– У тебя самый главный план – постараться сохранить разум во время оборота, – ответил он не поворачиваясь. – Не уверен, что получится, но попробуй. Просто думай об этом. Считай самовнушением. – Слушай, – протянула принцесса, – а ты не мог бы меня в медвежьей ипостаси сфотографировать? Мне страшно интересно, как я выгляжу… Кажется, он улыбнулся. – Ты выглядишь как меховая медвежонка. Если случится чудо и постоишь на месте несколько секунд – сфотографирую. Или во сне. Вот только там не разглядишь ничего – ты нос прячешь под лапу. Пол представила себя спящей и сама от себя умилилась. – А может, я вообще не обернусь сегодня? – она с сомнением посмотрела на луну. – Я ничего не чувствую. – Обернешься, – расстроил ее будущий муж. – Спать захочешь и обернешься. Не переживай, время еще есть. Сейчас поприветствуем гвардейскую часть, затем пообщаемся с журналистами и ужин. Мама очень хочет с тобой поговорить… – Надеюсь, подарки закончились, – пробурчала Полли, жмурясь от вспышек фотокамер – машина замедляла ход, выезжая мимо журналистов к основанию скалы, – а то после кольчуги, которую почему-то назвали свадебной ночнушкой, я теперь боюсь бермонтских обычаев. Железного нижнего белья, например, которое ты по традиции должен разгрызть в первую брачную ночь. Демьян засмеялся. – Оно меня не остановит, Пол. Я тебя вытащу из любых доспехов. – Уж надеюсь на это, – сказала она провоцирующим жарким шепотом – и он повернул голову, блеснул желтыми звериными глазами, и по спине сразу пробежал возбуждающий холодок. Тут же отвернулся – машина остановилась, – открыл дверь, вышел. Крики стали громче, и четвертая принцесса дома Рудлог поправила шубку, сделала несколько вздохов – что ни говори, а нервничала. Потом с улыбкой подала руку открывшему дверь уже с ее стороны Демьяну. Фотокамеры вспыхивали почти непрерывно, с нарастающим треском щелчков, люди гудели и орали, а принцесса несколько минут улыбалась, махала и кивала своим будущим подданным, заполонившим темную северную площадь, чувствуя, как щиплет щеки морозец, моргая от вспышек и света фонарей и ощущая крепкую и теплую ладонь короля Бермонта на своей руке. Гвардейские части выстроились во внешнем дворе замка, у высокой стены, за которой была пропасть – владения Демьяна возносились над городом метров на сто, не меньше. Поля, вспоминая, как кавалькада машин въезжала в огромные ворота у подножия скалы и нависающую над ними каменную громаду, с недоумением задавала себе вопрос: где была ее голова, когда она решилась карабкаться сюда? И ведь выбрала не эту сторону, где стена, и казармы, и склон более пологий, – нет, полезла сбоку, когда было темным-темно, чтобы никто не увидел, и преодолела и скальное основание, и всю стену замка до крыши. Решилась бы сейчас? «Если бы на кону стояло что-то такое же важное – решилась бы», – ответила Пол сама себе, слушая приветствие командного состава части. Солдаты стояли, вытянувшись по струнке, дружно орали: «Здравия желаем, ваше высочество», – она звонко выражала восхищение достойными воинами, придворные дамы замерзшей стайкой расположились у нее за спиной. Демьян при этом имел ну очень суровый вид. И не подумаешь, что совсем недавно в машине шутил с ней на пару. – А это что такое? – тихо спросила она у жениха, кивая за спины солдат – там в свете прожекторов виднелась длинная полоса каких-то бревен, мостиков, лестниц, переходящих в брусья, стен размером в три человеческих роста. – Полоса препятствий для тренировок, – ответил Бермонт, подавая Полине руку. – Пойдем, посмотришь. – Пойдем, – радостно шепнула Полли, – а то я задубела тут стоять. Как вам не холодно? – Мы легко переносим холод, – улыбнулся Демьян, – ты тоже привыкнешь. Они прошли мимо построившихся служивых – командиры отдали команду «вольно!», и мужчины, пропустив свиту, двинулись следом. Видимо, любопытство было берманам не чуждо. Дамы, остановившиеся неподалеку, сопели покрасневшими носами и аккуратно разглядывали офицеров, наблюдавших за происходящим с невозмутимыми лицами. Марья Васильевна едва заметно хмурилась. Впрочем, интуиция у нее всегда была на высоте. – И что, – громко спросила принцесса, пройдя вдоль полосы – сложность впечатляла, – все могут ее преодолеть? На секунду в рядах