Декабрь 1489 – Есть живая. Я чувствую, как она ползет. – Где? – Да вот же. У меня за ухом. Чечилия Галлерани почувствовала, как толстые и мозолистые пальцы матери скользят по ее темным прядям волос, распутывая завитки. Мать защипнула волосок обломанными ногтями и так сильно дернула, что Чечилия прикусила губу. Она услышала, как мать коснулась рукой стоящей рядом маленькой мисочки с разбавленным водой уксусом, на поверхности которого плавали крохотные дохлые белые гниды. – Поймала? Раздраженное покашливание. «Она успела проскочить. Будешь ты сидеть спокойно?» Волна головной боли медленно накатила на лоб Чечилии. Сколько часов они сидят здесь в свете окна? Через оконную раму миндалевидные глаза Чечилии всматривались в холодный туман, лежащий густым слоем на внутреннем дворе. Она проследила взглядом за голубкой, вспорхнувшей с голых ветвей на высокий подоконник, откуда открывался вид на пустые симметричные пешеходные дорожки внизу. Какое странное место этот тяжеловесный неприветливый каменный замок с неприступными башнями и расхаживающими по верхним галереям воинами! Как он далек от сияющих на солнце площадей и шумных оживленных улиц ее родного города! Когда за день до этого их карета ехала по улицам Милана, Чечилия наблюдала, как плоский и скучный ландшафт внезапно превратился в нагромождение прекрасных зданий и людных улиц. Они медленно пробирались сквозь толчею, и на мгновение ей удалось увидеть остроконечные белые шпили строящегося миланского собора. Мимолетно она увидела горожанок с длинными косами, спрятанными под шелками и прозрачными слоями вуали, обутых в отделанные мехом кожаные сапоги по колено. От дыхания их в холодном воздухе поднимался пар. Чечилию восхитил их странный миланский говор, звучащий резко и отрывисто и в то же время слетающий с губ подобно песне. Она разобрала несколько знакомых слов, но горожанки говорили слишком быстро, и она не могла уловить смысл. После долгого путешествия они добрались до замка Сфорца на окраине города. Вооруженные копьями и арбалетами стражи опустили мост через ров, и по замку Сфорца через тоннельные ворота в укрепленный внутренний двор гулким эхом разнесся цокот копыт. – Ай! Я чувствую, она опять шевелится. Опять раздраженное цоканье языком. Мать грубо провела расческой по ее спутанным волосам. – Право, Чечилия, я не понимаю, какой в этом смысл. Через несколько дней их все равно надо будет остричь. – Это еще не решено. – Чечилия ощутила знакомый холодок в животе. Мать была права. Конечно, все так и есть. Ее старший брат Фацио, мамина величайшая гордость, названный в честь отца и ставший его преемником, дал это понять четко и недвусмысленно. Он уже договорился с Бенедиктинскими сестрами в Сан-Майрицио-аль-Монастеро-Маджоре. Чечилии объясняли, что она должна понимать, как ей повезло. Только благодаря положению, которое занимает при дворе Милана ее брат, тосканский дипломат – положению, которого в свое время так и не удалось достичь ее отцу, несмотря на годы службы просителя в герцогском суде, – у нее появилась такая уникальная возможность. Из-за этого в первую очередь они и приехали теперь сюда, в этот неприветливый дворец. – Уже скоро, – вполголоса произнесла мать. Чечилия украдкой бросила взгляд на смуглую руку и плечо матери, толстые, как поросята у них дома в Сиене, и почувствовала, как их обеих, сидящих у окна, охватили неловкость и смущение. Просто смешно – ее смуглая толстушка мать сидит здесь среди бледных дам двора герцога. Какое место они обе здесь занимают? В Сиене они высоко держали голову, жена и дочь просителя при миланском дворе. Но здесь, в этом холодном дворце, в резиденции его светлости герцога, Чечилия и ее мать по положению несильно отличались от простых крестьянок. Она была уверена, что видела, как местные дамы в шелковых платьях смеются над ними, прикрываясь перчатками и веерами. Как же быстро изменилась ее судьба! Всего несколько месяцев назад она считала, что ее ждет совершенно другая участь. Она была помолвлена с Джованни Стефано Висконти – договоренность, заключенная, когда она едва научилась ходить. Это было идеальное решение – как говаривал ее отец, – выдать младшего ребенка, единственную дочь, за Висконти, представителя благородной миланской