Часть 102 из 107 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Это… Ты это точно знаешь? Что нам некуда идти? — тоже чуть бледнея, спросил Боян.
— В Свее нам нет места. Ньорд не остановится пока не сотрёт нас с лица земли, как уже уничтожил нашу Свею. Остановить его нам нечем. И уже некем. Нас всегда было мало. А теперь вовсе — горстка, а их тысячи и тысячи с норвеями. И их только больше, они идут из-за Западных гор, всё наводняя собой и своей дикостью нашу землю. Свеев почти не осталось. Нам осталось только уйти. Но нужны корабли. А корабли только в Брандстане.
— Ну… Это всё равно, что нет их.
— Вот то-то и оно, — я вздохнула, — дороги просохли, вскорости и Ньорд пожалует, мы не успеем. Если только на север уйти к саамам, но строить корабли надо на берегу, нужно много времени на это. Мастерами станут все, конечно, когда понадобится, не раз убеждались в этом… но для этого…
И вдруг со свистом пролетела стрела, вонзившись совсем рядом с нами в ствол. Боян отреагировал мгновенно. Всё время носил теперь с собой два меча, один вынул, другой рукой пригнул меня за плечи:
— Бежим! — и потянул за руку за собой.
И мы бежим, побросав все наши корзины, бежим так, как люди бегают только от смерти. Но, пришедшие поймать нас, не скрываются уже, окружают с гиканьем, на лошадях и пешие. Сыплют стрелами, но мимо, должно быть нарочно, просто стремятся напугать и направить туда, куда им надо. Нас гонят, как охотники гонят зверя. Значит хотят поймать… Но нет, тогда уж лучше смерть и я тащу Бояна в сторону, куда летят стрелы, но где самая ближняя дорога к форту.
Мы выбежали, наконец, из леса. И всё же нас нагоняют, они верхами, мы пешком… до ворот форта ещё шагов двести и если только нас завидят караульные… А караульные обходят стены кругом с интервалом в… три минуты. Боги, как много, за это время можно и умереть несколько раз и быть захваченными…
Боян прячет меня за спину, ощетинившись обоими мечами, я вытащила кинжалы. Мы дорого отдадим свои жизни…
Боян бросается к одному ратному коннику, и под брюхом его коня чик-чик, подрезает подпруги, и ещё двоим успевает сделать это, пока оставшиеся успевают понять, что происходит.
Но вот они пешими обступают нас:
— Свана Сигню, пожалуйте в гости к конунгу Свеи Ньорду, — довольно осклабясь, говорит один из них. — Проводим со всем уважением, если пойдёте сама, иначе велено связать…
Боян бросается с мечом на говорившего и в один миг снёс голову наглецу, даже не изготовившемуся к бою. С другими уже не так легко приходится…
Но он бьётся, окружённый со всех сторон, я не отхожу, не даю никому оттащить себя от его спины, втыкая и полосуя кинжалом руки, что тянутся ко мне…
И вот спасительное, я не вижу ещё, но слышу: скачут, со стороны нашего форта скачут и бегут множество лошадиных и человеческих ног…
Ещё мгновение и схватка окончена. Нападавшие большей частью успели убежать, двое убиты, четверо ранены и взяты в плен.
Сам Боян ранен в плечо, бедро рассечено поперёк, на щеке глубокая ссадина. И его лечу я в его палатке, пока напавшими занимаются, а потом допрашивают.
— В лекарню бы лучше, Никтагёль, — сказала я, заканчивая накладывать последний шов.
— Такой дурак я? Нет, — весело сказал мой Боян, — так ты ко мне и завтра придёшь, да и вечером сегодня, проверить, как я перед сном. А там за мной чужой догляд будет.
— Ох и хитрый ты, Никтагёль!
Он засмеялся и я смеюсь. Обняла его легонько, чтобы не потревожить раны.
— Конечно. В любви мы все хитрецы.
— Не болтай, милый, — покачала головой Сигню, уже не смеясь, и даже смущаясь, и я чувствую, за меня цеплялось уже что-то между ними с Сигурдом. То, что Сигурд может ревновать её ко мне, возвышает меня в моих собственных глазах. В самом деле, до сих пор меня бабником никто не считал, тем более способными обольстить Сигню.
Я не могу отобрать её у тебя, Сигурд. Но я не могу не мечтать об этом. Над мои мечтами не властен никто, ни ты, Великий конунг, Сигурд Виннарен, ни я сам, ни даже Сигню.
Видеть во сне те мгновения, что мы провели и проводим вместе, осознавая, что я для неё самый близкий человек, если не считать его самого, Сигурда. Вот и сейчас, засыпая от капель, которые она даёт мне, я засыпаю, сладко погружаясь в негу моих грёз, которым не стать явью…
Нет ни одного дня, ни часа в сутках, чтобы я не думал о ней, не хотел её. И нет ни одного мгновения, чтобы я надеялся, что она когда-нибудь станет моей, хотя бы на краткие мгновения как тогда… Я это знаю как никто другой, потому что как никто знаю Сигню. Ничто не может встать между нею и Сигурдом, ничто не может оттолкнуть их друг от друга. Они как один человек, они даже мыслят одинаково. Поэтому так быстро росла и так пышно расцвела наша Свея…
Наша Свея, которой больше не было. Она говорит, уйти, но куда? Где могут принять нас? Где найдётся место для таких как мы? У славян? У предков?..
Я пришла послушать допрос пленников. Думала войти незаметно, но не тут-то было — все, кто был здесь в фортовом здании судебников, обернулись, едва я появилась, хотя я открыла дверь тихонечко, едва слышно.
