– Так вот, – торжествующе заключила леди Тайяра, – хорошая новость заключается в том, что это преодолимо. Даже меня можно научить… ну, скажем, управлять амобилером и варить суп. Теоретически. На практике пока некому. – Слушайте, так получается, вы изобрели лекарство от тупости? Даже не знаю, что может быть полезней для человечества. Как его часть, я заранее ликую. Скоро вокруг не останется ни одного безнадежного дурака. Только бы дожить до этого прекрасного дня! – Надеюсь, что так и есть, – серьезно сказала леди Тайяра. – Если все получится, как я задумала, через несколько сотен лет в Мире станет гораздо больше приятных собеседников. А что еще нужно, чтобы спокойно встретить старость? Но пока об этом рано говорить. Я создала свой метод совсем недавно, и двадцати лет не прошло. Теперь мне нужна практика. Еще хотя бы дюжина лет разнообразной практики, после этого можно будет обнародовать мою методику для подготовки других учителей. Но знаете, положа руку на сердце, я уже сейчас не сомневаюсь в успехе. У меня определенно получается, метод работает, расчеты неизменно оказываются верны. И это не спишешь на простую удачу. И на мой талант педагога тоже не спишешь, потому что на самом деле я более чем посредственный педагог – я имею в виду, если учить по старинке, не прибегая к моему методу. Это я знаю точно, потому что и раньше, путешествуя по Миру, иногда зарабатывала уроками. Вернее, пыталась ими зарабатывать, ничего путного из этого не выходило. Мне не хватало терпения и умения объясняться простыми словами. Только с очень умными и талантливыми детьми вроде вашей Базилио как-то могла поладить. Но они бы и без меня легко обошлись. – Так получается, занятия с Базилио для вас бесполезны? – спросил я. – В смысле для развития вашего метода. Если она и без специального ритма все понимает… – Зато занятия с ней приносят мне радость, – улыбнулась леди Тайяра. – Это тоже ценно. Я люблю умных людей, а она на редкость умна. И, мне кажется, довольно одинока, как все слишком умные дети. Иногда я практически узнаю в ней себя. Те же парадоксальные идеи, внезапные озарения, железобетонная логика и странные шутки с совершенно серьезным лицом, явно рассчитанные на то, чтобы не насмешить, а шокировать собеседника. – Странные шутки? – удивился я. – Это какие же? Я не стал говорить, что от Базилио и обычных-то шуток не дождешься. Я уже давно понял, что людей, которых считаешь близкими, обычно знаешь гораздо хуже, чем всех остальных. А Базилио даже не близкий человек, а близкая овеществленная иллюзия, существо зыбкое, переменчивое и загадочное. Магистры ее знают, как она ведет себя с другими людьми. – Вообще-то, я не считаю правильным обсуждать поведение своих учеников с их родственниками, – нахмурилась леди Тайяра. – Но ничего не поделаешь, уже проговорилась. С другой стороны, возможно, вам полезно будет узнать о проблемах Базилио. Только, пожалуйста, не пересказывайте ей мои слова. – Ни в коем случае. Даже не намекну. – Базилио зачем-то постоянно называет себя чудовищем, – понизив голос, сообщила леди Тайяра. – Для такой красивой девочки довольно странная идея, согласитесь. Насколько я знаю подростков, обычно подобные абсурдные шутки свидетельствуют о недостатке внимания и невозможности найти понимание у близких. – Насчет подростков вам виднее, – согласился я. – Но в случае Базилио это свидетельствует только о том, что она с вами достаточно откровенна. – Что вы имеете в виду? – Что Базилио и есть самое настоящее чудовище. Результат неосторожного колдовства. Строго говоря, просто овеществленная иллюзия, по счастливому стечению обстоятельств оказавшаяся долговечной. Мне в свое время даже специальную лицензию на ее содержание в доме пришлось получать. Видели бы вы, как она в ту пору выглядела! Рыбье туловище на человеческих ногах, голова индюка, еще и лисий хвост в придачу. Я довольно легко с ней поладил, но только потому, что большую часть жизни страдал от ночных кошмаров и с тех пор легко прощаю ближним любые недостатки внешности, при условии, что они не пытаются меня съесть. Однако потом нам удалось придать чудовищу человеческий облик, и ее жизнь более-менее наладилась. Базилио с самого начала очень хотела стать человеком. В смысле выглядеть, как человек. И она совершенно права, в таком виде жить среди нас действительно гораздо удобней. – Но это нево… – начала было леди Тайяра. – Ну вы же ученый, – сказал я. – И к тому же колдунья. А значит должны понимать, что «невозможным» называют все, выходящее за рамки коллективного опыта. При том что значение для