Она уперлась, внезапно насторожившись. – Мы не можем. – Спорим? Оставив свое барахло на столе – оно все равно никуда не денется, – вывел ее из библиотеки в коридор. Она нервно дышала и оглядывалась в поисках учителей или камер наблюдения. Однако больше не протестовала. Я направился к своему пикапу и, бросив ее сумку на грузовую платформу, открыл пассажирскую дверь. Она наконец встретилась со мной взглядом и выглядела такой уставшей при этом. Боже, мне лишь при свете дня удалось увидеть круги у нее под глазами… Когда Эм спала в последний раз? Она открыла рот, будто собиралась возразить, но потом залезла в салон. Я захлопнул дверь, обогнул капот и сел на водительское место. Отчасти я даже хотел, чтобы она сопротивлялась. Эмери Скотт позволила мне забрать ее с территории школы в учебное время и не допытывалась, куда мы поедем. Мне не нравилось мертвенное выражение на ее лице. Что, мать твою, произошло? Заведя машину, я достал телефон и набрал номер, затем выехал со стоянки, направившись в сторону центра. Она рассеянно потянулась к ремню безопасности и застегнула его. На другом конце линии ответил Роджер Калпеппер: – Алло? – Привет, это Уилл. Можешь открыть двери? – Сейчас девять утра. – Просто открой кинотеатр, – повторил я. – Потом можешь спать дальше. Я сбросил вызов, не дав ему шанса возразить, и перевел взгляд на Эм, которая смотрела в окно. Она уже не плакала, лишь расслабленно откинулась на сиденье, грустная, но спокойная. Глядя на дорогу, ведущую в город, я не сдержал улыбку. Прости, Ди. Теперь это ее место. * * * Роджер открыл кинотеатр для нас. Я припарковался в переулке, чтобы никто не заметил мой пикап. Эмми не стала задавать никаких вопросов, когда я оставил ее в одном из залов, а сам ушел за закусками. Калпеппер управлял кинотеатром. Он провел здесь всю ночь из-за фестиваля. Мне было неловко будить его, но с тех пор, как в мае прошлого года я устроил здесь импровизированную вечеринку в честь своего дня рождения, родители забрали у меня ключи от здания. Роджер расслабился, увидев, что со мной всего одна девушка. Он включил фильм, приглушил свет, а я приготовил попкорн. Когда мужчина ушел, я запер двери и понес охапку еды в третий зал. – Голодна? – спросил я, поставив ее напиток в подстаканник. Она подняла глаза, все еще красные, нервно поерзала на сиденье и оглянулась на двери, вероятно, опасаясь, что нас поймают. – Все будет хорошо. – Я положил закуски на столик, сел и взял попкорн. – У меня есть знакомый, который работает в административном офисе. Уже позвонил ему и сказал, чтобы он отметил тебя присутствующей на всех сегодняшних уроках. Кроме того, я заставил Эмери отключить мобильник в машине, так как знал, что брат мог следить за ней. Мои родители время от времени угрожали мне тем же. Набив рот попкорном, предложил ей, пока перед нами мелькали титры фильма, однако она лишь уставилась на меня. – У тебя есть знакомый? – повторила она с привычным язвительным выражением. – Разумеется, у тебя по всей школе свои люди, потому что… – «Спасибо» было бы правильным ответом, – произнес, жуя. Эмми широко распахнула глаза. – Попробуй. Закрыв рот, она расправила плечи, но через мгновение опустила дерзко вздернутый подбородок и пробормотала: – Спасибо. Откинувшись на спинку кресла, Эм взяла колу и поставила стакан у себя между ног. Спустя несколько минут я вновь предложил ей попкорн. Она зачерпнула горсть и стала аккуратно есть его, словно птичка. Дрянной завтрак, только это лучше, чем ничего, а я не был уверен, ела ли Эмери сегодня. Начались трейлеры. Я почувствовал, как она постепенно расслабилась рядом со мной, ее глаза сосредоточились на экране. Вместо того чтобы смотреть фильм, который уже видел, я смотрел на нее. Взгляд Эм, завороженной действием, метался по экрану, а рука с попкорном зависла на полпути ко рту. Она забыла обо всем на свете. – Что это? – спросила девушка, не отрывая глаз от экрана. – Это?.. Уголок моего рта приподнялся в улыбке. – «Другой мир: Пробуждение»? – произнесла она и посмотрела на меня. – Этот фильм выйдет только в январе. Откуда он у тебя? Я приподнял бровь, и Эмми закатила глаза, вспомнив, кто я такой. – Конечно. Должно быть, приятно… Нарочито громко кашлянув, я отвернулся к экрану. Она сдержала оскорбление, крутившееся на языке, и тихо рассмеялась. – Спасибо. Спасибо, спасибо, спасибо. – Ага, заткнись, – поддразнил я. – Просто смотри фильм. Ее ясные глаза сфокусировались на экране, на губах играла улыбка, которую мне было трудно игнорировать. Иногда я видел Эмери в кинотеатре, поэтому решил, что это место, где она счастлива. По мере развития событий ее настроение менялось. Ее глаза распахнулись шире, румянец вернулся. Один раз даже услышал ее смех. Я протянул конфеты Twizzlers и Milk Duds, предоставив ей право выбрать первой. Когда Эм взяла Milk Duds, открыл коробку, высыпал половину себе на ладонь и отдал остальное ей. Я предложил из вежливости. На самом деле не хотел Twizzlers. Пока мы ели, я украдкой поглядывал на нее. Вообще наблюдал за ней больше, чем за фильмом. Эмми заметила это, в конце концов поймав мой взгляд. – Что? – спросила она, отвернувшись к экрану. – Ты не такая, как я ожидал. Тебе нравятся боевики, да? – А тебе не нравятся? Я рассмеялся. Эм вернулась к критике моих антифеминистских высказываний. Ура нормальности. Она объяснила тихим голосом: – Я не думаю ни о чем другом, когда смотрю их. Они позволяют мне отвлечься. Это способ сбежать от реальности. Еще мне нравится тема выживания в некоторых боевиках. Обычные люди становятся экстраординарными. Их призывают совершать великие дела. – Эмери перекатывала драже Milk Duds между пальцами, не отрываясь от фильма. – Ад закаляет героев, понимаешь? Я чувствую это, когда смотрю их. Но от чего ей приходилось сбегать? Спрашивать не стал: это только насторожит ее, а я не хотел, чтобы она ушла. – Ну, я предпочитаю классику, – сказал я. – Арнольд Шварценеггер, Сильвестр Сталлоне… – Жан-Клод Ван Дамм, – закончили мы одновременно. Эмми повернулась ко мне, и я засмеялся. – Да. – Она улыбнулась. – Да, черт возьми. – Я кивнул. – То есть, Мускулы из Брюсселя[12]? Черт, да. – «Кровавый спорт», – добавила Эм. – «Кикбоксер», – присоединился я. Великие фильмы. Восьмидесятые были золотым веком боевиков. Обычные люди шли на войну, сражались за честь. Таких шедевров, вроде «Смертельного оружия», «Полицейского из Беверли-Хиллз» или «Кобры», больше не создают. Ты – болезнь, а я – лекарство[13]. Бум. Внезапно Эмери начала смеяться. Самая широкая улыбка, которую я когда-либо видел на лице этой мелкой умной вредины, обнажила сверкающие жемчужно-белые зубы.