Сигурд встал белый почему-то от гнева, но не на меня, он был таким до моего прихода:
— Свана Сигню, тебе лучше выйти, не слушать этот разговор. Я расскажу всё позже.
Мне не надо дважды повторять. Я очень удивилась, от меня никогда не скрывали ничего…
Было что скрывать. То, что говорили мерзавцы посланные Ньордом. Им было приказано захватить её и привезти ему. Но, его ненависть шла дальше: им было позволено насиловать её всю дорогу пока они будут везти её к нему…
Вот до чего довела Ньорда ненависть, смешанная с помешательством на страсти к ней. Он хотел сломить её. Получить такой, какой сам не смог сделать её: запуганной, замученной, покорной. Плохо ты знаешь Сигню, Ньорд. Ничто её не сломит, как не сломило и твоё подлое насилие.
Я не стал рассказывать Сигню то, что узнал от лазутчиков, кроме того, что Ньорд с войсками выступил из Асбина и продвигается сюда к Грёнавару.
— Что с ними сделали? — спросила Сигню.
— Убили всех, — ответил я, не глядя ей в глаза.
Я не стал говорить, что убил каждого собственноручно, испытав мстительную радость за то, что они были избраны Ньордом надругаться над Сигню.
— А Боян боец, каких поискать, — не мог не сказать я. — Я награжу его руной соулу на левую грудь. И званием Спара (Охранитель).
Сигню только улыбнулась.
— Если посчитать сколько раз Боян спас меня… на его теле места бы для наград не осталось.
— Не слишком ли хорошо ты знаешь его тело? — я смотрю на неё пристально, изменится ли в лице, может смутится, покраснеет? — Вот и сегодня не кто-нибудь, он опять оказался рядом.
Но она лишь вскинула голову, перестав улыбаться, побледнела от злости:
— Да, оказался! — почти с вызовом проговорила она. — Мы травы ходили собирать на рассвете, самое время сейчас. Ты… Так и будешь?!
Я подошёл обнять её:
— Прости… Со страху я… Ни на миг не отвернуться, ни на миг нельзя забыть об опасности. Скоро с ума сойдём здесь.
Сигню обняла меня, смягчаясь:
— Не сойдём. Нас скоро всех убьют на этом всё и закончится.
— Я не хочу, — я отодвигаю её. — И ты не хочешь. И те, что пошли за нами не хотят. Увести всех надо.
— Не успеем. Кораблей нет…
— В Брандстане есть. Надо к Рангхильде посольство направить.
— Думаешь, Орле смягчится…
— К нам с тобой — нет. Но если поедет Сольвейг…
— Сольвейг… — Сигню улыбнулась.
Конечно, я улыбнулась. После смерти Бьорнхарда, ничто не радовало мою никогда не унывавшую, сильную тётку. Но на руках её рос прекрасный внук Рагнар. Мне казалось даже, что она довольна, что Астрюд потерялась в волнах бури, охватившей и затопившей нашу Свею.
— Знаешь, что, Сигурд, Ньорд идёт убить нас всех. Пусть люди, бондеры, идут с Сольвейг. Хотя бы спрячутся там от него. Пусть здесь останется только войско.
Сигурд посмотрел на меня, уже не улыбаясь:
— Тогда и ты должна уйти.
Я тоже перестала улыбаться:
— Ньорд идёт за мной, — я покачала головой. — Ты-то знаешь. И я никогда не ходила на битвы в обозе. Единственный раз осталась в Сонборге, тут и началось крушение всего…
— Но теперь… Если Ньорд победит…
— Нельзя дать ему победить. Я тоже хочу жить. У нас двое детей. А главное, мы должны всё же построить Новый город с тобой. Может быть мы и родились для этого, может быть для этого проходим все испытания, закаляясь будто на века.
— Чтобы наш Новый город стал сильнее? Чтобы был непобедим в веках? — у него блестят глаза.
— Так, мой любимый. Мой единственный, мой драгоценный, жизнь моя!
Мы целуемся, охваченные страстью, смешанной с воодушевлением. Не отчаянием перед неминуемой гибелью, что катит на нас с юга, а жаждой жизни, продолжением любви и счастья, подаренного нам Богами…
Да я вёл свою полудикую рать не щадить, я вёл смести несчастный форт, где нашли пристанище Сигурд и ОНА, и те, кто продолжал быть под их рукой. Множество, надо сказать людей, и всё люди дельные: ремесленники, необыкновенные умельцы, лекари, учителя, не только грамотные, но знающие множество наук, разные языки, законники, изучившие, столько сводов законов, всех известных стран, что могут составить любой новый свод для каждого народа и страны. Да все лучшие со всей Свеи собрались вокруг этих Бландат блад. И никого не волновало их проклятое кровосмешение, более того, никто в него не верил. Думаю, будь прежние, мирные, жирные времена, люди отреагировали бы, осудили, а может быть и изгнали бы преступных своим происхождением йофуров. Но теперь имело значение только то, какими вождями они стали для них всех.
Но скоро всем вам придёт конец. Я сравняю с землёй и вас и ваш оставшийся островок, за который вы цепляетесь посреди моря моей злобы.
Я не могу произносить ЕЁ имени даже про себя. Даже мысленно. Я испытываю боль. Настоящую боль, она сдавливает мою грудь постоянно. И я жив только потому, что надеюсь убить её собственной рукой.
Ведь для этого я увижу её. УВИЖУ ЕЁ!