— Да. Но мы не можем игнорировать возможность того, что они всё еще существуют. Против нашей армады встанет огромное количество кораблей Избавления и Решения, а значит, высвободится феноменальная разрушительная энергия. И это только со стороны оликсов. Мы несем нейтронную звезду, чтобы ударить по их звезде. Результатом будет новая — а может, сверхновая. Мы понесем потери, значительные потери. И вы должны быть готовы к потерям. — К потерям — да. К провалу — нет. — Мы разработаем наилучшую стратегию из возможных. Неизвестных все еще слишком много, чтобы гарантировать победу. Мне жаль, но это не та война, что ведет к абсолютам. Как и Святые, мы приложим все усилия, чтобы выполнить свою миссию. Это все, что могут требовать от нас наши предки: чтобы мы старались изо всех сил. И мы будем стараться. — Мы знаем, — сказал Деллиан прежде, чем Ирелла успела что–то возразить. Он же знал ее. — И мы будем с вами. Все взводы. — Ценю, Деллиан, — кивнул Энсли. — Что ж, давайте уже начнем этот конгресс решимости, да? СВЯТЫЕ Анклав оликсов Каллум вынул из пищевого принтера миску с ризотто из лосося и спаржи и сунул ее на девяносто секунд в микроволновку. Пока еда разогревалась, он ждал, когда принтер закончит печатать чесночный хлеб. Микроволновка дзинькнула, он открыл дверку и вдохнул аромат. От поблескивающего риса тянулись зыбкие струйки пара. Пахло чудесно… Черт побери! — Эй, эти сенсорные клетки на листьях, ну, на трубках снаружи — они что, и запахи ловят? — с тревогой поинтересовался он. Джессика и Юрий сгорбились на своих каменных выступах, вслушиваясь в мысли единого сознания. Кандара и Алик сидели вместе — он с пивом, она с белым вином. Все посмотрели на Каллума. — Ну? — Он ткнул пальцем в сторону дымящейся миски. — Как у единого сознания с обонянием? Джессика взглянула на ризотто и нахмурилась. — Некоторые почки на стволах чувствительны к составу атмосферы. Я бы не назвала это обонянием. Способность используется для выявления дисбаланса в газовой смеси — если накапливается слишком много углекислого газа и тому подобное. Каллум с подозрением уставился на свое ризотто. — Да, но выделяющиеся молекулы имеют земную сигнатуру. У единого сознания должны быть записи… Теперь все смотрели на Джессику. — Возможно, — признала она. — Хотя я не уверена насчет уровня чувствительности. — Если мы будем готовить тут пару лет, запахи точно будут накапливаться, это как пить дать, — сказал Каллум. — И выплывут в наружный коридор. С едой всегда так. Отлично помню, как я гулял по Эдинбургу субботними вечерами. — О чем ты, чувак? — спросил Алик и качнул кружкой с пивом. — Я что, должен отказаться от этого? Каллум пожал плечами: — Вода нейтральна. — Да пошел ты! — Холодная пища не такая вонючая, — задумчиво сказала Кандара. — Вонючая? — опешил Алик. — Ну, в смысле испарения. Горячая еда пахнет сильнее. — Ты хочешь сказать, что нам предстоит десять лет жевать холодные бутерброды? — Возможно, Каллум прав, — заметила Джессика. — Гос–сподь всемогущий. Ни–за–что. Пищевой принтер мигнул индикатором готовности, и из лотка выскользнул чесночный хлебец. Каллум виновато уставился на него. — Чеснок воняет будь здоров, — сказал Юрий. — Тем паче если его разогреть. Каллуму очень хотелось злобно зыркнуть на Юрия, который явно напрашивался. Но тогда бы Юрий победил. — Нет, серьезно, холодная еда? — не унимался Алик. — А как насчет — ох, дерьмо! — кофе? Нет! Нет, чуваки, нет и нет. Кандара глубокомысленно кивнула. — Я думаю, Каллум прав. Мы не должны рисковать. — Я не собираюсь всю оставшуюся жизнь пить… — Алик захлебнулся воздухом и закончил совсем тихо: — …воду. — Водка