— Ой, нет, это точно не я, — подняв руки, я показываю указательными пальцами на выглядывающие из-под мантии непримечательные желтые балетки. — Эти туфли я купила в «Old Navy», сэр. Да еще и с большой скидкой. Но я живу здесь всю свою жизнь. Каждый день — это сопротивление, чтобы не втянули в игру. — В «игру»? — Ты же агент в Голливуде, — говорю я. — Значит, точно знаешь, о какой игре идет речь. — Это да, — кивает он, и по этому еще уловимому жесту я понимаю, что он уже в игре. И если моя интуиция меня не подводит, он в ней очень даже неплох. Пока речь не заходит о работе, он открыт и прозрачен. А потом опускаются фильтры. Интересно. Сделав глоток, я оглядываюсь по сторонам. Мы с Картером образовали тут маленький островок; впечатление усиливается тем, что все остальные словно были проинструктированы нас не беспокоить. — А ты, значит, из «П&Д», — говорит он. — Ага, — я смотрю на него и пытаюсь прочесть, как и любого другого человека, с кем знакомлюсь, чтобы эффективней общаться, и думаю: «Какой хладнокровный». — Под начальством Брэда Кингмана. Поскольку Картер никак не реагирует, я прихожу к выводу, что и это он об мне уже знает. — А это правда, что он крайне разборчив в еде и ест только здоровую необработанную пищу, без сахара… — Картер ухмыляется и подносит ко рту банку «Ред Булла». — Заботится о здоровье — как и я, в общем. Я смеюсь. — Правда. Все названное. — Но это же не может быть так экстремально, как о нем говорят. — Однажды, — начинаю я, — я оставила у себя на столе журнал «Дом и сад», чтобы он взял своему избалованному немецкому догу прикрепленный к обложке батончик для собак. А когда вернулась, то застала его жующим этот батончик. Ну, то есть он настолько привык к пресной и безвкусной еде, что слопал собачью еду и даже не понял, что она не для людей. Картер смотрит на меня с чистым ужасом. — А ты сказала ему? — Э-э… нет, — не в состоянии удержаться от хохота, говорю я. — Но в свою защиту хочу добавить: как раз перед этим он заявил мне, что я выгляжу пышновато в своем новом платье. Так что заслужил. Как только последнее слово вылетело из моего рта, мне тут же захотелось забрать все сказанное назад. Агенты, как известно, любят чесать языком направо и налево. И иногда поделиться конфиденциальной информацией становится частью бизнеса. Но сама я так никогда не поступаю. Предпочитаю держать это при себе. Я профессионал. И как бы себя ни оправдывала, позволив боссу съесть собачью еду, про меня нельзя сказать, что я распространяю слухи про чье-то плохое поведение, пьяные выходки в барах или с чьей второй половиной перепихнулся новый стажер. Если только я не с Дэрил или Амелией — в этом случае я выкладываю все карты на стол. В целом, мне нравится вращаться к кругу единомышленников. А репутация тут — это все. Картер наклоняется ниже. — Вообще-то, сказать такое в твой адрес — тоже не очень. Черт бы его побрал — ему удается одновременно быть профи и оказывать поддержку. Хороший агент умеет понимать людей, чтобы успокоить их и разговорить. Или самому оставаться сдержанным в любой ситуации. Блестящий же агент хорош по всем трем статьям. Все мы склонны не раскрывать свои карты, не давая возможности собеседнику угадать, о чем на самом деле думаем. Наши границы на замке, оборонительные стены высоки, а фуфлометр настроен на максимальную чувствительность. Присмотревшись к нему чуть более внимательно, я прихожу к выводу, что Картер точно держит карты близко к груди, о да. Но еще у него очень красивые руки. — глава вторая — Картер В субботу утром Майкл Кристофер увидел меня на кухне просматривающим газету, пока тихо булькала и шипела кофеварка. — Рад, что ты все-таки не стал вчера садиться за руль, — его голос хриплый и будто царапающий горло, а подняв взгляд, я улыбаюсь от его вида — на нем синий бархатный халат нараспашку, полинялая футболка и полосатые боксеры. А торчащие в разные стороны волосы напоминают пламя костра. — Доброе утро, мистер Хефнер. Наступив на детальки лего, затерявшиеся в пушистом ковре, он громко матерится. — Следи за языком, — я уже не