каждого из нас имеет только индивидуальный. И уж его-то границы расширяются практически ежедневно, по крайней мере, если правильно организовать свою жизнь. – Наверное, вы правы, – растерянно согласилась она. – Но все-таки чудовище с головой индюка – это как-то чересчур. Хотя, похоже, вы меня не обманываете. Обычно я чувствую, когда мне лгут. Ничего удивительного, вранье даже я обычно чувствую. Не потому что как-то специально этому учился, просто обостренная чувствительность, похоже, почти неизбежный этап развития всякого мага. В какой-то момент это с тобой случается, и делай, что хочешь. Довольно противное на самом деле ощущение, похожее на тяжесть во лбу. Плюс утрата некоторых приятных иллюзий; впрочем, к этому мне как раз не привыкать. – Было бы о чем врать, – сказал я. – История-то вполне общеизвестная. Правда, газеты, которых вы все равно не читаете, о ней не писали, спасибо моим друзьям, вовремя успевшим наложить на эту тему полный запрет. Но огласку история о чудовище, живущем в Мохнатом Дома, все равно получила. В этом городе всегда умели узнавать новости без помощи журналистов. А сплетничать никому не запретишь. – Расскажите мне, как это получилось, – попросила леди Тайяра. – Лучше узнать из первых рук, чем собирать сплетни. А я теперь не успокоюсь, пока все не выясню. Вышло так, что я почти ничего не знаю об овеществлении иллюзий. Никогда не занималась подобными практиками, только краем уха слышала, что они есть. И теперь умираю от любопытства, научного и… в общем, не только научного. Обычного человеческого, каюсь. Но сделать с собой ничего не могу. Ничего лучше она и выдумать не могла. Всякий, кто просит меня рассказать какую-нибудь историю, а потом слушает, открыв рот, навсегда получает ключ от моего сердца. Я люблю рассказывать. И, мне кажется, умею это делать. Чего я не умею, так это вовремя останавливаться, поэтому вместо одной истории слушатель обычно получает полторы дюжины. И что я действительно ценю в своих жертвах, так это неослабевающий интерес. В этом смысле леди Тайяра оказалась настоящим совершенством. Интерес, с которым она слушала мою болтовню, походил на настоящую страсть. Впрочем, он и был хорошо знакомой мне разновидности страсти – к познанию, которое безгранично, а человек, будь он хоть четырежды могущественный колдун, способный продлить свою жизнь на тысячелетия, на его фоне обескураживающе мал. Но все равно стремится вместить в себя бесконечное разнообразие Мира – упихнуть, утрамбовать и тут же потребовать добавки. И эта ненасытность кажется мне самым прекрасным, что в нас, людях, есть. «Радость Хлеви Макката» мы с леди Тайярой покинули не просто последними, а уже после того, как отчаявшиеся дождаться нашего ухода слуги вымыли все столы и подмели пол; впрочем, их возня не побудила нас подняться и уйти. Не то чтобы я с неуважением относился к их праву закончить работу хотя бы через два часа после полуночи, если уж раньше не вышло. Просто когда я увлеченно вещаю, ничего вокруг себя не вижу. А о существовании времени вообще забываю напрочь. Какое может быть время? Кто такую нелепую ерунду придумал? Зачем нам оно? Что касается леди Тайяры, она забыла не только о времени, но даже о еде и вине. Отчасти это спасло ситуацию: когда трактирщик понял, что мы вполне способны просидеть до утра, он вежливо предложил закупорить нашу бутылку, чтобы мы могли забрать ее с собой. Его вмешательство в разговор вернуло меня на землю – ровно настолько, чтобы осведомиться, который час. Ответ привел меня в чувство окончательно и бесповоротно. Надо же, был уверен, мы хорошо если часа полтора тут просидели. А оказалось, пять. Поэтому про Красную Пустыню Хмиро, легендарный призрачный город Черхавлу, Источник Боли и полет над Великим Средиземным Морем на пузыре Буурахри я вещал уже в амобилере. Даже ехал по такому случаю совсем медленно, чтобы успеть довести историю до более-менее логического конца. Успел, причем был на удивление точен. Сказал: «А Пузырь Буурахри мы передали полиции для патрулирования города, сами небось каждый день их в небе видите», – и остановился возле небольшого двухэтажного дома на улице Злобных Замков. Высокий класс. – Это же ваш дом? – спросил я. Некоторое время леди Тайяра оглядывалась по сторонам с таким характерным выражением «откуда мы пришли? кто мы? куда мы идем?» – которое я регулярно вижу в зеркале по утрам, но наконец кивнула: – Зеленый – значит мой. Он тут такой один. Однако покидать амобилер она не спешила. Сидела, молчала, собиралась с мыслями. Наконец сказала: – Я вам очень благодарна. И даже