Катя встретилась с ним взглядом. Он стоял далеко, но… Она увидела, как на его лице отразилось недоумение, потом удивление, потом… еще что-то. Неуловимое. Он узнал ее! Или не ее? Кого-то другого? – Вика? – Что? – Ты же мертва! – Мне надо выпить… – Чем отплатить мне тебе? Я всегда, всегда плачу долги… все долги… – Адонис… – Что? – Ты новое его воплощение… Где я найду вепря, чтобы покарать тебя, когда ты бросишь меня… Когда ты меня убьешь… Егор Рохваргер отступил на шаг от своей толстой спутницы и… Катя увидела, как он отвел руку назад. У него там под смокингом пистолет? А в смокингах есть карманы? И в этот миг полковник Гущин, не ожидая дальнейшего непредсказуемого развития событий, отшвырнул со своего пути официанта, потом какого-то мужика в смокинге, еще одного. Он бросился к Егору Рохваргеру. Катя и представить себе не могла, что он способен на такой бросок – как вепрь через весь зал! Он налетел на Егора Рохваргера и сшиб, смял его всем своим весом. Опрокинул на мраморный пол, буквально расплющивая, распиная на этом полу, не давая возможности извернуться. Достать оружие и… Истошно заорали гости. Вальс вампирский звучал как Песнь смерти. Все смешалось. Толпа отхлынула из Египетского зала, потому что официанты-оперативники кричали – все назад! Он вооружен! Нет, не получилось тихо, компактно, как обещал Гущин начальнику охраны. Получилось громко. Шумно. Гущин рывком поднял Егора Рохваргера с пола и как тряпичную куклу поволок его из зала, заламывая руку назад в жестоком болевом приеме. Что-то дикое… Из древних времен. Когда дрались не на жизнь, а на смерть. Рядом с Катей истерически визжала какая-то баба в платье от «Оскар де ла Рента». У нее потекла тушь. – Да замолчите же, – бросила ей Катя. – Все закончилось. Мы уходим. Веселитесь дальше. Глава 31 Футляр Из-за нового обыска приезд сотрудников Литературного музея в дом Клавдии Первомайской пришлось отложить. Эсфирь Яковлевна Кленова сама позвонила заведующей фондами и сообщила, что в доме «еще работает полиция». После обыска, устроенного этим неистовым полковником с разбитой рожей, и сад, и дом были полны хаоса и разорения. Но Эсфирь Яковлевна взирала на все это с олимпийским спокойствием. Из кухни полицейские забрали все ножи. Эсфирь Яковлевна приказала Светлане Титовой достать из комода старинные серебряные столовые приборы – Клавдия Первомайская купила их по случаю в комиссионке в шестидесятых. «На серебре» в этом доме никогда не ели, обходились мельхиором. Но сейчас все изменилось. – Плюнь, – объявила Эсфирь Светлане. – Ничего не убирай, оставь. Сиди и отдыхай. Все равно все наши уборки никому не нужны. Все здесь теперь прахом. – Надо же чем-то руки занять, Эсфирь Яковлевна, – домработница Светлана полоскала на кухне в раковине тряпку. Эсфирь вернулась в кабинет Первомайской. Она почти все время находилась здесь, по-хозяйски воцарившись за письменным столом, разбирала дневники Клавдии. Большая стопка потрепанных тетрадей в клеенчатых обложках громоздилась на столе рядом с бронзовым письменным прибором. Эсфирь Яковлевна отложила одну из тетрадей – седьмую сверху. Она подошла к окну, открыла форточку. Поставила на подоконник пепельницу и зажгла сигарету. Курила, глядя в ночь на темный, перекопанный полицейскими сад. Вспомнила, как они – эти «маленькие мальчики» в форме – шныряли тут, в доме, как шустрые головастики. Как один снял с вешалки ее черную куртку и очень внимательно ее разглядывал. Ища на ней… что? Грязь? Ржавчину? Эсфирь после того, как «головастики» убрались восвояси, поднялась наверх, в бывшую спальню своей хозяйки. Раскрыла платяной шкаф, полный ее вещей. Хотя спальней не пользовались вот уже десять лет, здесь все еще витал специфический старческий запах. В шкафу среди шерстяных кофт, кардиганов, старомодных пальто и траченных молью норковых и каракулевых шуб висел старый макинтош Клавдии из серого габардина, пошитый бог знает в какие времена еще в ателье, обслуживавшем жен Суслова и Подгорного. На старой ткани пыль и желтые полосы – следы глины. Эсфирь Яковлевна смотрела на них. Эта ветошь отслужила свой срок, пора и на помойку. А может, заберут в Литературный музей, как очки Чуковского и трубку Маршака? Она улыбнулась – впервые за эти скорбные дни. А сейчас в кабинете Первомайской улыбнулась вновь, вспоминая это. Глупые «маленькие мальчики» в форме… Неглупый, но злой и пристрастный полковник с разбитым лицом… даже не пристрастный, а страстный… Страсть живет в нем, но он давит ее в себе… в чем природа этой страсти? В желании оправдаться за гибель юноши, который умер во цвете лет по его вине? Эсфирь с сигаретой во рту уселась за письменный стол и подвинула к себе тетрадку в клеенчатом переплете – ту самую, седьмую по счету от конца высокой стопки, если смотреть сверху. Дневник… ее дневник… Она раскрыла его на середине. Там, где сделала еще раньше для себя закладку. К бронзовому письменному прибору на этом чужом столе теперь была прислонена открытка-репродукция – любимый талисман Эсфири. Библейская Эсфирь с картины Рембрандта, охраняющая дом и народ свой… А если нет уже дома, что охранять, милая? Милая Фирочка… В кабинет зашла Светлана Титова с мокрой тряпкой. Мазнула тряпкой по книжному стеллажу, стирая пыль. Она подошла к секретеру. На его крышке Эсфирь сложила для сотрудников Литературного музея вещи Клавдии Первомайской, которые необходимо было переправить в музей в первую очередь. Стопка правительственных грамот в алых сафьяновых обложках. Альбом личных фотографий, где ни одной семейной, а все сплошь со знаменитостями пятидесятых, семидесятых, восьмидесятых. Конверт с поздравительными правительственными телеграммами – начиная с семидесятипятилетия и кончая девяностопятилетним юбилеем. Папка с черновиком стихотворения «Маленький мальчик». Черный кожаный футляр с наградами. Светлана Титова медленно, размеренными движениями стирала с него пыль. Эсфирь Яковлевна смотрела на футляр. Прямоугольная коробка, обтянутая черной лайкой, потертой на углах. Внутри бряцали ордена и медали. Но Эсфирь Яковлевна отлично помнила прежнее содержимое этого элегантного футляра. Внутри когда-то крепилось алое бархатное гнездо, в котором покоился пистолет с отделанной серебром рукояткой. Албанское подношение… Пистолет покинул футляр. А бархатное гнездо Эсфирь Яковлевна выдрала из коробки своими руками. И наполнила футляр наградами своей хозяйки. Полицейские при обыске награды просмотрели, но упустили самое главное. А дьявол, как известно, в мелочах. Глава 32 Костер и вода Ни дождь не страшен нам, ни град, пока костер горит. На небе летний звездопад. Никто, никто не спит. Сидим с друзьями у костра и песенки поем, Придет рассвет, нам в путь пора, зимовье мы найдем! С друзьями – славная игра, Всю ночь петь песни у костра, Смотреть, как плещется вода, Не расставаться никогда! И не бросать друзей!