— А вот и не пришла! — раздался в ушах бодрый голос Юшечкина. — Смотрите, как работает боевой социотрон! Виктор слышал об этом оружии, но никогда не видел его в действии. Социотрон находил в любом социуме критические точки и раздувал их до получения противоречий, тем самым разрывая общество на части. Это оружие использовалось для уничтожения паразитных или ошибочных альтерн. Но меморист не знал, что его можно использовать и в финитуме. Путешественники, прижавшиеся к забору, с ужасом наблюдали, как к ним с двух сторон приближаются арийцы. Наверное, сейчас бы не помогла и смена обличья: в глазах преследователей, разгорячённых погоней, проглядывала жажда крови. — Хватай их, Славомир! — крикнул командир первого отряда второму. — Как бы не так, Милодар! — неожиданно ответил командир второго патруля и взмахнул дубинкой. Милодар опешил: — Что с тобой, брат мой славянский?! Неполноценных ловить не хочешь? — Нет, это вы, уроды неполноценные! Ты и твои патрульные выродки! — неожиданно ответил Славомир. — Бей их, ребята!! — воззвал он к своим легионерам. — Да ты, никак, белены объелся, земляк? — Милодар даже дубинку выронил от изумления. — Я тебе не земляк, ублюдок! — ответил Славомир десятнику. — Мы, кривичи — истинные арийцы, потомки ведов. А вы, словене — недочеловеки с толстыми носами и кривыми черепами. Всыпьте-ка им, парни! Легионеры Славомира накинулись на бойцов Милодара, и между двумя разноплемёнными патрулями закипела битва, выявляющая, кто из них более ариец. Путешественники бочком, полируя забор спинами, прошмыгнули мимо свалки и бросились прочь. К счастью, город был небольшим (наверное, в идеальном славянском мире родноверов вообще предпочитали сельские поселения или, в крайнем случае, небольшие торговые города), и друзья скоро выбежали на окраину и спрятались в заросшем рву, который, к счастью, уже не заполняли водой. — Так им и надо! — злорадствовал, отдыхиваясь, оперативник. — Сейчас они помнут друг другу бока, гипербореи хреновы! — Даже в националистическом монолите есть маленькая трещина, — сумничал Виктор. — Теперь кривичи будут бить словен, а вятичи гонять северян. Главное, чтобы наш умник Юшечкин не перестарался. — А что случится? — равнодушно поинтересовался Кудрявцев. — Ничего особенного. Просто противоречие ещё сильнее раздуется, кривичи поделятся на две группы — псковскую и полоцко-смоленскую — и начнут меж собой выяснять, у кого череп прямее. Арийцы, они такие — не могут без хорошей драки! 6 Серые облезлые здания с заклеенными газетами окнами, выщербленный тротуар, громко звучащий из невидимых репродукторов бравурный марш, вздымающиеся высоко в бурое небо прокопчённые трубы многочисленных заводов — вот что заметил Виктор сразу после погружения. Их на этот раз выбросило в подворотню мрачного облупленного жилого дома, поближе к улице, подальше от двора. Народу на улице было мало, как, впрочем, и в прошлых пропосах — Юшечкин при всех его недостатках умеет высаживать в относительно безлюдных местах. Казалось, что в этом мрачном мире не было красок: всё окружающее представлялось в чёрно-белых тонах. По улице мало кто передвигался в одиночку. Иногда мимо путешественников проходила нестройная колонна угрюмых людей; марширующие были одеты в одинаковые засаленные робы. При этом каждый раз напарникам приходилось прятаться в подворотне. Первой мыслью было, что они попали в нацистский мир, только не в родноверовский, а чужой, индустриально-европейский. Но, заметив висящие на стенах обшарпанных зданий лозунги «Слава Партии родной», «Мир, Труд, Май» и «Отстоим завоевания Октября», Виктор опроверг собственную гипотезу. Холодов поначалу, оглядев себя и напарника, обрадовался, что при перемещении они лишились прошлого идиотского наряда и нелепых причёсок. Сейчас на них были надеты кожаные куртки-бомберы, узкие джинсы с подтяжками и тяжёлые армейские ботинки с белыми шнурками. Виктор перевёл взгляд на голову напарника и содрогнулся: на затылке его бритого черепа красовалась вытатуированная свастика. Меморист догадался, что его затылок украшает такая же. Перестарался Юшечкин с арийским обликом! Холодов внимательно посмотрел на свастику Кудрявцева, потом перевёл взгляд на лозунг «Мир, Труд, Май», потом — снова на свастику и понял, что в этом пропосе им придётся несладко. Как бы не хуже даже, чем в предыдущем. — Куда ты нас на этот раз завёл, Сусанин? — спросил Кудрявцев, обращаясь к невидимому Юшечкину. — Похоже на коммунистический пропос… — задумчиво проговорил тот; слышно было, как он почесал затылок. — Не похоже, чтобы коммунисты мечтали о таком, — усомнился Виктор. — Больше на антиутопию похоже какую-то. — По-моему, как раз похоже, — не согласился оперативник. — Вон тебе заводы, вон работяги, а вон и комсомольцы маршируют. И нам от них, наверное, лучше спрятаться. В нашей-то одежде… Холодов вслед за Кудрявцевым юркнул в подворотню. С