Она смотрит мне в глаза и кивает. Удовлетворенный, я обхватываю ее колени и разворачиваю так, чтобы у меня был лучший доступ к ее рту. Обхватив ее щеки руками, я опускаю голову и накрываю ее губы своими губами. Она снова вздыхает, на этот раз дольше и тише. Ее тело наклоняется к моему, прижимаясь ко мне во всех нужных местах и дразня жар, уже разливающийся по моим венам, пока оно не становится горячее, чем когда-либо. Желание в моем теле загоняет меня на стену. Застонав, я атакую ее рот, пока она не приоткрывается, и углубляю поцелуй, прижимая ее достаточно близко, чтобы ее тело слилось с моим. Никаких сомнений. Никакой вины. Никаких отвлекающих факторов. Ее руки скользят по моей шее сзади и запускаются в волосы, где она дергает меня, как в ночь нашего первого поцелуя. И снова мое тело реагирует ослепительным выбросом адреналина, который превращает меня в животное. Ближе. Она нужна мне еще ближе. И она обязывает. Ее пальцы царапают мою кожу головы и напоминают мне, что любовь может причинять столько же боли, сколько и исцелять. Я не возражаю. Она единственная, кому я доверил бы причинить мне боль. Мой пульс учащается, и я обхватываю ее ноги вокруг себя, нуждаясь в ее теле так же сильно, как в кислороде. Она понимает, как я направляю ее, и поднимается на колени, оседлав меня. Сквозь нашу одежду пылает жар поцелуя, дразня меня обещанием большего. Кения выгибает спину и впивается ногтями в мое плечо, когда я усаживаю ее себе на колени. Падающий с неба торнадо не удержит меня от нее сегодня вечером. Я отстраняюсь от нее, хотя это убивает меня, и ворчу: — Спальня. Сейчас же. Она скорее кивает, чем спорит, и я знаю, что ее мозг все еще не в порядке от наших ласк. Поднимая ее, я обхватываю ее ноги вокруг себя и почти взрываюсь, когда она двигает бедрами. Я знаю, что мне следует переезжать, но у меня не хватает терпения. Мои губы снова сливаются с ее шоколадным ртом, и я наслаждаюсь вкусом, который более декадентский, чем любой кофе, который я когда-либо пробовал. Ее пальцы впиваются в мой затылок, соответствуя моей страсти, умоляя заявить о себе целиком. Я так чертовски рад побаловать себя. С грубым стоном я отрываюсь от ее губ, оставляя за собой горячее дыхание и легкие покалывания поцелуями на ее шее. Я пробую на вкус каждый кусочек ее кожи, исследуя свой путь к ее уху. — Кения, — рычу я. — Д-да. — Сегодня вечером ты будешь часто говорить ‘да’. — Я прижимаюсь губами к ее подбородку, там, где шея соединяется с костью, и она дрожит, борясь с неистовой потребностью внутри меня. — Ты собираешься выкрикивать мое имя. Она уже на грани. Я могу сказать. Кудри рассыпаются по ее плечам, глаза горят, как два факела. Мое тело почти сотрясается в конвульсиях от этого взгляда. Я заставляю себя сосредоточиться. — Но когда ты произносишь мое имя, я хочу, чтобы ты стонала правильно. — Из страны? Мой разум бредит от желания, но это вызывает смешок. Я провожу руками по ее позвоночнику. Мой голос грубый. Предупреждение. Голосовые связки ударяются о наждачную бумагу. — Ты понимаешь? — Ты выкрикиваешь приказы днем и ночью, да? — Ее голос тяжелый. Такой же тяжелый, как ее грудь, которая прижимается ко мне. Мои губы снова атакуют ее, на этот раз с необузданным голодом, с укусом, с обещанием всех тех порочных вещей, которые я планирую сделать с ней сегодня вечером. Затем я тащу ее в спальню и дразню, пока она не усвоит свой урок. — Холланд. — Она мурлычет. С потребностью. С отчаянием. Тогда, и только тогда, я даю ей то, что