— Ты ждешь звонка от Джоны? — спрашивает мама. Я делаю паузу, растерявшись на мгновение. — Нет. С чего бы ему мне звонить? В ответ она молчит, и хотя поздновато, но я понимаю, о чем она думает — «С того, что он твой брат и вы живете в одном городе, не говоря уже о том, что я тебя попросила с ним связаться». Вместо всего этого мама говорит: — Я ничего не слышала о нем неделю, а телефон он не берет. Звонки перенаправляются на то отвратительное сообщение. Я улыбаюсь, потому что его немногословное приветственное сообщение на голосовой почте просто дикое: «Ну, да, это Джона. Дальше сами разберетесь, что делать». Ужасно приятно осознавать, что даже наша заботливая мама хочет дать ему по лбу. — Уверен, он перезвонит тебе, как только сможет, — говорю я. — Ты же сама мне постоянно говоришь, что он вечно занят. — Это другое, — напряженным голосом возражает она. — Он никогда не приезжает, но на звонки отвечает всегда. Я набирала ему четыре раза, а сейчас звонки вообще не проходят — сразу же идут на голосовую почту. Твой отец так беспокоится, — и тут на заднем плане я слышу крик отца: — Ничего подобного, Дина! Я делаю глубокий вдох. — Мам, что ты хочешь, чтобы я… — Хочу, чтобы ты ему позвонил, — перебивает она, — и если он и тебе не ответит, чтобы съездил к нему и проверил, все ли с ним в порядке. Я бы предпочел ответить ей, что — ну, вот честно — у меня совершенно нет времени ехать сегодня в Малибу. Но уже вижу несколько ходов наперед, как в шахматах: она непременно и в подробностях расскажет, что у нее самой тоже не было времени вынашивать меня девять месяцев, но она все равно это сделала. Или что у нее не было времени стирать наше белье, готовить нам еду или выбрасывать кое-что чудовищное, найденное в ванной, но и тут она не справилась. Поэтому делаю ход конем. — Возможно, его вообще нет в городе… — Картер. — Ладно. Послушай меня. Я набираю ему сейчас и присоединяю к разговору тебя. Сможешь накричать на него сама. Движение застопорилось наглухо, поэтому я набираю брата, не отключая мамин звонок. Голосовая почта. — Да, не отвечает, — говорю я маме и откидываю голову на подголовник сиденья. Отсюда мне никак не выбраться, с тем чтобы успеть вовремя приехать на встречу. И если он в пьяной отключке, я его прикончу. — Сейчас все утрясу и поеду к нему. — Спасибо, милый. — Без проблем, мам. — Дай тогда мне знать, как что-нибудь станет ясно, ладно? И там у него ворота, сейчас я тебе пришлю тебе код. — Хорошо, — проведя рукой по лицу, отвечаю я. *** Без особых проблем мне удалось перенести встречу. И так появилась куча свободного времени. Малибу находится почти в пятидесяти километрах к западу от Беверли Хиллз, и туда я доехал за час. Большую часть дороги созванивался с разными людьми и прикидывал, как укокошу братца, в случае если появлюсь у него, а он жив-здоров. Сворачиваю к Латиго Каньону и еду по двухполосной дороге, с обеих сторон которой стоят грядой холмы, густо усаженные чапаралем, и крутые лесистые ущелья с видом на океан на каждом повороте. Дома здесь огромные и построены на приличном расстоянии друг от друга. Большинство скрыты от глаз деревьями и высокими заборами. Останавливаюсь у ворот Джоны и ввожу код на устройстве с подсветкой. Причудливые металлические ворота открываются, и впереди видна длинная подъездная дорожке, в конце которой на вершине холма дом с терракотовой крышей. Я уже и забыл, насколько подчеркнуто большой этот дом. Два этажа, белые стены с лепниной и площадь не менее пятисот квадратных метров. Моя квартира вместе с парковочным местом уместятся у него в передней. За углом дома, возле гаража, я замечаю перед Рендж Ровера Джоны. Ему и в правду лучше быть мертвым. Когда выхожу из машины, океанский ветер треплет волосы и одежду. Широкая дорожка ведет к бетонной лестнице и массивной двойной двери, в которую я стучу два раза, после чего оглядываюсь по сторонам. С близкого расстояния дворик выглядит менее опрятно, чем я ожидал. В клумбах, обрамляющих лужайку, которую давно пора постричь, завяли цветы. А еще вокруг очень тихо. Сейчас, конечно, рано, но все-таки не слишком. В прошлый мой приезд возле бассейна