— Я горжусь. Эрик улыбнулся: — Важно правильно выбрать себе мужа, Сигню. Того, кто поможет тебе. — Как Бьорнхард помогает тёте Сольвейг? — Да-да. Мужа… Конечно, когда-то это надо будет сделать. Муж… Хорошо, если это такой как дядя Бьорнхард. Он добрый и любит тётю Сольвейг. Мальчики, которые были около меня, все были хороши, каждый по-своему. Исольф серьёзный и спокойный. Стирборн весёлый. Неугомонный придумщик новых игр и забав, иногда опасных, за которые, бывало, ему влетало. Рауд самый близкий мне из всех, мы с младенчества были дружны, долго бегали спать друг другу в кровати. Все они были смелые и красивые, все, сколько я себя и их помнила, были влюблены в меня. Я тоже их люблю, но представить любого из них мужем… А я знала, что помимо прочего, я ещё должна представлять… Хубава и Ганна учили меня лекарскому делу и повивальному мастерству, а значит, тайн в человеческом теле для меня не было. Да и в огромном тереме конунгов было столько людей, что мне неоднокрвтно случалось заставать мужчин и женщин вместе. Вопросы пола не были тайной для меня, не вызывали отвращения, напротив. Но и прикасаться наяву к этим тайнам я не спешила, как не спешила, и вступить во владение йордом. Среди моих будущих алаев будущего мужа не видела, но, может быть это, потому что мы все были слишком юны. Значит, обратить свой взор за пределы моего йорда? Такой юноша имелся. Сын линьялен Рангхильды, правившей в Брандстане. Сигурда, так его звали, я видела несколько раз, когда йофуры Брандстана приезжали в Сонборг со своим наследником. Сигурд был старше меня на четыре года, держался уверенно и немного высокомерно и со мной и с моими товарищами, может быть, потому что мы все были младше него?. Был ли он красивым в те времена? Я не знаю… Я не смогла бы даже описать его, и почему он нравится мне, но будто волны жара шли от него ко мне, от этого разгоралась, искрилась моя кровь, моё воображение. Почему мне так казалось? Он даже не замечал меня. Да и что он мог заметить? Девчонку с ободранными вечно локтями и коленями, с растрёпанной косой, с веснушками на курносом носу? А вот его мать меня замечала. Удивительно красивая статная женщина с необыкновенным лицом: тонкий нос и губы, скулы, выступающие круглыми яблочками, твёрдый подбородок, большие серые мерцающие глаза, вьющиеся тёмные волосы над широким лбом. Эти волосы чуть тронула ранняя седина, которая совсем не сочеталась с её молодым белым лицом, казалось, эту седину ей пририсовали зачем-то. Одета она всегда была строго, без вышивок, но украшений было много. Массивные, с каменьями самоцветов, они удивительно подходили к ней. И никто не умел бы так их носить — ни у кого не было такой царственной осанки, а ещё удивительно красивых рук, больших и белых с чуть загнутыми кончиками долгих пальцев. Она любила свои руки, украшала их множеством колец и браслетов. Но необыкновенной эту женщину делала не её чудесная красота, а то, что когда она улыбалась, меня пробирал холод. А когда с ласковыми словами обращалась ко мне, я немела от страха, хотя никогда и никого не боялась. Почему она производила на меня такое действие? Я думала от того, что она была матерью Сигурда, и мне хотелось нравиться ей? Но Сигурд оставался лишь героем моих тайных и смутных грёз, мечтать о нём как о женихе я и не думала. Потому что я вообще не очень хотела мечтать о женихах. Но оказалось зря. Однажды, когда мне было почти четырнадцать лет, Рангхильда приехала к нам в Сонборг вместе с Сигурдом. Он давно не приезжал с ней, рассказывали, что ходил с мореходами в Западные моря. И в этот приезд оказался совсем взрослым. Это был уже не подросток, а юноша высокого роста, выше и шире в плечах всех, кто его окружал. Легко и изящно, чем-то напоминая свою мать, он двигался, когда соскочил с коня и небрежно, не глядя, бросил повод встречавшим их во дворе челядным слугам, сопровождавшим Сольвейг. Вдруг он оказался таким красивым, что у меня захватило дух, когда он, рассеянно скользя взглядом, посмотрел на терем, и я спряталась, чтобы он не увидел меня в окне, подглядывающую за ним. — Кто это? — восхищённо задохнулась Агнета, выглянувшая в окно вместо меня. — Жениха мне привезли, — сама не знаю, почему