почти не пахнет, — забавляясь, заявил Юрий. — А если ее подавать со льдом, старым русским способом, то выделяется еще меньше случайных молекул. Алик охнул от отвращения и всплеснул руками. Каллум наградил чесночный хлебец последним досадливым взглядом и бросил его в утилизатор. Водоворот смыва подхватил лакомство и унес в атомизатор в нижней части биогенного составителя. Ну а ризотто он все–таки съест. — Ген 8 Тьюринг наверняка сумеет предложить нам достойное меню с низким уровнем выброса, — сказала Кандара. — Подождите, — вскинула руку Джессика. — Прибыл еще один корабль: «Освобождение от невежества». Ошеломленный Каллум застыл в идиотской позе — с полной вилкой перед открытым ртом. — К газовому гиганту? — Нет. В анклав. Только что прошел через врата. Я чувствую, как его мысли объединяются с полным сознанием. О черт! — Что? — вскинулся Юрий. — Они послали… они называют это флотом Улаживания. К Земле. «Освобождение от невежества» вернулся первым. С полным грузом. — С полным? Каллум знал, что она имеет в виду, но… — Коконов. — О господи, нет. Это же невозможно. Мы провели здесь всего… Ох. Верно. Замедленное время. Снаружи, должно быть, прошли годы. — Пара десятков лет, по меньшей мере, — сказала Кандара. — Больше, если учесть время полета по червоточине к Сол и обратно. Лет тридцать, пожалуй. — Мы не пробыли в анклаве и двух дней, — запротестовал Алик. Она насмешливо улыбнулась ему: — Очень медленное время. — Что произошло? — спросил Юрий. — Земля пала, — ответила Джессика. — Они послали тысячи кораблей Решения. Те взломали городские щиты. Окуклили всех оставшихся на планете. Миллиарды наших. Миллиарды! — А как насчет заселенных миров? — спросил Алик. — «Освобождение от невежества» чувствует печаль, некую незавершенность, — сообщила Джессика. — Наши терраформированные миры были практически пусты, когда прибыли оликсы. Хабитаты исхода воспользовались порталами, и оликсы не смогли обнаружить, куда все ушли. — Слава богу, — вздохнул Каллум. — Они это сделали. Разбрелись по галактике. Надежда еще есть. Он смахнул с глаз влагу, непонятно как там оказавшуюся. «Дети в безопасности. Черт, сейчас они уже старые; у внуков, наверное, есть уже свои дети. При таких темпах у нас не пройдет и недели, а они станут старше меня. И никогда не узнают, что я жив, что мы все сделали». — Все прошло лучше, чем я ожидал, — сказал Юрий. — Они выбрались — Эмилья и Зангари, даже, по–видимому, Соко. Они знают, что делать. Теперь у нас простая задача. — Простая? — взметнулся Алик. — Сидеть и ждать, — пояснил Каллум. — И думать, как позвать человеческую армаду. Когда она придет. В ту ночь Каллум спал беспокойно. В своем коротком ярком сне он шел по вечернему Эдинбургу — в старые добрые времена. Он и его приятели направлялись к кому–то на квартиру, потому что пабы уже закрылись. Чистые мощеные улицы были скользкими от холодного дождя, льющегося с Шотландского нагорья. В лужах дрожали зыбкие полосы — отражения света фонарей и голограммных реклам. Затем огни погасли один за другим, оставив его одного, бредущего по каньону, стенами которого служили каменные здания с какими–то перекошенными боками. В меркнущем городе еще сохранилось немного света: витрины шашлычных, закусочных, бургерных, пиццерий и лапшичных. Заведения были набиты битком; грили и печи полыхали оранжевым цветом раскаленной лавы, бросая загадочные отсветы на нарисованные лица — лица, теряющие черты, медленно тающие, превращающиеся в овалы плоти. И жирный дым, поднимавшийся от обугливающейся еды, втягивали вытяжные вентиляторы. Потоки едкого смога захлестнули улицу, накрыли ее всепроникающей вонью.