась на входную дверь, затем отступила в дальний угол часовенки, толкнула там узкую выбеленную дверь, собранную из трех тесовых досок, и вошла в густо пахнущую пряной горечью конурку, плотно забитую сеном. Приказ великой княгини складывать сено для церковных нужд на два нижних яруса звонницы Вознесенского храма никого особо не удивил. Ведь для колоколов эти комнатушки не годились, никаких служб или таинств тут тоже не проводилось. И потому везде и всюду под звонницами извечно скапливался всякий хлам либо держалось не самое ценное имущество. Желание правительницы использовать помещение под сеновал было не самым удобным – но, в общем-то, и не самым странным решением. Пробравшись среди колких ароматных охапок, женщина отодвинула засов на наружной двери, после чего вернулась назад и опять замерла перед высоким распятием, погрузившись в молитвы и набожные размышления. Ровно до тех пор, пока за стеной еле слышно не хлопнула дверь. Великая княгиня опять опасливо оглянулась через плечо, быстрым шагом прошла к угловой створке, в звонницу, там – уже улыбаясь – поднялась по крутой деревянной лесенке на второй ярус и с разбегу упала на расстеленный поверх пряного, мягкого, шуршащего сена плащ: – Любый мой! Наконец-то ты здесь!
Ее уста тут же замкнул горячий поцелуй, по плечам и бедрам скользнули жадные ладони. Женщина расстегнула заколку плаща, освобождая ворот, и закинула руки за шею своего витязя. Тихо засмеялась, подставляя лицо прикосновению мужских губ, отдаваясь нетерпеливым ласкам, утопая в жаркой сладкой нежности, растворяясь в ней, исчезая, сгорая вся без остатка – до тех самых пор, пока взрыв раскаленного наслаждения не вернул обоих к реальности. Софья Витовтовна жадно схватила воздух широко раскрытым ртом, выдохнула и обеими руками уперлась мужчине в грудь, отодвигая его от себя: – Все, все, все, ненаглядный мой и желанный! Остановись! Пир, пир всего через час! Нам надобно расставаться! – Да успеется, лебедушка моя, без нас не начнут… – Витязь перехватил ее руки и стал целовать запястья. – Еще хоть немного! Подари мне еще хоть пару мгновений счастья! – Сама жду каждой встречи с радостью, сокол мой ясный, – женщина запустила пальцы любимому в волосы. – Но надобно и осторожность проявить. У нас сегодня пир. Супруг мой ныне не тот, что ранее. Сутками напролет за столом не сидит. К вечеру в покои удалится. Я же покину вас вовсе часа через три после начала застолья. И потому перед сном смогу снова в церковь отлучиться. Коли желаешь, вслед за Василием тоже можешь уходить и сюда заглянуть… – Софья Витовтовна привлекла мужчину к себе и крепко поцеловала. – Я стану ждать. Но сейчас… – Она опять решительно оттолкнула мужчину и поднялась, оправляя платье. – Постой! – Возлюбленный великой княгини, все еще лежа среди сена на коленях, дотянулся до своего ремня, расстегнул сумку, достал из него сверкнувшую золотом и изумрудами ленту и, привстав на колено, с поклоном протянул ее обеими руками своей женщине: – Вот, лебедушка моя, прими мой дар и мою преданность! Это пояс татарского хана Куидадата, разгромленного мною в твою честь возле Рязани. – Юра, Юрочка, мой храбрый несокрушимый лев! – Софья Витовтовна взяла подарок, сама опустилась перед князем на колени и обняла мужчину, поцеловала его в глаза, а затем в губы. – Ты мой меч, ты моя отрада, ты мое счастье и моя любовь! Даже не знаю, как отблагодарить тебя за сию благодать… – Ты знаешь как… – многозначительно ответил воевода, и его ладони снова скользнули по бедрам властительной красавицы. – За каждый поцелуй, красна горлица, я положу к твоим ногам всю ойкумену и разгромлю любые армии мира земного и небесного! Великая княгиня качнулась вперед, крепко поцеловала своего любимого в губы и отстранилась, с улыбкой разрешив: – Ойкумену принесешь потом. Лучше сам на закате приходи. Но ныне нам обоим надобно спешить! Спрятав подарок в свою поясную сумку, она поднялась, снова отряхнулась, направилась к лестнице. Спускаться по крутым ступеням в пышных юбках оказалось крайне несподручно, и потому наскоро одевшийся воевода нагнал ее аккурат к тому мигу, когда Софья Витовтовна ступила на пол. Князь с княгиней вновь жадно поцеловались – после чего Юрий Дмитриевич вышел через наружную дверь. Женщина затворила за ним засов и вернулась в часовню. Стоя