не столько за прекрасно проведенный вечер, сколько за… Не знаю, как сформулировать, но у меня такое ощущение, что вы подарили мне целый Мир. – Ну что вы, – растерялся я. – Какой там Мир. Всего лишь несколько историй. – До сих пор я и вообразить не могла, что чужая жизнь может быть настолько интересной, – объяснила леди Тайяра. – Я думала, все самое важное происходит со мной, точнее, в моей голове, остальное – пустяки, незначительная суета, посторонний шум, не заслуживающий внимания. И вдруг оказалось, что с каждым незнакомцем… ладно, предположим, не с каждым, но с некоторыми людьми могут происходить совершенно невероятные вещи! А некоторые события и поступки могут быть не менее важны, чем идеи. А душевные и чувственные переживания исполнены такого же, если не большего смысла, чем работа мысли. И это… Понимаете, для меня это все меняет. Абсолютно все. – Пожалуй, понимаю, – сказал я. И даже не то чтобы соврал. Я никогда не был великим знатоком человеческих душ. Фраза «сэр Макс прекрасно разбирается в людях» одно время была любимой шуткой моих коллег, и перестала звучать при каждом удобном случае только потому что всем надоела. А актуальности она, боюсь, до сих пор не утратила. Но сейчас я, пожалуй, действительно понял леди Тайяру – всю, целиком. Разрозненные сведения о ее жизни, почерпнутые из рассказа сэра Кофы, как-то сразу встали на места, сложились в единую, непротиворечивую картину. Ясно теперь, почему она так легко бросила семью и карьеру ради поступления в магический Орден, а потом и этот Орден ради другого, не факт что «лучшего», просто нового, а значит, гораздо более интересного. И с каким невинным энтузиазмом помогала коллегам проводить Лотерею Смерти, радуясь возможности проверить на практике свои идеи про индивидуальный внутренний ритм. Нормальный подход для того, кто ощущает настоящей реальностью напряженную работу собственного ума, а все остальное многообразие жизни – всего лишь невнятной пляской неведомо чьих теней. Удивительно, конечно, бывают устроены некоторые люди. Но еще удивительней, что я, сам того не желая, всего за несколько часов болтовни сумел привести эту почти незнакомую женщину к полной смене концепции. То ли я и правда настолько хороший рассказчик, то ли леди Тайяра давным-давно сама от себя устала и была готова ухватиться за любой повод начать новую жизнь. Так тоже бывает, а может быть, вообще только так и бывает – если, конечно, не применять специального колдовства. Я вроде не применял. – И все равно я уже снова забыла, как вас зовут, – вдруг заключила леди Тайяра и рассмеялась так звонко, что я невольно посочувствовал спящим за распахнутыми по случаю теплой летней ночи окнами жильцам соседних домов. С другой стороны, смех – далеко не худшее, что можно услышать за окном. Если меня приговорят до конца жизни ежедневно просыпаться от шума на улице, пусть это будет именно смех. – Да Магистры с ним, с именем, – сказал я. – При следующей встрече напомню. А сейчас не имеет смысла, к утру все равно забудете. – Ваша правда, – согласилась леди Тайяра. – Имя наверняка забуду. Но все остальное – нет. Такое сокровище эти ваши истории! Буду теперь смотреть по сторонам и думать о каждом прохожем: возможно, у этого человека тоже есть сокровенный клад невероятного опыта. Или даже он сам – клад. * * * – Так и сказала, – подтвердил я. – «Возможно, каждый человек – клад». По-моему, довольно неожиданный вывод. И совершенно несправедливый. Чудищу из залива Ишма меня скармливали, и по Красной Пустыне Хмиро от наваждений тоже я удирал, а не чужой дядя. И мертвых разбойников ловил сам, своими руками. Но высоко ценить она теперь почему-то будет совершенно посторонних людей, причем всех без разбору. Ты не представляешь, как я этому рад. – Да почему же, вполне представляю. Твои амбиции слишком велики, чтобы их можно было удовлетворить обычным признанием заслуг. Тебе подавай ежедневные изменения Мира – в твоем вкусе, по твоим лекалам и при твоем деятельном участии. Но радикальное изменение одной отдельно взятой чужой картины мира тоже сойдет. Иногда. Разнообразия ради. Я не стал спорить с этим утверждением. Во-первых, сэр Шурф Лонли-Локли знает меня лучше, чем я сам, и это не комплимент его проницательности, а просто житейский факт. А во-вторых, грех это – спорить с человеком, который явился к тебе среди ночи специально чтобы отдохнуть от примерно статридцатидвухчасового рабочего дня. Все что можно сделать с таким несчастным – вытащить на крышу, достать из Щели между Мирами кружку чая с ромом, который он любит больше, чем все