она хочет. Я целую ее. Я мучаю ее. Я поклоняюсь ей. А потом я обнимаю ее, как будто она самый дорогой человек в моем мире. Ее нога обвивается вокруг моей, дыхание ровное. Я никогда не думал, что у меня хватит духу отдать всего себя другой женщине. Я был так уверен после Клэр, что больше не потеряю свое сердце. Затем ворвался Кения Джонс и забрала его. И она не была удовлетворена. Эта женщина. После того, как она выстрелила в мое сердце, она завладела моим разумом. Моей душой. Моим телом. Поэтому я наказал ее за это. Я разбил ее вдребезги. А потом я собрал ее обратно, чтобы снова разбить вдребезги. Она была липким месивом, когда я повел ее в душ, чтобы отмыться. И теперь ее тело вялое. Жидкое тепло. Она обволакивает меня, как будто мы одно целое. Как нечто, что не может отделиться. Не без разрушения. Ее волосы в диком беспорядке. Она пробормотала что-то о шляпке, прежде чем я притянул ее к своей груди и заглушил остальные ее слова медленным, извилистым поцелуем. Теперь она почти вышла. Бедняжка. Я действительно не дал ей возможности перевести дух сегодня вечером. Слишком много сдерживаемого желания. Слишком много дней наблюдал, как она гарцует по офису в этих обтягивающих юбках и на этих каблуках. Слишком много ночей мечтал о том, чтобы она была в моих объятиях, когда я проснусь. Я наматываю гипнотические круги на ее бедро, нуждаясь в ее близости, несмотря на то, что всю ночь искал новые и креативные способы услышать, как мое имя срывается с ее губ. Ее дыхание обдает меня. Ее глаза закрываются, но я все еще вижу полоску полуночной черноты. Драгоценные камни из оникса. Такие темные, что поглощают ночь. Наши губы соприкасаются, потому что мне нужно снова почувствовать ее, даже если я знаю, что она слишком устала для следующего раунда. Теперь она поднимает взгляд, более бодрая, чем была раньше. Мой взгляд не смягчается. Он усиливается. Мой палец поглаживает ее бедро более решительно. — Кения. — Мм? — Ее голос мягкий. Доверчивый. Это находит отклик во мне. Этот тон. Эти глаза. — Я хотел спросить. — Я провожу губами по ее лбу. — Как все прошло сегодня на позднем завтраке? Она напрягается, и я задаюсь вопросом, не следовало ли мне приберечь этот вопрос для другого раза. Может быть, когда мы не были обнажены. Когда я только что не выбивал из нее жизнь, как будто я едва ли гребаный человек. Сделав глубокий вдох, она перекатывается на спину и смотрит в потолок. Одеяло идет вместе с ней, обволакивая ее потрясающее тело так, что у меня болят пальцы. Я решаю, что ревность мне не идет. Схватившись за простыню, я тяну ее, пока она снова не перекатывается в мою сторону. Я прижимаюсь губами к ее щеке, вдыхая исходящее от нее дыхание. — Если ты не хочешь говорить, тебе не обязательно ничего говорить, — хриплю я. — Но твое место здесь. — Мой тон становится жестче. — Твое место рядом со мной. Не скрывай свою боль… потому что я этого хочу. Я освободил для нее место. Хорошо? Печаль в ее глазах вонзает нож мне в живот. Она прикусывает губу. Я хочу убрать ее обратно, чтобы я мог ее видеть. Предпочтительно своим ртом, но я оставляю ей ее личное пространство. Наконец, она опускает взгляд. — Фелиция была там. — Твой отец предупредил тебя? — Нет. — Ее брови сошлись на середине лба. Что бы ни случилось, это съело ее изнутри. — Ты не обязана говорить об этом. — Ты освободил место, не так ли? — Она смотрит на меня снизу вверх, ее большие карие глаза излучают больше света, чем луна. — Ты предложил, так что можешь взять это.