– А если вы бросили единственное дело, ради которого родились? – Я столько раз думал об этом, Оля! Удивительно, что вы спросили! В волнении он поднялся с дивана и прошёлся туда-сюда. – Но инженер из меня правда вышел хороший! А художник… Марфа, можно мне твою тетрадку на минуточку? Девочка кивнула, и Сергей придвинул тетрадку к себе. – Добавить тебе чаю? – спросила у Марфы мать. Ничего, кроме чаю, она не заказывала – слишком дорого. Марфа отрицательно покачала головой. Сергей Петрович быстро рисовал, Лёля старалась не смотреть, а Марфа смотрела. Через минуту он показал набросок – девочка рисует, сидя на полукруглом диване, за ней окно, дальше угадывается город. – Я знаю, знаю, – заговорил Сергей, когда Лёля подняла на него глаза, – вы сейчас скажете, что очень похоже, что она такая и есть, ваша Марфа! Лёля отвела его руку и покивала, рассматривая набросок. – Но чем дальше я буду над ним работать, тем меньше он будет на неё похож! Я это всё проходил, я знаю! У меня получается схватить впечатление, миг. А дальше всё, стоп. Как будто запрещено. Марфа была именно Марфой – с отсутствующим взглядом, растрёпанными волосами, даже карандаш в руке она держала по-своему, очень похоже! И какая-то печаль была в наброске, казалось, что это нерадостная история про грустную девочку, и непонятно было, как это передано. – У вас талант, – сказала Лёля негромко. – Да нет же! – возразил Сергей. – Вот вы придёте ко мне, я вам покажу свои рисунки, и вы всё поймёте! Сосед Сашка куда талантливее меня, но и он не справился, когда понял, что он просто художник. Один из. И дальше дело не пойдёт. Тут он остановил себя, словно спохватился. – Простите. Почему мы говорим обо мне? – Я вас спросила, и вы рассказываете. – Оля, пойдёмте погуляем, а? Вечер какой прекрасный! – Ему вдруг стало очень жарко. – И поужинаем где-нибудь. Ну, не здесь же ужинать! – Я пообещала Мане никуда не ходить, – сказала Лёля, которой очень хотелось пойти. – Подождите меня, я поднимусь и предупрежу её. Хорошо? – Конечно! – обрадовался Сергей. – Вы, главное, возвращайтесь… ко мне. – Я вернусь, – пообещала Лёля. Писательница Покровская сидела на полу, разложив вокруг себя карточки из картотеки Эмилии. – Я всё думаю, – сказала она, когда Лёля зашла. – Почему на карточке Льва нет никаких пометок? И можно ли расшифровать те, которые есть на других карточках? Она подняла голову: – Почему ты одна? Где Марфа? – Маня, можно я погуляю с Серёжей? – дурацким голосом спросила Лёля. – Ну, мы же с тобой везде ходим! А с ним даже безопасней, он мужчина! Маня стала подниматься с ковра. Вид у неё был грозный. – Мы же договорились! – начала она. – Никаких прогулок! За нами сегодня следили, ты что, забыла?! Мы со страху мчались как угорелые кошки! А теперь ты хочешь прогуливаться, да ещё с ребёнком!.. – Мы не одни. С нами Серёжа пойдёт… – Серёжа! – передразнила Маня. – Мы про него толком ничего не знаем, про Серёжу твоего!.. Может так быть, что он задушил Эмилию? Вполне может! – Нет, – сказала Лёля. – Не может. – Почему?! – Он художник. Самый настоящий! – И что? Лёля подумала секунду. – И просто хороший человек! Маня, он мосты строит и собирается ехать на Колыму, чтобы там зарисовать какой-то удивительный мост. Его строили зеки, и мост до сих пор стоит. – Я не понимаю, почему из этого следует, что он не мог задушить тётю. – Он Марфу нарисовал, и так похоже! Ну, это прямо моя дочь. И выражение лица её. И ручка её! У неё же кисть… травмирована. Маня молчала и смотрела на Лёлю. Конечно, ей очень хочется пойти гулять с Сергеем Петровичем, это так понятно! Должно быть, она уже лет сто или двести ни с кем не гуляла, бедолага! А он и впрямь производит впечатление… нормального человека… Но и только! Они на самом деле почти ничего о нём не знают, а то, что знают, говорит не в его пользу. Он пришел на сеанс к Эмилии с пистолетом, и неизвестно, что было бы дальше, если бы тетя сразу же не спутала ему все карты. Но Лёля! Почему она должна отпрашиваться, уговаривать, канючить, словно она маленькая девочка, а Маня строгая родительница? Она взрослый человек и вполне сама может решить, что именно и с кем ей делать. Но она прибежала отпрашиваться, вот в чём дело. – Бедный Лёлик, – вслух сказала Маня. – Пойдём, я вас провожу. Только Марфу оставь мне, мы с ней ужинать будем, а потом Андерсена читать. – Маня, ты что? Я одна не пойду! Я вообще одна никуда не хожу, только на работу! – Это нам известно. – И Серёже с Марфой интереснее! Он же ради неё и пришёл. – Понятное дело, – согласилась Маня. – И цветочки ради неё приволок. И ботиночки начистил! И рубашечку нагладил! Ты обратила внимание на его ботинки? Нет? А я обратила! Они сверкают, словно только что сошли с конвейера по производству резиновых калош! – Почему… калош? – беспомощно спросила Лёля. Она до сих пор не всякий раз могла определить, шутит писательница или говорит всерьёз. – Потому что всем известно, что новые калоши нестерпимо блестят и невыносимо вкусно пахнут!.. Марфа заметила их ещё у лифта, выбралась из-за стола и заковыляла навстречу – неслыханное дело! – Волька. – Она присела и погладила пса. – Собака. – Марфуш, останешься с нами? – спросила Маня, наклоняясь к ней. – Со мной и с Волькой? Мы на ужин поедим макароны, малины тоже поедим и станем книжки читать или мультики смотреть. – А мама? – А она погуляет в скверике. – Да мы прекрасно вместе погуляем, – вмешался Сергей с удивлением. – Вы, ей-богу, не волнуйтесь, пожалуйста. Я в случае чего могу и в зубы дать. Если к нам пристанут. Маня вздохнула. – Наше с Лёликом положение, – объяснила она туманно, – осложняется тем, что мы сами не понимаем, кого должны бояться. А вдруг вас зарежут, а девочек похитят. Где я потом стану их искать?.. – Маня! Но тут писательница заметила раскрытую тетрадку с наброском, уселась, неловко вытянув ногу, и стала рассматривать. – Это вы нарисовали? – спросила она с подозрением и подняла глаза на Сергея. – Он, он, – уверяла Лёля. – Прямо при мне! За две минуты. – Так у вас талант! – сказала Маня с изумлением. – Да ещё какой! – Я ему то же самое сказала! – Я всего лишь неплохо рисую, девушки, а вам кажется, что у меня талант. Вы просто в этом ничего не понимаете. – Я понимаю в талантах уж точно больше вашего, – объявила Маня. – Я много лет живу с Алексом Шан-Гиреем! Он гениальный писатель. – Шан-Гирей?! – поразился Сергей Петрович. – Я «Запах вечности» раз пять читал! Нет, больше! Прямо про меня написано! Каждое слово! – Вот именно, – согласилась Поливанова. – А это, – и она потрясла тетрадкой у Сергея перед носом, – прямо про Марфу написано. И про наше нынешнее положение. Каждый штрих.