военных возникло замешательство. – Кто давно служит – все, ваше высочество, – звучно ответил знакомый ей по помолвке подполковник Хиль Свенсен, – а новобранцев натаскиваем. – Это какую ловкость и силу надо иметь, – восхищенно сказала четвертая Рудлог. Солдаты польщенно заулыбались. А Поля все разглядывала чудовищное сооружение, и руки так и чесались. Она посмотрела на Демьяна, вздохнула. Надо успокоиться и не делать глупостей. Но рот сам открылся – и она почти услышала, как за ее спиной статс-дама Сенина заскрипела зубами. – Я бы хотела попробовать. Он улыбнулся едва заметно, оглядел свою невесту с ног до головы – изящная светлая шубка, сапожки с каблуком. – Подполковник, – позвал король, – у нас найдется комплект формы на ее высочество? – Найдется, – отозвался Свенсен с недоумением, – как не найтись… – Ваше высочество, – возмущенно бурчала Сенина, пока Полина переодевалась в теплой казарменной раздевалке, – простите меня, но это очень опрометчиво. Холодно, темно, скользко… А если вы поранитесь? Я уж не говорю о нарушении протокола… да и не пристало принцессе Рудлог вставать на один уровень с солдатами, служить им для потехи… – Марья Васильевна, знаю, все знаю, – Полли упрямо шнуровала ботинки. – Вы правы, а я нет. Сама в ужасе. Мне очень стыдно, правда. Но что сделаешь, я столько лет провела без вашего чуткого руководства, одичала. Придется вам надо мной еще поработать. С вашими талантами я стану самой воспитанной королевой на Туре. А сейчас, – она надела узкую армейскую куртку, – будем считать, что я так завоевываю их любовь. Главное – не опозориться. Статс-дама Марья Васильевна Сенина Король Демьян невозмутимо ожидал невесту, солдаты тихо переговаривались, дамы переминались с ноги на ногу уже не стесняясь, сопели жалобно, шептались и постукивали каблучками по брусчатке. – Не самая лучшая идея, ваше величество, – тихо сказал подошедший Свенсен. – Покалечится ведь. – Тут маты; максимум ушибется. А по поводу идеи… Женишься, – так же тихо и не меняя выражения лица ответил Демьян, – тогда и будешь решать, как свою жену воспитывать. А я Полину знаю с детства. Она совсем не похожа на наших женщин. Поверь, куда лучше, если она сейчас, под присмотром, сбросит энергию. Иначе потом решит потренироваться тайком или еще что-нибудь натворит. – Такое ощущение, что ты в жены стихийное бедствие берешь, – с сомнением заметил подполковник Хиль. – Рудлоги все такие. А в Полли даже по сравнению с сестрами очень много жизни, – спокойно ответил другу Демьян. Никто другой не посмел бы обсуждать это с ним, но Свенсен всегда был на особом положении. Солдаты зашумели встревоженно и напряженно: со стороны казарм шла Полина – в теплой военной форме, перчатках, черной шапочке, тяжелых теплых ботинках и с волосами, завязанными в хвост. Сияющая, кивающая на гулкие пожелания удачи от вояк, улыбающаяся ему – и Демьян усмехнулся в ответ. Ну точно ребенок, получивший неожиданный подарок. За ней величественно вышагивала статс-дама, шикарная, как королева, – особенно контрастно она смотрелась на фоне Полины. – Подполковник проведет тебе инструктаж, – сказал Демьян подошедшей невесте. – Одна попытка, Пол. Потом – к журналистам. – Одной достаточно, – радостно произнесла принцесса. Кажется, она едва сдерживалась, чтобы не прыгнуть на него с объятьями. И в глазах была такая благодарность – за то, что понимал ее, не высмеял, несмотря на неподобающую просьбу, не отчитал, – что в груди у него разлилось тепло. Он не ошибся с выбором. Полина Рудлог заражала его своей восторженностью. Бермонт за всю жизнь столько не смеялся, сколько с ней. И безрассудств столько не совершал. Полли внимательно слушала подполковника, кидала оценивающие взгляды на стартовую дорожку. Кивнула сосредоточенно, дождалась команды и побежала. Домчалась до наклонной перекладины, легко взбежала по ней, прошла в двух метрах над землей – дамы ахали, солдаты сдержанно гудели – и прыгнула, повиснув на первой стенке. Подтянулась, встала, балансируя, расставив руки – и снова прыгнула и пошла руками по перекладинам горизонтальной лестницы так легко, будто на ногах стояла. Гул становился громче, одобрительней, этикет был забыт: дамы попискивали, мужчины на особо опасных местах хлопали себя