комсомольцами лучше не шутить, они фашистов не любят. Заметят наколотую свастику — в расход пустят моментально, без суда и следствия. Спасибо Юшечкину! Юные строители коммунизма остановились на противоположной стороне улицы: четверо рослых парней в юнгштурмовках и девушка в кожанке и красной косынке, чем-то похожая на Железную Берту. С ними поравнялась старушка в затрапезной одежде, и к ней обратился самый рослый комсомолец: — Что тебе, бабка? Через дорогу перевести? — Через дорогу, милок, я и сама перейду! Крепкая ещё! А вон там в подворотне двое фашистов прячутся. Шпионы, наверное. Взорвать чего хотят… — Где фашисты?! Глаза рослого сузились, и он вынул наган. — Спасибо тебе, кутюрье! — с надрывом в голосе «поблагодарил» Кудрявцев Юшечкина. — Опять побегать придётся! Путешественники медленно отступили вглубь подворотни и очутились в мрачном дворе, похожем на питерские дворы домов-колодцев. Посередине двора высилась груда металлолома с табличкой «Собрано пионерами пятого класса сто десятой школы для нужд оборонной промышленности». За ржавой кучей Кудрявцев обнаружил помойку и, не брезгуя, внимательно её осмотрел. Через минуту в его руках оказались две драные кепки. — Держи! — протянул он одну из находок напарнику. — Прикрой свастику на первое время. — Зря сюда пришли, — вдруг раздался скрипучий пропитой голос. — Тут уж повыбрали всё… Из-за мусорного бака показалась нечёсаная голова плюгавого мужичонки, которого оперативник по какой-то причине не заметил. А затем показался и сам носитель головы, волоча за собой мешок, из которого в разные стороны торчали щепки. — От комсы бегаете? — поинтересовался он. Кудрявцев осторожно кивнул. Мало ли кем мог оказаться этот заморыш. Судя по бабке, тут полным-полно бдительных людей, стукачей и сексотов. — Они сюда побежали? — услышал Виктор молодые голоса, полные ненависти к шпионам и фашистам. — Да вроде как! — Проверь этот двор, Семёнов! — Есть, товарищ Штольман, проверю! Бомжеобразный мужчина, заметив побледневшие лица новых знакомых, тихим голосом позвал: — Молодые люди, за мной! Не оборачиваясь, он бодро рванул через дворы. Путешественники побежали за ним скорее от безысходности: мало ли кем мог оказаться спаситель. Они бежали через свалки, пустыри, перелезали через кучи спутанных рельсов, проволоки и вывороченных из земли столбов, перепрыгивали через ржавые лужи, летели вдоль длинных бетонных заборов, опутанных любимой коммунистами колючей проволокой, пока, наконец, не уткнулись в стену длинного барака из почерневших брёвен. На бараке красовались вывеска «Четвёртая бригада седьмой трудовой армии» и объявление «Сегодня наша бригада меняется жёнами с третьей бригадой». В этом мире сбылась мечта Стёпки Чеботаря — вожделенное обобществление жён. — Давайте сюда! — задыхаясь от быстрого бега, крикнул их новый знакомый. Увидев, что спасённые замешкались, он добавил: — Никого в казарме нет, все на работе, не бойтесь. Я — дневальный, за щепками для растопки ходил… Напарники вошли в казарму. В нос шибануло ядрёным запахом несвежих портянок, подгоревшей каши и хозяйственного мыла. — Дежурный по бригаде спит, — шепнул спаситель. — А вы пока в каптёрке посидите. У меня ключи… — Почему вы нас спасаете? — шёпотом спросил Виктор. Мужчина не ответил. Он, проведя путешественников между длинными рядами неструганых нар, подвёл их к обитой железом двери, возле которой стояла раскалённая печка-«буржуйка», застрекотал ключами и впустил напарников в комнату, набитую чистыми портянками и ящиками с мылом. — Побудьте здесь пока, — шепнул спаситель. — А я разузнаю, что к чему. Дверь каптёрки захлопнулась за неожиданным спасителем. Путешественники, оставшись вдвоём, перевели дух. — Тебе не кажется, что мы в западне? — вполголоса спросил Кудрявцев, оглядывая помещение с прочными дверями и решётками на окнах. — Рожа у нашего спасителя больно подозрительная. — Есть другие варианты спасения? — Как вариант, пусть наш умник ещё раз социотрон применит. — Не получится, — вдруг раздался в голове голос соглядатая Юшечкина. — Я за прошлый раз и так получил по башке: социотрон кучу энергии тратит. Мне объяснительную придётся писать. — Самим прикажешь выпутываться? — Через некоторое время я вас переброшу в другой пропос… — Слушай, умник, — начал сердиться Кудрявцев, — мы вообще за Бурлаковым охотимся или ты нам решил экскурсию устроить по злачным местам финитума? Юшечкин немного помолчал и ответил: — Вы попали в антифинитум. Так уж получилось случайно… Тут Бурлакова точно нет. — Антифинитум? — Это антифинитум, — повторил инструктор и зачастил: — Финитум — это конечная цель, то, чего хочет любая система. А антифинитум — это то, чего система не хочет, боится. Верующие бы назвали финитум — раем, а антифинитум — адом. У каждой социальной группы, и каждой твари есть свой рай, а всё остальное для неё ад… — Это антикоммунизм, что ли? — уточнил Кудрявцев.