семьи, имеющей связи с семейством герцога Сфорца. В самом Джованни не было ничего особенного, не больше чем бесхитростная усмешка мальчишки, который еще не успел стать мужчиной. На носу у него была целая россыпь веснушек, а широкие плечи отцовского пальто свисали с его тощего туловища, но Чечилии было достаточно знать, что она обретет безопасность и уверенность, породнившись с уважаемым семейством. В ознаменование договоренности была проведена церемония обручения, столь же законно обязывающая, сколь формальная и бесчувственная. Но Чечилия чувствовала себя защищенной и была довольна этим соглашением. В любом случае общество мальчиков и мужчин было ей не в новинку. Она росла в доме с шестью братьями и привыкла к беспорядочной суете, которую они создавали. Провести остаток жизни в женском монастыре казалось самой скучной участью из всех возможных. Но вот прошло всего несколько месяцев, как отец был предан земле, и глупость ее братьев проявилась во всей красе. Теперь ее незачем было скрывать. Сообща они спустили все приданное Чечилии, вложили деньги в необдуманные предприятия, проиграли в кости и пропили. Как только это вскрылось, отец Джованни Висконти на глазах у ее братьев сжег брачный контракт у ворот их усадьбы. После этого почтой ее старшему брату, Фацио, было оправлено письмо, а еще через несколько дней Чечилию с матерью посадили в маленькую карету и с грохотом повезли на север, в Милан, где Фацио обещал все исправить. – Но я не понимаю, почему должна уйти в монастырь Маджоре, – сказала Чечилия. Эти слова прозвучали по-детски жалобно, и Чечилия сразу же осеклась. Мать дернула ее за волосы несколько сильнее, чем было необходимо. – Ай! – Чечилия прижала руку к волосам. – Считай, что тебе повезло, что выпала такая возможность, Чечилия. Мы это уже обсуждали. Монастырь – идеальное место для такой девушки, как ты, – жестко произнесла ее мать, не обращая внимание на вскрик дочери и выпутывая еще один локон из копны волос на ее макушке. Чечилия хорошо знала все доводы: она образована, бегло говорит на латыни, умеет писать стихи и играть на лютне. Происходит из хорошей семьи. Как бы прочтя мысли дочери, сеньора Галлерани добавила: – Ты сможешь заниматься всем тем, что ты любишь: читать, писать, музицировать. Ты останешься чистой и снищешь большое уважение. – Но я могла бы вместо этого сама найти себе мужа высокого происхождения здесь, в этом замке, – сказала Чечилия. Перед их отъездом в Милан ее братья не только подписали документ, свидетельствующий о расторжении помолвки, но и засвидетельствовали ее девичество – об этом она позаботилась. Она понимала, что как жена она просто находка – о красоте и невинности единственной дочери Фацио Галлерани шептались в Сиене. – Уверена, что я могла бы найти применение моим талантам, держа двор большого дома, а не проводя время в монастырских стенах, где у меня даже зрителей не будет. Мать скрестила руки на широкой груди и покачала головой. Потом она резко засмеялась так, что у нее затряслись плечи. – Какая гордыня! Где только моя дочь нахваталась таких возвышенных идей? Будь твой отец жив, выпорол бы тебя сейчас. Раздался негромкий стук в дверь, и в проеме появилось лицо брата. – Синьорины, – приветствовал их Фацио легким поклоном, и лицо матери просияло. Она бросила гребень на инкрустированный столик рядом с миской с уксусом и дохлыми вшами, хлопнула в ладоши и сжала ими щеки старшего сына. – Красавчик мой! – произнесла она, гладя сына так, как гладят по морде любимую лошадь. Чечилия не могла не признать, что старший – на десять лет – брат в свои двадцать шесть лет действительно превратился в красавца, способного и достойного большего, чем наследие их отца при миланском дворе. – Все готово для полуденной трапезы, – сказал Фацио. – Святая Мария! – воскликнула синьора Галлерани, кидаясь обратно к Чечилии, и стала заплетать ее волосы в тугую косу. – Эти проклятые твари нас сильно задержали. – Она быстро перевязала конец косы кожаным ремешком. Чечилия почувствовала, как коса упала ей на спину. – Фацио, – заговорила Чечилия. – Если я должна жить здесь, в Милане, я хочу остаться в этом дворце, а не в монастыре. В ответ она услышала громкий смех матери. – Она продолжает говорить глупости! – сказала