один десяток раз слышал это сдержанное напоминание Стеф в его адрес, но не прочь тоже поучаствовать. Заворчав, Майк наклоняется оценить травму. — Ты не познаешь истинную боль, пока одна из этих хреновин не вопьется тебе в ногу, — порадовавшись, что не истекает кровью, он ковыляет к посудному шкафу, достает белую керамическую кружку с отпечатком ладошки Морган и наливает себе кофе. — Почему ты всегда так рано встаешь? — Не знаю. Мой внутренний будильник по-прежнему настроен на Нью-Йорк и отказывается меняться. — Твой внутренний будильник идиот. — Согласен, — смеюсь я. — Кстати, милый халатик. Налив сливок, он убирает пакет в холодильник. Холодильник в нашей с ним комнате в общаге был залеплен купонами на пиццу и телефонными номерами; на этом же висит огромный рисунок Большой Птицы [персонаж «Улицы Сезам» — прим. перев.] и расписание игр. Плюхнувшись на стул напротив меня, Майкл отхлебывает кофе. — Это подарок Стеф на День отца. — Хм, поздравляю тогда. Теперь ты официально отец. Майкл наклоняется над столом и шумно вдыхает аромат кофе. — Я еще не в состоянии острить, Картер. Голова раскалывается, и я все никак не могу понять, как утром оказался в нижнем белье Стеф. — О нет. Нет-нет-нет, — я мотаю головой, пытаясь стереть этот мгновенно нарисовавшийся образ, пока тот не остался в памяти навеки. Я встаю, чтобы взять ибупрофен, который, как я знаю, лежит в шкафчике рядом с раковиной — они его называют аптечкой. Там лежат назначенные врачом лекарства, пластыри и вообще всякое, что только может понадобиться. Господи, тут даже есть флакон с йодом. У всех взрослых людей дома есть йод. У моей мамы, например, он есть. Мне же двадцать восемь лет, но я не могу сказать с полной уверенностью, для чего он нужен. В такие моменты контраст между нашими жизнями особенно заметен. Майкл со Стеф живут в доме с тремя спальнями на тихой улице. У них есть расписанный вручную почтовый ящик и ростомер на внутренней части дверцы шкафа. У них есть ребенок. У меня — небольшая квартира с одной спальней и кактус, который жив уже полгода, чем я сильно горжусь. Когда он успел набрать больше меня очков по Шкале Взрослых Достижений? Может, это ему дала женитьба? Или смелое решение начать вести переговоры с агентством по продаже недвижимости? Или отцовство? В любом случае, спрашивать я не буду, потому что какими бы респектабельными они со Стеф ни стали, оба до сих пор считают себя только-только вышедшими из подросткового возраста, и любое упоминание об обратном приведет к тому, что в доказательство будет устроена (или найдена поблизости) пивная пьянка. Хоть это и звучит иронично, но для подобного я слишком стар. С тремя коричневыми таблетками в одной руке и стаканом в другой я возвращаюсь к столу и ставлю все это перед ним. Пробормотав слова благодарности, он закидывает таблетки в рот и залпом выпивает весь стакан. — Что-то мне тяжело сегодня утром. — И ты еще удивляешься? — я снова сажусь за стол. — Ты вчера смешал «Ред Булл» с тремя видами марихуаны. Я со времен выпускного класса не миксовал выпивку с травкой. Майк смотрит на меня слегка обиженно. — Вчера была крутая гулянка. — Ага, помимо того, что костюмированная вечеринка случилась в конце сентября. — В Хэллоуин у Морган будет много дел, — поясняет он. — Игры, карнавалы и парады-маскарады — и все чуть ли не в одно и то же время. Эта девчонка занята больше, чем я. Потому мы со Стеф и перенесли вечеринку. Я молчу, надеясь, что эхо собственных слов достигнет его ушей, но он, кажется, влюбился в свой кофе. Наконец я нарушаю тишину: — Слушай, оказывается та девица, разодетая, как Майли Сайрус, — это ж твоя жена! Глаза Майкла Кристофера еле заметно поблескивают. — Ничего не знаю. Иви вот продемонстрировала ровно столько же голого тела, сколько и ты. Вы оба идеальные гриффиндорцы. Та-а-а-к… Подавшись вперед, я делаю глоток кофе. Краем глаза замечаю, как Майкл пытается небрежно пожать плечами. — Стеф считает, вы с Иви подходите друг другу. — Минус пять очков тебе за то, что позволил своей жене сводничать. — Вчера ты вроде не был против.