Артём решил расставить все точки над i: - Влад, между нами всё кончено. Прими это. - Арт, прекрати. Это просто смешно. На что тебе сдалась эта курица? Она же… как это… юродивая – вот! Артём стиснул зубы и нахмурился: - Лучше тебе держать язык за зубами, если не знаешь, что умного сказать. Отстань от меня – так понятно? Найди себе другого и ему капай на мозги. Влада прищурилась зло: - Прибежишь ты ко мне ещё, голодный, но я не приму! И слава Богу. *** Люба ужасно волновалась перед походом в храм в воскресенье, потому что переживала, как пройдёт «случайная» встреча отца и Артёма, но ей и в голову не могло прийти, какие испытания готовит ей эта Божественная литургия. Люба уже и думать забыла о папиных странных словах, сказанных им во вторник вечером на кухне Артёму: что для неё есть кавалер и скоро она с ним познакомится. Любу так захватили новые непривычные переживания, связанные с намёками и заигрываниями Артёма, что всё остальное просто выпало из головы. Она целыми днями думала о нём, пытаясь понять, что между ними происходит и как на это реагировать. А ночью со вторника на среду ей приснился поцелуй. Всё было точно, как при их прощании в прихожей: он обнял её за плечи, прижался лбом ко лбу, а потом его мягкие тёплые губы коснулись её лица. Люба никогда в жизни не целовалась по-взрослому и довольно слабо представляла ощущения, которые должна была при этом испытывать. Поэтому во сне всё было смазано, и только сердце выпрыгивало из груди да дыхание сбивалось, когда она проснулась от переизбытка чувств. Боже, неужели он её когда-нибудь поцелует? Люба понимала, что для обычных девчонок вроде Лили и других одноклассниц в поцелуях нет ничего особенного. Она много раз видела, как парочки целуются прямо на территории школы: во дворе, на стадионе и даже в коридорах… Но самой Любе и подумать было страшно об этом. Это ведь грех… Целоваться можно только с мужем, в венчанном браке. И в то же время сердечко так сладко замирало при мысли о том, что её губы соединятся с губами Артёма… В кино актёры всячески показывали, что это приятно. Нет, Люба знала, понимала, помнила, что ей нельзя. Что Бог запретил. И папа. Она отгоняла греховные мысли, но они нет-нет да проникали в голову и щекотали нервы. Но в воскресенье в восемь пятьдесят по московскому времени всё это отступило перед новым впечатлением. Аникеевы встретились с другой семьёй на дворе Троицкого храма. Глава той семьи – мужчина лет пятидесяти, высокий, полный, с круглым животом, - приветливо пожал руку Любиному папе и представил своих домочадцев: - Жена моя Катя, а это, вот, Фёдор. Фёдор был высоким худым юношей лет восемнадцати на вид. Одет в брюки и рубашку. Острижен коротко. Широкий лоб и внимательные глаза за очками без оправы выдавали привычку много и напряжённо думать. Он с интересом посмотрел на Любу. Интерес был совсем не такой, как у Кирилла или Артёма. Одноклассник глядел нахально, по-мужски оценивающе, можно сказать – бесстыдно. Артём – с теплотой и нежностью. А новый знакомый – как на экспонат в музее. Изучил и, кажется, остался доволен. Ещё бы! Мама нарядила Любу в новое платье – голубое, шёлковое, с кружевами. Она в нём походила на барышню из девятнадцатого века. Серые глаза из-за него казались голубыми. - Ну, пойдёмте на службу, - предложил Любин папа, и они всемером отправились в храм. На ступеньках, спиной ко входу и лицом к ним, стоял… Кирилл Канев. В школьной формеи с улыбкой на лице. Люба обмерла, с ужасом представляя, что сейчас скажет папа, но он даже не взглянул на молодого человека, обойдя его, как неодушевлённую помеху на пути. Люба молча двинулась следом, Кирилл тоже ничего не сказал, но осторожно тронул кончиками пальцев её руку. А ведь вчера ей показалось, что в нём есть что-то человеческое! Она пришла на набережную, в назначенное место и назначенное время, отпросившись у мамы погулять пятнадцать минут после школы. Внимательно оглядевшись, Люба не заметила поблизости Кирилла. Достала из рюкзака телефон, набрала его – нет ответа. Забыл, наверное, - равнодушно подумала Люба. Ничего страшного, не так много времени она потратила, да и погода чудесная… Она уже развернулась, чтобы уйти, как вдруг её поймал за талию проходивший мимо аниматор в костюме зебры. - Куда собралась? А пофоткаться с Марти? – Голос его звучал смутно знакомо, но приглушённо. - Спасибо, мне не нужно, - попыталась Люба выбраться из ворсистых объятий, но копыта держали крепко. - Не пущу! – весело заявил парень. – Пока не угадаешь, кто! И тут её осенило. Она повернула голову, вгляделась в прорезь для зрения и дыхания аниматора. - Кирилл… Он смотрел на неё, и глаза его улыбались. - Это твой секрет? – догадалась Люба. – Но что в нём постыдного? - Прикалываешься? – Кирилл наконец отпустил её талию и стянул с головы чёрно-белую поролоновую морду. – Если кто-то из наших узнает, что я подрабатываю обезьянкой для фото на набережной, мне кранты. - Засмеют до смерти? - Потеряю авторитет. Люба покачала головой: - Быть всеми презираемым в собственном классе – даже не знаю, как такое можно перенести… Кирилл непривычно серьёзно посмотрел ей в глаза. - Прости меня, Люба. Я был неправ. Она улыбнулась: - Я тебя прощаю. И мне радостно видеть твоё смирение. - На самом деле, я не такой уж идиот. Просто переклинивает иногда. - Вот это и пугает. - Я был уверен, что ты такая же, как все, просто притворяешься! И это меня бесило. - Зачем мне притворяться? Разве это приносило хоть какую-то выгоду? Кирилл пожал плечами: - Не знаю. Может, ко взрослым подмазаться хотела. Типа как ябеда. У нас в первом классе была такая девочка – уродина редкая, но всё время изображала святошу. А чуть что – бегала доносить на всех. «А Кирилл домашнее не сделал! А Кирилл окно разбил! А Кирилл назвал вас толстой!» - он имитировал тонкий девчачий голосок, получалось довольно противно. Люба хихикнула: - Наверное, она тоже была в тебя влюблена. Кирилл мгновенно посерьёзнел: - Тоже? Как кто? Люба смутилась: - Ну, как все эти девочки… Ты же сам говорил… Как… Лиза, наверное… - А я-то уж размечтался… Люба улыбнулась и отрицательно покачала головой. - Ты в этого влюблена? – У Кирилла раздулись ноздри и потемнели глаза. – Телохранителя своего? Люба, конечно, покраснела с головы до ног, но слова нашла легко: - Что за глупые вопросы? Я ведь тебе говорила, что папа ни с кем не разрешает мне встречаться. - А я тебя не об этом спрашиваю. - А ты не имеешь права спрашивать меня о том. - Ясно. – Он окончательно помрачнел. Не хотелось заканчивать разговор на такой низкой ноте. - Так зачем ты подрабатываешь зеброй? - Ради денег. - Разве родители не дают тебе деньги? - А я хочу больше денег. Я жадный. - Осознание своих пороков – это первый шаг к исправлению. Кирилл фыркнул: - Ага, щас! Держи карман шире. - Я-то тут причём? Это же ты хотел стать человеком, с которым приятно находиться рядом и который сам решает, какой будет его судьба. - Всё-то ты помнишь… - Такие вещи – помню.