Тут выскочила Ждана и оторвала пристальный взгляд кудесника от моего дорогого Бояна. — А ты не подходи ко мне лучше, птичка, — сказал кудесник тоже по-славянски, мягко улыбаясь ей. — Ты ждёшь ребёнка. Ещё не знаешь. Рожать к следующей зиме. Как и подруге твоей белокурой. Агнета и Ждана переглянулись, удивлённые, счастливые. — Хорошие будут дети, здоровые… Он повернулся ко мне и сказал: — А ты, прекрасная Царица? Ничего не хочешь знать… — Нет, кудесник, я не хочу, чтобы ты читал мою судьбу. Я хочу радоваться каждому дню. Он перестал усмехаться. — Удивительная ты, Прекрасная Лебедь. Хорошо, я не стану говорить того, что уже знаешь ты и знает тот, кого ты очень любишь… — Лишнее говоришь, кудесник, — нахмурилась я. — Никто не слышит нас. Я всем отвёл глаза. Взгляни, твой Соловей поёт и все слышат и видят только его. Я обернулась и вижу, будто сквозь прозрачную стену… Мне стало страшно: — Не надо, волхователь, — поёжилась я. Он изменился в лице, глядя на меня: — Ты была за гранью… — произнёс он, будто прозревая. — Тот, кто всё для тебя на все времена, вывел тебя оттуда, смог… — не улыбаясь больше, сказал кудесник. — Только один человек смог бы то же… — Не надо… — предупредила я снова. — Чего ты хочешь? — Возьми меня к себе в терем. — Зачем ты мне? — Я умею читать в людях. — Ну и что же? И я умею. Глаза отводить не умею, а читать… — Я пригляделась к нему… — Вот ты… Ты потерял возлюбленную. Она ушла туда, откуда меня сумел вывести тот, кто всё для меня. А ты не смог. И винишь себя. Ты забыл о судьбе. Всё делает она, не мы… — Твоя судьба вершится сейчас не тобой… А мою можешь свершить ты. — Я — твою?! — удивляюсь я. — Да. Убей меня, Прекрасная Лебедь, отпусти к той, что заждалась меня за гранью. Убей из сострадания, как делала много раз… — Не понимаешь, о чём говоришь… — Убей, иначе, все узнают, как ты любила и любишь того, что так прекрасно поёт сейчас… Я покачала головой: — Зачем тебе запугивать меня? Слабую женщину. Я не могу убить тебя. — Ты не слаба. Ты так сильна, что уведёшь с собой силу дальше… Не плачь по Свее… Не плачь по крови… Вы построите Новый город. Вместе с другими. С братьями вам. Он будет жить тысячи лет, как и земля, на которой он вырастет. Кровь… твоя кровь и ЕГО… не надо бояться, так назначила Судьба… Запомни, Белокрылая Лебедь белой страны… — он будто растворился в воздухе… В следующий миг у меня зажужжало в голове, закружилось и я почувствовала себя уже снова на руках у Бояна. — Ну, что ты… — он улыбается тихо. Ганна и Хубава, наклоняются к нам, Ганна трогает меня за руку, считает пульс, прислушивается. — Ах, вон что… — улыбается Ганна и глядит на Хубаву. — Да? — Хубава смотрит на подругу расширенными глазами: — не… — Поглядим, — улыбается Ганна, они с Хубавой будто мысленный ведут разговор. Все вокруг нас. Я слышу голоса, но я так устала… …Я смотрю на Бояна: — Отнеси Свана в покои, — а сама поворачиваюсь к обеспокоенным приближённым. Мы все тут как семья, значит могу сказать: — Свана Сигню тяжела. Завтра скажем сроки. Что тут началось! Сколько лет мы ждали эту новость! Сколько лет, сколько шепотков, сколько грусти и тайных слёз, пролитых Прекрасной Свана… Только что же мужа-то нет? Где ты, Сигурд?! Где затерялся!? Я не умер. Это оказалось куда хуже… Пролежав в беспамятстве