остальные напитки вместе взятые, и рассказать, что у тебя происходит. Да и то при условии, что твои дела идут более чем неплохо. Жаловаться в такой момент на проблемы это, пожалуй, даже хуже, чем спорить по пустякам. Впрочем, проблем у меня, хвала Магистрам, действительно не было. По крайней мере, не прямо сейчас. – Вроде бы ты говорил, Малдо дал тебе ключи от своего Дворца Ста Чудес, – вдруг сказал Шурф, отставив в сторону опустевшую кружку. – Не ключи, но что-то вроде того. На самом деле он просто лично познакомил меня с замком от служебного входа и рассказал заклинание, которым он отпирается. А что? – Я же еще ни разу там не был. Не находил времени. А кое-что хотелось бы увидеть собственными глазами. Проведешь меня? – Вообще не вопрос, – улыбнулся я. – И даже могу побыть кем-то вроде экскурсовода. В смысле пересказывать все, что я успел услышать от автора, не затыкаясь ни на секунду и мешая тебе сосредоточиться на впечатлениях. Но ты любишь преодолевать трудности, так что все в порядке. – Спасибо, – вежливо поблагодарил мой друг. – Именно о преодолении такого рода трудностей я всегда мечтал. Иногда совершенно невозможно понять, говорит он серьезно или просто издевается. На всякий случай, я всегда выбираю второй вариант. Мне так спокойнее. – Времени у нас достаточно, – добавил сэр Шурф. – Когда во Дворец начинают пускать посетителей? – Вроде бы через час после рассвета. – Ладно. Значит, вот столько. – Ты окончательно отказался от идеи хотя бы изредка спать? – сочувственно спросил я. – Напротив. Я, можно сказать, заново осваиваю это искусство. И делаю некоторые успехи. В частности, нынче я твердо намерен проснуться после полудня. Благо дела, требующие моего личного присутствия, раньше не начнутся. Я подумал, что ослышался. И растерянно переспросил: – Когда? – После полудня, – невозмутимо повторил сэр Шурф. – И у меня есть серьезные основания рассчитывать, что мои планы не будут нарушены. Я смотрел на него, натурально распахнув рот. От вопроса: «Ты все-таки подал в отставку, и ее приняли?» – меня удерживало только теоретическое понимание, что некоторых чудес не бывает даже в Сердце Мира. Хоть с утра до ночи в поте лица колдуй. – Я уже тебе говорил, теперь у меня очень хороший секретарь, – снисходительно сказал сэр Шурф. – А ты почему-то не верил. Хотя, казалось бы, что в этом необычного? Секретарь это просто профессия. А в Мире есть люди, способные достаточно добросовестно выполнять свою работу. Их не так много, как хотелось бы, но иногда встречаются. По крайней мере, мне наконец повезло. – Вот прямо настолько хороший секретарь, что ты готов проспать полдня, забив на все? – недоверчиво переспросил я. – Настолько, что я готов проспать полдня, ни на что, как ты выражаешься, не «забив». Потому что я достаточно опытный человек. И обычно мне удается трезво оценивать возможности своих подчиненных. Я бы даже сказал, трезво их недооценивать. И если я говорю, что мой секретарь может самостоятельно справляться с делами до обеда, это означает, что на самом деле я вполне мог бы бросить его дня на три, а вернувшись, обнаружить, что напрасно торопился. Но это приятное переживание у меня пока впереди. – Потрясающе, – выдохнул я. – Даже вообразить не могу такое совершенство. Но если ты говоришь, значит, он действительно существует. – Существует, – подтвердил Шурф. – На самом деле это не так удивительно, как может показаться. За его высокой квалификацией стоит многолетний опыт. Клари Ваджура, бывший Старший Магистр Ордена Семилистника, долгое время был личным секретарем Нуфлина Мони Маха и даже неофициально считался его будущим преемником. Во всяком случае, одно время ходили слухи о соответствующем тайном завещании Нуфлина. Однако, как это часто бывает, любимец внезапно впал в немилость и был вынужден удалиться в изгнание; интересно, впрочем, не это, а то, что он вообще остался жив, с впавшими в немилость Магистр Нуфлин обычно не церемонился. Тем не менее, Клари Ваджура уцелел и, на мое счастье, недавно вернулся в Ехо, чтобы предложить свои услуги осиротевшему, по его мнению, Ордену… Вот, кстати, сразу видно, что ты не застал Смутные Времена! Ты единственный, кто услышав имя моего секретаря, не поинтересовался, не сошел ли я с ума. А леди Сотофа даже не потрудилась сделать интонацию более-менее похожей на вопросительную. Впрочем, своим негласным правом отменять решения Великого Магистра она все-таки не воспользовалась, и на том спасибо. – То есть у твоего секретаря настолько скверная репутация? – нахмурился я. – Скажем так, довольно неоднозначная.