по бедрам, ругались приглушенно. А Полина бежала вперед в свете прожекторов, карабкалась вверх по высоким каменным стенкам с едва заметными выемками, пробегала по качающимся бревнам, проползала по матам под брусьями, цеплялась за кольца, раскачивалась на них и перепрыгивала дальше. – А хороший урок для новобранцев, – тихо заметил Свенсен, – теперь буду три шкуры драть. Чтоб женщина смогла, а они нет? Демьян не ответил – наблюдал за невестой. Полли замерла перед длинным круглым бревном – ступи, и начнет вращаться, – крутанула его носком ноги, подождала, пока остановится, раскинула руки, как крылья, и побежала, ловко, быстро переступая ногами. До конца полосы оставалось несколько метров, когда она вдруг запнулась, махнула руками, пытаясь удержать равновесие, и полетела вниз. Толпа выдохнула с ужасом. Демьян быстро направился к ней, но Поля уже сама вставала. Приняла его руку, улыбнулась счастливо. – Надо будет повторить, – сказала она шепотом. – Специально ведь упала, – строго произнес он. – Ага, – ничуть не смутившись, призналась принцесса. – Не хотела никого обижать. А то мужчины обидчивые бывают. Еще скажут, что приехала, унизила военных. – Не скажут, – пообещал Демьян. – Они теперь у тебя из рук есть готовы, – он кивнул на аплодирующих солдат и взволнованных дам, прижимающих ладони к груди. Одна Сенина стояла невозмутимо, как титан среди волнующихся людишек. – Хороший ты дипломат, заноза моя. Хоть и несколько экстравагантные способы выбираешь для завоевания любви. – Но ведь работает, – смешливо отозвалась Пол. – С тобой так точно сработало. Весь последующий вечер Полина была расслабленной и элегантной – в длинном платье красного цвета и очень скромного покроя, со своими светлыми волосами, она произвела ошеломляющее впечатление. Охотно отвечала на вопросы журналистов, которые к концу конференции уже готовы были на руках ее носить. Любезно и очень мило знакомилась с берманской знатью перед ужином, поддерживала разговоры, одаривала новых знакомых тонкими комплиментами. Она будто играла в сдержанную и воспитанную невесту короля Бермонта, и игра эта приносила ей удовольствие. Как и легкие, незаметные прикосновения к жениху, язвинки и поддразнивания, когда никто не слышит, провокационные взгляды. Демьян иногда едва заметно и строго качал головой, и Поля делала невинное лицо, опускала глаза, всем видом говоря: «Видишь, какая я могу быть? Вот такая я скромница». Бермонт делал вид, что верит. На публике он был сухим и сдержанным, совсем не улыбчивым, и тем интереснее было дразнить его. Придворные дамы цвели в окружении мужчин в парадных мундирах, статс-дама Марья Васильевна строго следила за всеми, как воспитательница детского сада. И во взглядах, которые она бросала на принцессу, не было больше укоризны – только почти материнское одобрение. К ночи Поля начала беспокоиться. Дыхание учащалось, тело становилось горячее, чувствительнее, и хотелось двигаться, чтобы избавиться от чувства тревоги, выйти на улицу, на воздух, на свободу. И слух становился острее, и зрение будто фокусировалось, предметы стали четче, объемнее, но теряли цветность. И запахи… она еле дождалась конца ужина, потому что стала ощущать в воздухе и резкий привкус духов присутствующих дам, хотя до этого они были незаметны, и человеческого пота, и приправ в еде. И тяжелые звериные волны от присутствующих берманов, и щекочущий все тело, возбуждающий запах Демьяна. Очень мужской, очень вкусный – хотелось урчать и прижиматься к нему. Он поглядывал на нее с некоторым беспокойством, и Поля успокаивающе гладила его по руке под столом: продержусь, не спеши. И продержалась: успела еще принять душ, строго приказать заступившей на дежурство Марье Васильевне, чтобы ее не беспокоила, если только не услышит грохот, нырнуть голышом в кровать – одежда раздражала – и дождаться Демьяна, старательно противясь сну. Бермонт пришел тихо, лег рядом с ней, не раздеваясь, обхватил руками и прижал к себе. – Есть надежда, что ты обернешься во сне, – шепотом сказал он, – и не будешь безобразничать. – Зато я сейчас могу побезобразничать, – проурчала Пол и потерлась об него. – Обалдеть, как ты пахнешь. Оторваться не могу, – она застонала тихонько, лизнула его в шею, еще раз и еще. – