— Правда в том, что женщин тоже отбирают вручную. Никто не попадает туда случайно. Никто. — Каспиан сел на другой диван, протянув одну руку вдоль спинки и подперев лодыжку коленом. — Все там так или иначе приносят пользу всем остальным, независимо от того, кого выбирают мужчины. Там нет проигравших. Отцы следят за этим. Сколько браков они организовали? Сколько людей жили во лжи на виду у всего мира? — Значит, твоя мама… — Я подумал о женщине, которая встретила меня у двери в тот день. Его челюсть напряглась. — Избранная. Мое сердце разрывалось из-за его матери — женщины, которую я даже не знала — из-за всех женщин, которых принуждали к браку, которого они, возможно, не хотели. Оно разбилось из-за девушек, которых я видела в Убежище и которые вели себя так, словно это было неким благословением, дарованным им. Мне было больно, потому что я была другой. Я не была одной из них. И никогда не была. — Я семнадцатилетняя девушка, которой нечего предложить, кроме знаменитой фамилии. Как я могу быть кому-то полезна? — Это единственная часть, которую я еще не выяснил. Но я разберусь. — Он потянул за манжету джинсов, уставившись на свой ботинок. Его брови нахмурились, как будто он запутался в мыслях или пытался понять это прямо сейчас. Затем он посмотрел на меня. — Как только на моем телефоне появилась новость о твоей смерти, я понял, что что-то не так. Ты не принимаешь наркотики, Лирика. И никогда не принимала. Не нужно быть гением, чтобы понять это. И благодаря этому засранцу Линкольну Хантингтону я знал, что ты была у меня дома. Я проглотила комок в горле при упоминании имени Линкольна. Чувство вины и стыда захлестнуло меня при мысли о том, что Линкольн знал, что я была у Каспиана, но не знал почему. У меня не было возможности рассказать ему, а теперь уже и не будет. Каспиан сузил на меня глаза. — Я просто не знал, почему ты была у меня дома. — Пауза. Я была там, чтобы противостоять твоему отцу. — Во всяком случае, не тогда. — Взгляд его глаз сказал мне, что ему удалось это выяснить. Он положил руку на ногу. — Я также достаточно долго проработал здесь, чтобы знать, что происходит, когда Братство хочет, чтобы женщина исчезла. Моему отцу нужно было, чтобы ты ушла. Это были закрытые похороны. Судный день был не за горами. Сложите три и три. Сделайте несколько простых вычислений, и я легко понял, что он сделал. Оставалось только понять, как это исправить. — Он взглянул на Грея. — Вот тут-то и пришел Чендлер. — Чендлер? Кармайкл? — Я вспомнила, как он взял меня за руку и вытащил из Палаты. Он высадил меня у моей квартиры за некоторое время до появления Линкольна. — Да. Как ты можешь догадаться, Грей не делает одолжений. Он не любит никому ничего задалживать. Но он был должен Чендлеру. Я даже не хотела знать, какое влияние Чендлер Кармайкл мог иметь на такого человека, как Грей, который уже подошел к шкафу и налил себе еще один напиток. — Подожди, Чендлер забрал меня? Каспиан сглотнул, затем снова обратил свое внимание на меня. — Нет. Чендлер позаботился о том, чтобы ты оказался здесь. Каким-то образом Грею удавалось избегать Судного дня в течение последних двух лет. — Он посмотрел на Грея, словно желая, чтобы тот поделился своим секретом. Затем он снова посмотрел на меня. — Чендлер убедил его наконец-то вписать свое имя в шляпу. Поскольку Грей — единственный член Братства чистых кровей, который еще не женат, это делает его самым привлекательным холостяком в обществе. А поскольку он два года отмахивался от выбора, отцы-основатели проглотили наживку, как стая голодных львов, дерущихся за бифштекс. Все, что нам нужно было сделать, это убедиться, что он выбрал