грохотала музыка и повсюду были признаки жизни. Туда-сюда слонялись люди и подъезжали машины. Я видел садовника, чистильщика бассейна и домработницу. А сейчас из дома не доносится ни звука. Может, это все гены моей чрезмерно остро на все реагирующей матери, но меня охватывает тревога. Я возвращаюсь к машине, чтобы позвонить… не знаю — хоть кому-нибудь — когда открывается входная дверь. Вышедший парень ниже Джоны, но загорелый и в хорошей форме, что часто бывают у тех, кто много времени проводит на открытом воздухе. На нем только шорты — один из признаков небрежности и уверенности в себе. Понятия не имею, кто он. — Привет, — говорит парень, приветственно помахав рукой с куском пиццы. — Раз проехал сквозь ворота, то могу предположить, у тебя есть право тут находиться. — Наверное, да, — отвечаю я и оглядываю дом в поисках номера, гадая, как такое могло выйти, что я ошибся и приехал не туда. — Я Картер. Джона тут? По лицу парня понятно, что до него дошло. — Ты его брат! Мужик, вы оба так похожи! Поправив очки, я прячу раздражение. — Так он дома? Он оглядывается через плечо. — Кажется, он в патио, — отвечает он и жестом зовет меня войти в дом. Внутри обилие белого: белые полы, стены и лестницы. Но еще больше пустого пространства. Мебели почти совсем нет. — Я вроде бы не расслышал твое имя, — говорю я, следуя за незнакомцем в огромную гостиную — по площади равную моей сегодняшней и предыдущей квартиры вместе взятым, плюс большей части дома Майкла Кристофера. Через кухню мы идем к задней двери. Пиццно-шортовый парень примерно моего возраста, с вьющимися темными волосами и улыбочкой, которую меня так и тянет стереть рукой. Я бы сказал, что днем он «актер», а по вечерам подает напитки. Или вообще… альфонс. Стоя сейчас рядом с незнакомцем в пугающе пустом доме Джоны, я понимаю, что совершенно не знаю собственного брата. — Я Ник, — остановившись у задней двери, говорит парень. — А Джона вон там. И да, точно, вон он, сидит в шезлонге в джинсах и кожаной куртке рядом с громадным бассейном. — Спасибо, — благодарю его я и выхожу на улицу. Вид просто захватывает дух, и я прекрасно понимаю, почему Джона купил этот дом. Он расположен достаточно высоко, чтобы горизонт простирался до самого океана — будто от одного конца земли до другого. Вокруг растут высокие пальмы, и повсюду невероятно много свободного пространства. Но даже когда вижу своего потерянного братца, ощущение, словно что-то не так, только нарастает. Бассейн будто наполнен мертвой водой, на поверхности плавают листья, а горшки для цветов пустуют. Патио знавало и лучшие свои времена. — Привет, — говорю я, когда Джона по-прежнему меня не замечает. — Ты ведь знаешь, да, что на улице не меньше двадцати градусов? Повернувшись, он смотрит на меня через солнцезащитные очки. — Что ты тут делаешь? — Меня мама прислала. Сказала, ты не отвечаешь на ее звонки. Джона снова смотрит перед собой. — Да. Я не знаю, где мой телефон. Я сажусь на соседний шезлонг. — А разве он тебе не нужен? Ну, там, не знаю… по работе? Взяв со стеклянного столика бутылку пива, он делает большой глоток. А ведь на часах еще нет и одиннадцати. Я решаю попробовать зайти с другой стороны. — Кто там был? — спрашиваю я. — В доме. — Ник, — отвечает Джона и делает еще один глоток. — Я уже знаю, как его зовут. Я про то, что он тут делает. Он здесь живет? — Ага. Я подаюсь вперед и облокачиваюсь локтями на бедра. — Он… бойфренд? — Чей бойфренд? — щурясь от солнца, переспрашивает он. — Ну… твой. Джона поворачивается ко мне всем телом и смотрит на меня поверх очков. — Чувак, мне плевать, с кем ты спишь, — пожав плечами, продолжаю я. — Хотя такие темы мы все равно не особо обсуждаем. Но ты однажды отрезал резинку от моих трусов, когда я выпил твой апельсиновый сок. Выбросил всю мою одежду, когда я передержал ее в сушилке. И был готов убивать, в случае если кто-то ходил дома в обуви. О чем еще я мог подумать, увидев, что у тебя дома живет мужик? С тобой ведь жить — проще застрелиться. Поэтому это самая очевидная версия. Он снова откидывается на спинку шезлонга. — Люди меняются, знаешь ли. Со мной не так уж тяжело жить.