Я вижу Сигню в тёмно-красном, будто кровь, платье из переливчатого шёлка, оно струится по крупу коня, прикрывая колени всадницы. Чёрного меха тужурка, замысловато заплетённые косы, тонкая корона из витиевато кованного золота с кроваво-красными лалами. На Ньорде броня, впрочем, как и на нас с Исольфом. Подъехав одновременно к палатке, мы спешиваемся. Я во все глаза смотрю на Сигню, я не видел её такой. Почти неузнаваемой. Такой страшно-красивой, такой бледной, с яркими как при грудной чахотке щеками, с чёрным взглядом, которым она избегает смотреть на меня. — Оставьте оружие, — говорит она. — Оставьте оружие алаям, не входите внутрь вооружёнными. Иначе я не пойду. Ньорд смотрит на неё, усмехаясь, отстёгивает меч. — Всё оружие, — очевидно она знает все его ножи и кинжалы, потому что он снаряжался при ней… У меня заходится сердце опять, когда я представляю это… Но надо взять себя в руки, я должен идти той дорогой, что открылась мне, ясной и верной, и не отвлекаться на кривые тропы ревности… Своё оружие мы оставляем, каждый алаю противника. В палатке жаровня, лампы на столе, иначе здесь было бы слишком темно из-за хмурой погоды. Я сажусь по одну сторону стола, Ньорд рядом с Сигню. Лучше расположиться он не мог, теперь мне ясно видно всё, ему — ничего. Да и позволено ли ему читать в ней? Может он это? — Ты похудел, Сигурд, — говорит с усмешкой Ньорд, — жизнь в походе утомляет тебя? — Признаться, я привык уже, — ответил я, не думая. Я напряжён и жду, я чувствую, что должен быть готов к сигналу… — А вот Сигню надоело, желает в город, в терем, врачеванием заняться. Жаль, что я книги все тебе с твоим обозом отдал, дроттнинг скучно. — Да, книги, Слава Богам, ты вернул, как и тела наших павших. Золото и серебро только оставил себе. — Золото вечно, остальное — тлен, — ухмыльнулся Ньорд высокомерно. Ничего ты, Ньорд не понимаешь в вечности… Но я не стал спорить, мы собрались здесь, взбудоражив все свои мысли и чувства, не для философских рассуждений. — Ты согласился, наконец, приехать, Ньорд, для разговора после почти трёх месяцев молчания не для того же чтобы рассказать, что Сигню скучает? Кстати, Сигню, — я перевожу взгляд на неё, — твои сыновья живы и здоровы, если это ещё интересует тебя. Она лишь кивнула, по-прежнему не глядя на меня и бледнея всё больше. Ньорд усмехнулся. Посмотрев на неё, весьма довольный её реакцией. — Скоро, думаю, мы порадуем тебя, Сигурд, вестью о рождении твоего двоюродного брата и племянника, — он накрывает Сигнину ладонь своей огромной лапищей и мне кажется, что он проглотил её. «Рождение племянника и двоюродного брата», вздрогнув, я взглянул на Сигню. Всё так же, не поднимая глаз, она чуть прикрыла веки и отрицательно качнула головой, вроде, и не двинувшись. — Что это значит? — спрашиваю я, желая поскорее довести до конца мучительный разговор и Ньордово надругательсьво надо мной. — Это значит, что Сигню становится моей женой. Дроттнинг Свеи теперь моя и я стану конунгом Свеи на всех законных основаниях. — Законных? — смеюсь я, — ты говоришь о законе в стране, где не осталось никаких законов? Ньорд вздрогнув вдруг и смотрит на Сигню, которая едва заметно усмехнулась уголком рта и глаз, по-прежнему, не глядя ни на кого. Ньорда, почему-то злит и обескураживает то, что я сказал. — Ты незаконно взял в плен мою жену… — продолжаю я, желая разозлить его ещё больше, чтобы затуманить ясность мысли в нём. — Твою сестру! — выкрикивает злобно Ньорд, хлопнув даже ладонью по столу. Но, хотя бы отпускает руку Сигню, которую она убирает на колени. Потом успокаивается немного: — Ну и что, что незаконно? — ухмыляется он. — «Взял силком да стал милком», ты лучше русский знаешь, так говорится? Так, Сигню? Стал «милком»? Может, расскажем Сигурду как… Одним взглядом она заткнула ему рот. Как она прибрала его, управляет, вертит даже им, Ньордом! как хочет. Чуть смутившись под её взглядом, Ньорд продолжает, однако: — Мы с Сигню решили оставить тебе Брандстан, полагая, что ты сумеешь теперь найти общий язык с Рангхильдой. Так что снимайся и ступай в свою вековую вотчину. Тебе незачем больше стоять здесь. Лучшая битва та, что не была начата. — Я так не считаю. Может быть, ты страхом привёл сюда Сигню, чтобы я поверил, что она выбрала теперь тебя, чтобы ты был законным конунгом Свеи. Дроттнинг Свеи пока не сказала ни слова. Ньорд усмехается самодовольно: — Дроттнинг Свеи Свана Сигню сама предложила мне выказать уважение и объявить вначале тебе в лицо о нашем с ней решении. А после уже выступить с этим объявлением перед войском и перед всей Свеей. Цени моё уважение к тебе, Сигурд Виннарен. Он доволен, он уже видит себя на троне Свеи, вот только столицу ты сжёг, как и большую часть городов, где на трон сядешь, в своём захудалом Асбине?.. Он смотрит на Сигню: — Так, Сигню? Скажи твоему брату, чтобы он не думал, что я насильно держу тебя при себе. Скажи ему, чтобы уходил. И когда она поднимает глаза на меня, он тоже смотрит мне в лицо, желая, очевидно, насладиться