тебя раньше других. Все эти разговоры о родословной и избранности кружили мне голову. — Так ты покопался и выяснил, что я… что? Избранная, чтобы быть избранной? — Что это вообще было за хрень? — Почему Грей? Что делает его таким особенным? — Потому что я не собираюсь причинять тебе боль. — Голос Грея испугал меня. Теперь он двигался прямо за мной. Я постаралась не обращать внимания на его близость и сосредоточиться на Каспиане. — Ты только что сказал, что он был самым жестоким человеком в Братстве. — Только к тем, кто этого заслуживает, — ответил Грей. — Не перечь мне, и ты этого не заслужишь. Я посмотрела на него через плечо. Свирепости в его глазах было достаточно, чтобы пробудить во мне все инстинкты выживания. — Так это все? Я просто… принадлежу тебе навсегда? Мы должны пожениться? А если я захочу уйти? — Тогда ты умрешь. Тогда я умру. Вот дерьмо. Он сказал это так, как будто заказывал кофе у бариста. Он пристально смотрел на меня, сквозь меня, в меня, убеждаясь, что его слова попали в цель, затем обошел диван и сел рядом со мной, прямо рядом со мной. Я заставила себя расслабиться, хотя на самом деле мне хотелось выскочить из кожи вон. Его взгляд скользнул по мне. — И не так, как ты хочешь умереть. — Должно быть, он думал о том, чему стал свидетелем в ванной. — Их способ будет болезненным. Он не будет быстрым. И ты будешь жалеть, что проснулась в аду, а не предала этих людей. — Он сделал глоток. — И да, мы будем женаты в глазах Братства. В глазах Братства. Не в глазах Бога. Не в глазах закона. Потому что мертвые люди не получают свидетельств о браке, и Бог не хотел иметь ничего общего с этими людьми. — Через две недели состоится церемония, за которой последует Консумация. — Консумация? Он втянул длинный воздух и выдохнул его, когда тень прошла по его красивым чертам. — Я собираюсь трахнуть тебя, малышка. А четверо других мужчин будут смотреть. Я потеряла осознание всего, что меня окружало. Были только я, он и эти слова. Внезапно мне показалось, что я снова оказалась под водой и пытаюсь дышать. — Я не могу… Это не может… Мы не можем… — Ты не Линкольн. — Либо я трахаю тебя, либо они. Выбирай. Но уверяю тебя, ты захочешь, чтобы это был я. Они. Четверо. Отцы. Я знала, что Киптон точно один из них, и я не хотела, чтобы он был рядом со мной. Я оторвала взгляд от его лица. Это было слишком сильно, слишком нервирующе. — Могу я увидеть Татум? — спросила я Каспиана. Могу я увидеть Линкольна? Его челюсть сжалась, а глаза сузились. — Нет. — Она знает, что я не… — Я даже не могла закончить свои слова. Мертва. — Нет. — Ты скажешь ей? — Нет. — Он посмотрел на меня, как бы говоря: я знаю, что ты умнее этого. — Ты знаешь мою маленькую проказницу так же хорошо, как и я. Если она узнает, что ты жива, она согнет небо и землю, чтобы вернуть тебя домой. — Он обвел жестом комнату. — Теперь это твой дом, Лирика. Я не позволю Татум рисковать своей жизнью, чтобы спасти твою. — Ты любишь ее. — Я улыбнулась. Это был первый намек на радость с тех пор, как я перевернулась и обнаружила Линкольна, стоящего рядом с моей кроватью той ночью. Я даже не знала, как давно это было. Часы. Дни. Я понятия не имела, как долго меня не было. Он отвернулся от меня. — Я хочу, чтобы она была в безопасности. Попался. Он любил ее. Я знала это. Я бы не приняла ничего меньшего за правду. Я тоже хотела, чтобы она была в безопасности. Татум жила в этом мире, но она не была его частью. Линкольн тоже не был частью этого мира, но это было скорее выбором, нежели незнанием. Он ненавидел все, за что выступал его отец. Татум ничего об этом не знала, и на этот раз я была согласна с Каспианом. Так