до утра, я очнулся. Прогнал Лодинн с её каплями. Потребовал хмельного, потому что оставаться трезвым не было сил, боль разрывала меня. Я не мог даже думать, я только слышал: «Ей можно всё… Ей можно всё… Ей можно всё…» Сколько дней я провёл в этой горнице, напиваясь и пользуя женщин, которые приходили ко мне? Я не могу этого сказать. Я не видел ни дней ни ночей. Я не видел их лиц и тел. Я не чувствовал ничего. Сколько их оказывалось одновременно около меня, я не знаю… и многое ли я мог, так напиваясь, я тоже не знаю… Пока однажды я не пробудился, ещё не в силах открыть глаза, чувствуя дурноту и сердцебиение, не в силах даже пошевелиться. Я услышал приглушённые голоса. Это моя мать и Лодинн говорили, считая, что я не могу их слышать. — Как она могла забеременеть, Лодинн!? Ты в который раз обманываешь меня?! — прошипела шёпотом моя мать. — Хиггборн, сами Боги… — Ещё что!!! — голос Рангхильды едва не взлетает в крик. — Жар, хиггборн! — тихо, но уверенно говорит Лодинн. — Она заболела… жар выжег наш яд. Никто не выживает после такого… А ей удалось, она вышла из пещер Нифльхейма. Уже без яда. Она теперь может… — Я тебя убью! А если он узнает?! Всё напрасно?! — А кто знает, что ребёнок его? Он за порог, а она и… — Ты сама сказала, третий месяц! — ОН-то не знает. Пока проспится теперь, пока… И что мешало ей и при нём… Да что вы, Хиггборн, теперь он во всё поверит. Вон даже конунг Ньорд уехал довольный. Сказал, что Кай, наконец, как нормальный мужик себя ведёт. Только ещё выгнать тварь… Я не прислушивался дольше… теперь моё сердце забилось по-настоящему сильно… Я никогда бы не поверил в то, что услышал сейчас… как хорошо, что люди считают пьяных подобными камням на дороге, слепыми и глухими, и как хорошо, что Боги пробудили меня именно в этот момент… Рвотная судорога свела моё тело… Женщины засуетились, прибежали челядные… Но это всё, всё это дерьмо не имело значения. С этой рвотой я выплёвывал их ложь. Я выплёвывал свою веру в их слова. В любые слова. Никогда теперь не будут для меня важны слова. Я всегда мог читать в людях. Надо больше доверять сердцу. А не ушам, которые подводят, особенно, когда в них влито столько яда, сколько влили в мои… Вот только откуда столько ненависти?.. — Откуда столько ненависти?… А Ганна? — Надо припомнить, что тогда говорили… Гагар говорил мне… Рангхильда была невестой Эйнара, а он… — Что ж ты… Раньше-то не вспомнила, колода ты… — Сама ты колода! Она ведь приехала уже замужняя на свадьбу! Я же думала — это она изменила! Она и беременная уже была тогда Сигурдом, ещё никто не видел, но меня-то не обманешь. Чего ей было… — Чего… — Хубава, Ганна, может и мне скажете уже?! — не выдержала я. Они обернулись и смотрят на меня вдвоём, будто только что вспомнили, что я здесь. Смотрят как на чудо. — Орёл твой на спине поменял цвет. Я всегда удивлялась аспидному отливу, теперь его нет, он просто чёрный стал, как у Сигурда. — В татуировке был яд. — А лихорадка его выжгла. Выпарила из твоего тела. Через смерть к новой жизни. — Иногда стоит умереть, чтобы снова родится… И снова смотрят в две пары улыбающихся глаз. — Кого ждём-то? Про себя тоже знаешь? Богатырь или девчонка? — Парень будет, — говорю я, продолжая раздумывать над их словами. — Погодите, в татуировке… Это значит…