тем, какое впечатление слова Сигню произведут на меня. Сигню смотрит громадными зрачками и вдруг, размахнувшись, хватает одну из ламп со стола и с ужасным, оглушительно громким криком: — Жги-и! — бьёт Ньорда по голове этой лампой. Я был готов. Одним махом я сбросил лампы со стола в стены палатки, ногой опрокинул треногу с жаровней, рассыпая горящие угли, я видел, как с рёвом падает Ньорд, закрыв горящую голову руками. И всё это в долю мига… Я схватил Сигню за руку и мы выскочили из палатки. Исольф уже оглушил алая Ньорда, услыхав крик Сигню, и теперь, развернувшись к нам, бросил меч мне в руку, я уже вскочил в седло. И Сигню в седле, мотнула косы за плечи: — Мне что, меча не дадите?! Исольф улыбнулся, сверкая, и швырнул ей меч Ньорда, справедливо — она победила Особара. А наша конная рать уже летит, нагоняя нас. — Всё понял, мой конунг! Мой Сигурд Виннарен! Всё понял! — воскликнула Сигню, счастливо улыбаясь мне. Совсем другая — где чёрный взгляд, где мертвенная бледность и пугающий румянец? Взгляд вспыхнул огнём и любовью. И восторгом победы: — Только ты один и мог всё понять! Только ты! — сказала она и подняв меч, она плашмя хлестнула им коня: — Вперёд! Мы рванули на врагов, и видим далеко впереди Ньорда, который каким-то невероятным образом выбрался из объятой пламенем палатки, без плаща и шапки, нёсся во весь опор, прижимаясь к холке лошади, к своему лагерю. Особар, что сказать… Мы летим к их лагерю, мы побеждаем быстро, разметав, разогнав не ожидавших нападения воинов Ньорда. Сигню, в отличие от меня и остальных воинов, без брони, да и не воин она, но сражается с бесстрашием и доблестью. Что придаёт ей сил, если не ненависть? Что, если не праведный гнев и злость? Я не знаю, что такое быть женщиной и не знаю, что такое насилие, но сейчас я воочию вижу, что пережила её душа, если в ней, которая в два раза меньше и слабее любого моего воина, родилась такая сила, что сделала её берсерком. И я вижу, кого она ищет и не находит, она ищет Ньорда, но его нет. Скоро битва окончена. Ещё солнце не село, а мы уже спешились, обходим то, что было лагерем наших врагов. И я увидел как Сигню, взяв факел, подожгла большой шатёр в центре лагеря, очевидно, шатёр Ньорда. Я подошёл к ней. Отблески пламени на её лице, в глазах опять та же чернота. Я протянул руку, чтобы обнять её за плечи, но она вздрогнула от моего прикосновения, однако, оглянулась и, узнав меня, улыбнулась, но бледнея и… Боги, Сигню, что с тобой?! Я едва успел поймать её, чтобы не упала. — Сигню! — закричал я, испуганный обмороком. — Она ранена, Сигурд… — тихо и испуганно проговорил Гуннар, показывая глазами на её спину, и я почувствовал, что моя рука, которой я обнимаю её, намокла… от крови… Боги, вы теперь допустите ещё и это?! Глава 8. Бландат блад Я бросил своих воинов. Я знал, что в этой битве не победить. Если бы мы заранее вышли в поле, и то наши шансы были невелики. Сигурдовы воины сильны не количеством, они сильны совей правдой, тем во что верят, а за эти годы, что строилась Сигурдова Свея они все, все его бондеры, все воины, стали какодин сильный его кулак. Поэтому в таком бою, где моих ратников застали буквально без штанов, вокруг котлов с кашей шансов не было вовсе. И я рад, что большая их часть хотя бы сбежала и спаслась вместе со мной. Но ничего, Сигурд. Но особенно ты, ты, Сигню! Свана Сигню, что так легко обвела меня вокруг пальца! Мои полки из Асбина, подпитанные урманами, близки, я достану вас! Оглушённый и обожжённый горящим маслом из лампы, я готов был ревёть диким зверем от злобы и ненависти. Я остановил коня только доскакав до какого-то села, со мной несколько десятков моих воинов, к ночи набралось несколько сотен, все, кто сумел сбежать от Сигурда. Мы пробыли в деревне несколько дней, приходя в себя, набираясь сил и поджидая полки моего старшего сына Магнуса. Уходя, мы убили всех немногочисленных мужчин, почти все ушли к Сигурду в рать, изнасиловали всех женщин и сожгли деревню дотла. И дальше я приказал до основания разорять все селения, куда мы будем приходить. Если Свея не отдаётся мне по доброй воле, я ничего не оставлю от твоей Свеи, Сигурд. От твоей Свеи, Сигню, проклятая сука! У вас будет гореть под ногами земля и вам не останется ничего, как самим сгореть в этом огне или уйти с этих земель навсегда. Потому что я буду идти за вами, пока не доберусь до тебя, Сигню!!! И ты, Сигурд, счастливчик, ради которого она разбила моё войско, увидишь как я распну её, если ты ещё мало страдал, осознавая, какими полными глотками я пил из твоего источника, как я осквернил его, ты увидишь как я его уничтожу! Сигню жива и рана её не была очень глубока, ею немедля занялись наши гро. В нашей победоносной и краткой битве, мои алаи остались живы и не ранены даже, погибли немногие. Погиб Бьорнхард, муж Сольвейг. Она выла в голос над его телом, распустив ещё неседые косы и не стесняясь никого в своём страшном горе. Все знают, как Сольвейг и Бьорнхард с юности любили друг друга.