“Абсолютно нет. Эти парни идиоты. Они просто еще не видели, насколько ты сногсшибательна”. В тот вечер Фелиция достала свой набор косметики и наняла чернокожего парикмахера, чтобы тот позаботился о моих волосах. Она стала моей феей-крестной и отправила меня на бал. Она всегда была такой. Никогда не стремилась заменить память о моей матери в моей жизни, но всегда была материнской фигурой. Я с трудом помню, что она не связана со мной кровным родством. Но сегодня я остро осознаю это. Неодобрение вспыхивает в ее карих глазах, и она держится чопорно, когда я обнимаю своего папу. Я колеблюсь, прежде чем тоже обнять ее. Она похлопывает меня по спине, а затем отодвигается. — Давай присядем. Я не ела со вчерашнего дня. — Я удивлен, что вы двое все еще в городе. — Я беру меню и поднимаю его. — Да, ну, со свадьбой нужно много чего сделать, и Саша не справится со всем этим одна. Я грубо набрасываю меню. Папа похлопывает ее по руке. — Фелиция, давай пока не будем это обсуждать. — Почему? — Голос Фелиции срывается на оскорбленный визг. — Разве я не могу сейчас упомянуть о свадьбе Саши? Один из самых счастливых моментов в жизни моей дочери, и я должна замять это дело? Я впиваюсь пальцами в ламинированную страницу, пока она не хрустит. Папа прочищает горло. — Давай поговорим об этом после еды. — Поговорить о чем? — Огрызаюсь я. — О чем именно ты здесь, чтобы поговорить, папа? Он опускает взгляд. Фелиция наклоняется вперед. — У Саши не так уж много друзей. — Ну и дела? Интересно, почему? Может быть, она тоже спала с их парнями. У Фелиции отвисает челюсть. — Что ты только что сказала? — Фелиция — Папа пытается потянуть ее за руку. Она отводит локоть назад. — Почему ты не можешь просто забыть об этом, Кения? Это случилось так давно! — Забудь об этом? — Мои глаза чуть не вылезают из орбит. — Как, по-твоему, я смогу пережить что-то подобное? — Саша плачет перед сном каждую ночь. Ее разрывает то, как ты с ней обращаешься. Она должна быть радостной и взволнованной. Вместо этого ей приходится беспокоиться о тебе. — Фелиция трясет пальцем у меня перед носом. — Каким ты можешь быть эгоистом? Ты ничего не чувствуешь к своей сестре? У меня внутри все переворачивается. Эгоистично? Я ненавижу, что Саша плачет и расстроена. Я ее защитник. Я была той тем, кто часами разговаривал с ней, когда что-то ее огорчало. Я бы бросилась в драку, чтобы сохранить ее рассудок. Не имело значения, с кем или с чем мне пришлось столкнуться, если это заставило ее улыбнуться. Эта моя сестринская сторона все еще жива и действует. Но я просто не могу забыть тот факт, что она предала меня. — Это несправедливо по отношению ко мне, — говорю я сквозь стиснутые зубы, — ожидать прощения так скоро. Я все еще работаю со своими чувствами. Прошло всего несколько недель. — А ее свадьба через четыре месяца. Мои глаза поднимаются на нее. — Почему это так скоро? Ее щеки заливает румянец. — Дело в том, что Саша действительно хочет, чтобы ты была частью этого. Ради своей сестры ты должна преодолеть все проблемы, которые у тебя есть, и быть рядом с ней. — Ее глаза дико сверкают. — Это то, что делает семья. Я хочу высказать свое мнение. Кое-что о том факте, что она не моя семья. Что она не моя мать. Но у меня отяжелел язык. Я не могу подобрать слов. Фелиция вошла в мою жизнь, когда я чувствовала себя неуверенно и одиноко. Она и Саша были моими людьми. Мы сформировали женскую команду против моего отца, постоянно ополчаясь на него, чтобы мы могли выбирать самые девчачьи фильмы на семейный вечер или исполнять дрянные поп-песни в семейных поездках. Мой взгляд опускается на стол. — Папа? Он подпрыгивает, как будто не ожидал, что этот разговор коснется его. — Ты тоже так думаешь? Что я должна просто забыть о том, что Саша предала меня, лгала мне и причиняла мне боль? Ты тоже считаешь меня эгоисткой? Папа молчит. Я поднимаю взгляд и смотрю ему в лицо. Возраст образовал глубокие морщины на его лбу. Сейчас его щеки больше, они давят на глаза. Темная кожа, оттенка толченой черники, обтягивает крепкое тело и пивное брюшко. Он мой отец. Мне от него достались мои глаза. Моя любовь к чтению. Моя решимость усердно работать и добиваться успеха во всем, что я делаю. Мой голос срывается. — Правда, папа? — Я думаю, ты нужна Саше прямо сейчас, — говорит он. — Сейчас не время разделять нашу семью. Мое сердце разлетается на миллион осколков. Я слышу, как оно разбивается, как стекло падает на пол. Фелиция бросает на него одобрительный взгляд, и я наблюдаю, как мое уважение к этим двум людям сгорает дотла. Я не маленькая девочка Фелиции. Я понимаю это. Я понимаю, что иногда кровь гуще воды. Но, похоже, в случае с папой это неправда. Он выбрал Сашу. Его малышка. Я быстро моргаю, чувствуя, как подступают слезы, но отказываясь их выпускать. Есть ли что-нибудь более жалкое, чем рыдания из-за того, что ты наконец столкнулся лицом к лицу с правдой? Я кладу ладони на стол и встаю так царственно, как только могу. — Я больше не голодна. Но вы двое наслаждайтесь. — Кения, — зовет меня папа по имени. Я игнорирую его. Фелиция кричит: — Ты будешь на примерке платья? Она бредит. Я выхожу на яркое солнце. День воскресный, но тротуар заполнен людьми, наслаждающимися прогулкой или направляющимися в рестораны. Мое сердце болит так сильно, что кажется, будто оно натыкается на тернистые ворота. Я смахиваю слезу, которая скатывается по моей щеке. За ним следует другая, и я смахиваю ее тоже. Не плачь. Нет смысла оплакивать свою судьбу, когда я ничего не могу изменить. Моя семья твердо на стороне моей сестры, и я эгоистка за то, что не уступаю тому, чего хочет Саша. Прекрасно. Тогда, наверное, я просто останусь одна. Но слезы продолжают литься. Я размахиваю руками и бегу по другой улице, пытаясь убежать от боли, которая цепляется за мои пятки. Когда я замедляю шаг, я понимаю, что мои ноги горят. Солнце светит мне в макушку, как будто пытается преподать мне урок. Я оглядываюсь в поисках скамейки, чтобы присесть и перевести дыхание, когда замечаю маленькую девочку, сидящую в одиночестве. Она маленькая и очаровательная, с двумя косичками, завязанными на конце желтой лентой. Платье на ней пышное, почти как пачка. Слезы катятся по ее щекам, которые ярко-красные — либо от солнечных ожогов, либо от ее слез. Я оглядываюсь. Где ее родители? Когда кажется, что никто не обращает на ребенка никакого внимания, я придвигаюсь к ней на дюйм ближе. Опускаясь на корточки, я говорю нежным голосом. — Привет, милая. Почему ты плачешь? Где твоя мамочка?