именно это, сказала я. Агнета посмотрела на меня и засмеялась: — Вот жених, я понимаю! — весело заключила Агнета. — Что против такого наши мальчишки — сопляки! — Да я пошутила! — спохватилась я, что выдала желаемое за правду. Хотя было это желанно мне? Я совсем запуталась и растерялась. А моё сердце съёжилось и упало в живот, чтобы уже там от волнения затрепыхаться. Как я могу понравиться такому? Он красивее Богов, совершеннее всех, кого я видела или даже могла представить. С чего это я могу ему понравиться? Я убежала в мою спальню, где у меня было большое бронзовое зеркало. Я оглядела себя и со вздохом села на кровать. Мне хотелось плакать: худая и долговязая, с острыми плечами и локтями, с вечно лохматыми волосами, носом, засыпанным мелкими веснушками — было начало лета. Я знала, какие девушки нравятся мужчинам: аппетитные и сдобные как булки. А я?.. Я опять вздохнула. Я умела лазать по деревьям лучше любого мальчишки, потому что была сильной, лёгкой и ловкой, плавать дальше и нырять глубже всех. Я много чему научилась и много чего знаю, но у меня нет ни той красоты, которая пленяет мужчин, ни неги в теле. Да вообще ничего, во что может влюбиться такой вот хакан («высокородный сын») Сигурд. То, что мои мальчишки влюблены в меня не в счёт — это детская любовь. А, кроме того, если он такой, каким я его помнила раньше — заносчивый и гордый, какой он может быть мне муж и помощник? Да и не смогу я полюбить его, если он будет так же свысока, как всегда, смотреть на меня. Но с чего я взяла, что меня приехали сватать?!.. Да и не хочу я! У меня отхлынуло от головы. С чего я, глупая, это выдумала?! Но не успела я решить, что ошиблась в своих предположениях о намерениях наших гостей, как челядные няньки прибежали одевать меня, чтобы я могла выйти к гостям. Я онемела и будто оцепенела. Одно дело было просто мечтать иногда о Сигурде. Совсем другое — идти познакомиться с ним. Для меня до сих пор он не был живым человеком, это был всего лишь идеальный образ, который я наделяла такими чертами, какими хотела, какие нравились мне: добротой, умом, великодушием. А какой он на самом деле? А что, если он злой, грубый, глупый? Или ещё скорее — самодовольный и заносчивый? Зачем мне это узнавать? Я спокойно жила и радовалась, зачем мне знакомиться с тем, кто может меня обидеть?.. До слёз не захотелось никуда выходить из своих покоев. Куда вы меня тащите? Я не хочу! Не хочу взрослеть, не хочу знать, что это значит на самом деле! Почему вам не оставить меня?!.. Мне хотелось кричать и упираться, ни за что не выходить из этой горницы. Но я никогда не вела себя так, даже в детстве. Ведь я дочь конунга и если мне позволено всё, то и требуется от меня многое, во всяком случае, достойно вести себя. Всё это смятение владело мной, пока меня одевали и причёсывали, чтобы превратить из обычной девчонки в кого-то напоминающего будущую линьялен. Я оглядела себя в зеркало, но не увидела почти ничего, кроме своих расширенных в ужасе глаз, так я была взволнована. Да всё равно уже, надо идти… Войдя в парадную залу, где потолок был в два раза выше, потому что поднимался на два этажа до самой крыши. Где толстые колонны из цельных гладко отёсанных стволов, держали потолочный свод на фермах. Где устраивались приёмы прибывшим из странствий мореходам и особенно важным гостям, пиры на большие праздники, я уже перестала сомневаться, что меня приехали сватать. Такой важнейший разговор между двумя линьялен Сольвейг и Рангхильдой мог происходить только здесь. Между двумя линьялен, между двумя йордами. Рухнула моя последняя надежда, что это обычный приезд дружественных соседей. Мне страшно было даже смотреть на Рангхильду, победоносно возвышавшуюся передо мной, во всей красоте и блеске золота украшений. А уж на Сигурда я и вовсе боялась поднять глаза. Видеть его так близко, да ещё, чтобы он смотрел на меня, встретить его взгляд… Нет, хватит трусить, я должна посмотреть в его глаза, должна увидеть, как он смотрит на меня, что в его взгляде, тепло или холод. Никогда в жизни я ещё не чувствовала себя такой маленькой и слабой, такой глупой, неказистой девчонкой. Да ещё краснеющей до слёз. Я не слышу даже, что тётя говорит