мать, подняла гребенку и замахнулась на Чечилию, как будто желая ее ударить. – Надо увозить ее из этого хваленого нагромождения камней, и чем раньше, тем лучше. Она посмотрела на позолоченный расписной кессонский потолок над их головами. Фацио рассмеялся: – О чем ты, девочка? Чечилия взяла брата под руку. – Уверена, что с твоим высоким положением здесь, ты можешь найти мне мужа. – Мужа! – Да, – подтвердила она, и похлопала его по руке. – Мужа с большим домом и двором полным народу, полным стихов и музыки. – Она не посмела произнести это вслух, но, по правде говоря, в своем воображении видела себя богаче, чище, элегантней, совсем как те дамы, на которых она украдкой смотрела из окна, и жизнь которых могла только представлять. Чечилия увидела, как что-то дрогнуло в лице ее брата, и он обменялся быстрыми настороженными взглядами с матерью. – Но это уже согласовано с сестрами, – сказал он, нахмурившись. – Фацио, ты хорошо знаешь, что я могла бы стать одной из самых желанных невест в этих местах. Плюс ты задолжал мне нового мужа после того, что случилось с предыдущим! На несколько долгих мгновений тишина тяжело повисла в воздухе. – Бессовестная! – вмешалась мать. – Гордячка! – Она в гримасе поджала губы. – Твой брат ничего тебе не должен! Он уже и так сделал для тебя больше, чем ты заслуживаешь. Остальное увидишь. Всего несколько дней с сестрами, и ты поймешь, что монастырь – подходящее место для тебя, Чечилия. Я тебе уже говорила – я уже говорила этой гордячке, Фацио! – ты сможешь заниматься всем, что любишь. И самое главное – останешься чистой и снищешь большое уважение. Ты окажешь честь нашей семье и будешь молиться о бессмертной душе отца за нас всех. Ее брат, опытный дипломат, предпочел не вмешиваться. Он протянул свободную руку матери и повел обеих к двери: – Пойдемте поедим? Боюсь, опять будет рис, но я видел, что повар добавил к нему зерна граната и цитрусовые. Я умираю от голода. Мать посмотрела на сына с сияющей улыбкой и наконец взяла его под руку. Но стоило Фацио открыть дверь в коридор, как он резко остановился, загородив собой женщин. Из конца длинного коридора к ним направлялась небольшая толпа. Свита придворных приблизилась, и Чечилия увидела, как ее брат склонился в почтительном поклоне. Они с матерью поспешили последовать его примеру и потупили взгляды на замысловатые узоры на полу. Чечилия услышала шелест шелка по мрамору, но смогла лишь мельком увидеть бархатные перчатки и тапочки, шелковые чулки, отполированные пряжки, прозрачные пучки черного кружева, зеленые и золотые ленты. Человек, который шел впереди толпы, остановился, и толпа полукругом встала позади него. – Фацио Галлерани, – произнес этот человек. Из-за спины брата Чечилия увидела только, что это полный темноволосый мужчина, голос у него был таким глубоким, как будто он набил рот галькой. – Ваша светлость, – произнес ее брат и опустил голову и плечи еще ниже в знак уважения. – Вы привезли гостей, – сказал глубокий голос, и эти тосканские слова, произнесенные с миланским акцентом, показались ей странными и прекрасными на слух. – Гостей? О нет, Ваша светлость. Это всего лишь моя мать и младшая сестра. Они приехали из Сиены вчера вечером. – Так поприветствуем же их. Несколько долгих мгновений прошли в тишине. Чечилия смотрела на мать, та не поднимала глаз от своего платья со все еще вымазанным землей подолом – эта же земля была у нее под ногтями. Не двигаясь, она стояла за спиной сына. Чечилия протолкнулась вперед брата и оказалась лицом к лицу с человеком, который, судя по всему, был никем иным, как герцогом Милана. Хотя Людовико иль Моро был старше Чечилии по крайней мере вдвое, он все же стоял прямо перед ней. У него было угловатое лицо, впрочем, почти полностью скрытое густо смазанной маслом черной бородой. На груди у него были металл и бархат, а на каждом пальце – кольцо с ярким камнем. Его камзол спереди был увешан эмблемами, которые позвякивали при ходьбе, возвещая о приближении хозяина, как если бы он был дорогим животным. Он метнул на Чечилию быстрый взгляд темных глаз, а потом еще несколько долгих мгновений не отрывался от нее. Ждал, чтобы она поклонилась? Но Чечилия не поклонилась. Она встретила глазами его темный взгляд и улыбнулась.