перед крестом, внимательно себя осмотрела. Расправила складки юбки и лифа, стряхнула несколько травинок. Огладилась, перекрестилась – и решительно вышла в просторный зал недостроенного храма. Здесь к ней поспешно пристроилась охрана – и в сопровождении суровых оружных бояр государыня быстрым шагом вернулась в великокняжеский дворец, сразу направившись в трапезную. Там, в огромной четырехстолпной палате с десятью окнами, выходящими сразу на две стороны, слуги уже составили единый стол длиною примерно в пятнадцать сажен[8]. Он начинался слева от входа, огибал все четыре столба и заканчивался справа от входа. Парчовые скатерти, обитые бархатом скамьи, желтые восковые свечи в люстре под потолком и в настенных светильниках. Пока еще не зажженные – и без того было светло. Но пир – он ведь одним днем не закончится… Перед перекладиной, соединяющей ножки главного стола, стоял на возвышении еще один, «опричный» стол, всего в две сажени длиной. И он был единственным, возле которого вместо скамьи стояли кресла и на котором имелась посуда – кубки и тарелки. Золотые, покрытые чеканкой и сверкающие вправленными в стенки самоцветами. Гостям подобной роскоши не полагалось. Но вовсе не потому, что кто-то желал их унизить. Просто по исстари заведенному русскому обычаю бояре и князья черпали напитки ковшами из бочонков либо пили вкруг прямо из братчины, а угощение резали собственными ножами и сразу отправляли в рот либо клали на куски хлеба, доедая с него. И только великий князь позволял себе некоторую «особость». Да и то не всегда. – Прикажешь подать на опричный стол вино, великая госпожа? Софья Витовтовна вздрогнула от неожиданности, покачала головой: – У тебя очень плохая привычка подкрадываться незаметно, Пелагея. Когда-нибудь тебя с перепугу рубанут саблей. – Настоящий слуга должен быть неслышен и невидим, великая госпожа, – отозвалась ключница. – Порядок в доме должен сохраняться как бы сам собой. – Сейчас речь не о порядке, Пелагея! – повернулась к помощнице правительница. – Лебеди готовы, рыбу украшают, убоина, соленья и сласти разложены, корцы приготовлены, бочонки вскрыты, – скороговоркой отчиталась ключница. – Все надобное вынесут на столы, когда князь Звенигородский спешится перед крыльцом. Украшения же появятся после первых двух тостов. С особым торжеством. Вареный мед покамест в погребах. Велю выкатить, когда стемнеет. Сразу после того, как свечи запалят. Сумерки, хмель, ладны девицы… Никто ничего не заметит… Так мне подать на опричный стол немецкого вина, великая госпожа? Сказывают, ушкуй от Смоленска пришел со свежим товаром. Завтра можно будет купить напитки нового урожая. Софья Витовтовна поколебалась всего пару мгновений и резко мотнула головой: – Нет, пусть будет мед! С меда обычно в сон тянет, а с вина – на подвиги. Подвигов же нам на празднике не надобно. Пусть лучше князья с дремотой борются, нежели драки затевают. – Опричный стол, великая госпожа… – осторожно напомнила ключница. Княгиня промолчала. – Ясно. Хмельной мед, – понимающе склонила голову служанка. – У меня ныне много хлопот, Пелагея, – окинула взглядом палату Софья Витовтовна. – Посему поручаю этот пир тебе. Коли все пройдет гладко, получишь два рубля в награду. Распоряжайся! Я же пошла переодеваться. * * * Путь Юрия Дмитриевича оказался еще проще. Поскольку возле звонницы стояла огромная поленница из длинных и толстых липовых чурбаков – тихо выскользнувшего из двери мужчину никто не заметил. Князь прошел вдоль высокой стены из дров почти до самой крепостной стены, свернул налево вдоль нее, после чего поспешил к своему подворью. У задних ворот слуги все еще продолжали разгружать березовые хлысты. Правда, судя по устало дышащим лошадям – это был уже другой роспуск. – Наше почтение, Юрий Дмитриевич, – снова склонились в поклоне работники. – А откуда это ты, княже? – послышался среди общего почтения мальчишеский голосок. – Тебе что за дело до хозяйских хлопот? – Старшие подворники тут же наградили нахального отрока звонким подзатыльником. – Для искренней молитвы свита не нужна, – совершенно не проявив недовольства, мимоходом откликнулся Юрий Дмитриевич давно заготовленной фразой, шагнул во двор, обогнул свои хоромы и заскочил в баню.
Перейти к странице:
Подписывайся на Telegram канал. Будь вкурсе последних новинок!