мне. Мне стоило большого усилия заставить заработать мой слух. — Вот, Сигню, линьялен Рангхильда просит твоей руки для своего сына Кая Сигурда, — сказала тётя Сольвейг, с улыбкой в голосе. Уже и прозвище у него Кай («Сильный Господин») есть, невольно подумала я. Я подняла взгляд на него и утонула в громадных ярко-синих глазах… У меня даже дух захватило. Я опять перестала слышать, что говорит тётя Сольвейг… Но всё это продолжалось не больше мгновения, потому что в следующее я увидела небрежную усмешку в этих глазах, на его красивых губах. И всё его безмерное очарование мгновенно исчезло, моё волнение успокоилось. Я, только что почти кипящая, мгновенно застыла в лёд, овладела собой, весь туман тут же рассеялся, я посмотрела на тётку, улыбавшуюся мне, и сказала спокойным ровным и каким-то взрослым голосом: — Мне слишком мало лет. — Сигню, свадьба не завтра, — немного смутилась Сольвейг. — Мы хотим лишь уговориться, — сказала Рангхильда, и меня странно порадовал её слегка растерянный тон. Значит, мои слова прозвучали достаточно весомо. Вот тебе, Кай Сигурд, за твою усмешечку! — Да ты что, Сигню, подумай! — почти строго сказала тётя Сольвейг. — Я подумаю, — ещё более спокойно и уверенно сказала я, — когда я стану взрослой, я подумаю и отвечу вам, хиггборн (высокородная) Рангхильда и вы, хакан Сигурд, простите, Кай Сигурд. А сейчас, я всего лишь девочка на попечении своей тёти и о браке думать не могу, — я посмотрела на Сольвейг. — Вы позволите мне уйти, тётя? Вот это да! В этой тощей девчонке говорит сам Эйнар… Я обомлела, услышав этот её ответ. И то, как она сказала, каким тоном, каким голосом! После того, как я увидела её, этого тощего цыплёнка, с длинной худенькой шейкой, крошечным носиком, ртом до ушей, эту куколку из белого воска, который растекался, когда она входила под высокие своды парадной горницы Сонборгского терема, я предположить не могла, что она может воспротивиться… Что она вообще что-то способна сказать. И вот, поди ж ты! Вдруг отвердела в гранит и мои уверенные притязания разбила в прах… «Мне слишком мало лет…» Вот паршивка! … Я вышла из зала, не спеша, сохраняя обретённое достоинство, а оказавшись за дверями, ещё должна была его сохранять, потому что в коридорах челядь и алаи Сольвейг смотрели на меня. Но дойдя до своей спальни, я расплакалась. Я сама оттолкнула своё счастье, сама отказалась. А ведь ОН мог бы быть моим! Кричала одна моя половина. А вторая, куда более трезвая и умная, а главное, проницательная успокаивала: никогда он твоим не стал бы! Ты умоляла бы его тебя любить, потому что ты его жена, а он бы лишь усмехался. Вот как сегодня. Чем была бы твоя жизнь?! Одним несчастьем, сплошным адом. Твоя любовь обернулась бы ненавистью, злостью и отвращением. Во что превратилась бы ты сама? Или в несчастную жертву, заглядывающую заискивающим взглядом в глаза своему невольному палачу. Или в злобную мегеру, изводящую мужа придирками. Скорее и то и другое вместе. Нет-нет, так жить я не хочу… Да и не было бы так никогда. Любить того, кто смотрит на тебя лишь со снисходительным небрежением невозможно. Ах, КАК бы я могла любить его! Как жаль, но этого никогда не будет. …Это не было ещё поражение, но этот пробный бой мы пока проиграли. Как это ни странно. У меня не было и тени сомнений в успехе нашего сватовства. Я пока проиграла. После ухода дерзкой девчонки, Сольвейг немного растерянно и извиняясь, заговорила: — Не принимайте слова Сигню всерьёз, она ещё очень молодая, ещё бегает по двору в горелки… — В горелки? — усмехнулся Сигурд. — Для горелок она уже слишком взрослая. Сольвейг улыбнулась, примиряюще: — Для горелок, может, и взрослая, для брака слишком юная. Подождём пару лет. Не спеши женить сына, Рангхильда. Наши отцы всегда хотели объединить наши йорды. Я поговорю с девочкой, Фроде поговорит с ней. Она согласится. Мы остались, конечно, на пир и на ночлег, но утром отправились восвояси. Сигурд выглядел недовольным и разочарованным. Я пыталась успокоить его, как и Сольвейг считая, что Сигню поменяет решение. — Вот ещё! Какая-то соплячка отказывается быть моей женой и я должен остаться довольным! Будто какой-то голодранец сватается к ней! — сердился мой сын.