и должно быть. Он встал и провел руками по джинсам. — Мне нужно вернуться в Айелсвик. Лиам ждет меня. Айелсвик? Остров между Шотландией и Ирландией? Я слышала истории об этом месте и его принце. Не все из них были хорошими. — Почему принц Айелсвика ожидает тебя? И что ты делаешь в Шотландии? — Это единственный способ защитить Татум. Защитить ее от чего? Я так много еще хотела узнать. Он оставил так много вопросов без ответа. Но я чувствовала взгляд Грея, даже не глядя на него, и знала, что это все, что я получу сегодня. Грей встал и проводил Каспиана до двери. Он взглянул на меня, прежде чем они вышли в коридор. — Я знаю, у тебя есть вопросы, но сначала тебе нужно отдохнуть. Мы поговорим об этом утром. Увидев Каспиана, мне было за что ухватиться. Он напомнил мне, что моя прежняя жизнь, в конце концов, не так уж далека. Он был моей связью с Татум. Видя его, я чувствовала себя ближе к ней. Грей был прав. У меня были вопросы. Я также был измотана. Умственно. Физически. Эмоционально. Поэтому я вернулась в свою комнату, скинула джинсы и забралась в кровать. Когда я закрыла глаза, в моей голове промелькнуло лицо Линкольна, но это был голос Грея, который я услышала прямо перед тем, как заснуть. Я собираюсь трахнуть тебя, малышка. А четверо других мужчин будут смотреть. Глава 16 Лирика Сны о том, что меня передают по кругу, как тряпичную куклу, как говорил Каспиан, вырвали меня из сна. Я проснулась бездыханной и вся в поту. Мой разум был неспокоен. Мое тело словно горело, как будто внутри меня была женщина, которая пыталась вырваться из моей кожи. Едва слышный голос шептал мне: «Беги» Неважно, сколько раз я говорила себе, что бежать некуда, часть меня должна была попытаться. Я собираюсь трахнуть тебя, малышка. И еще четверо мужчин будут смотреть. Я никак не могла с этим справиться. Даже если бы я доверяла Грею, это было бы слишком. Даже после того, как он вытащил меня из ванны и позволил Каспиану рассказать мне правду о том, как и почему я здесь оказалась. Где-то глубоко внутри я верила Грею, когда он сказал, что не причинит мне вреда. Но что, если это было только начало? Что, если ему не дали выбора? Либо я трахаю тебя, либо они. Выбирай. Что если они — кем бы они ни были — попросят большего? Что, если им недостаточно просто смотреть? Деревянные полы были холодными под моими босыми ногами, а футболка, в которой я заснула, не помогала против хрустящего ночного воздуха. А может, это было раннее утро. Видимо, Грей не верил в то, что на тумбочке должны стоять часы. Я снова натянула джинсы и нашла в шкафу пару туфель. Дыши, Лирика. Ты можешь это сделать. Я достаточно раз пробиралась по дому Татум, чтобы проложить себе путь через темные коридоры. У меня были близкие отношения с темнотой. Мне было там комфортно. Я боролась с желанием бежать, мчаться вниз по лестнице и по коридорам так быстро, как только могла. Я шла на цыпочках, чтобы мои шаги не отражались от высокого потолка. Сердце колотилось с каждой секундой, с каждым шагом, который я делала к двери, ведущей наружу, к свободе. Я ожидала, что лестница заскрипит под моим весом. Но она не скрипела. Единственным признаком жизни были случайные тени, пляшущие на стенах внизу в лунном свете. Единственным звуком, который можно было услышать, было мое собственное дыхание, покидающее мои легкие. Существует ли такое понятие, как тишина? Каждый раз, проходя мимо двери, я задерживала дыхание и ждала, когда она распахнется. Чем ближе я подходила к кухне, тем больше мне казалось, что сильные руки обхватывают меня сзади и несут обратно в комнату. От ощущения, что за мной наблюдают, волосы на руках встали дыбом.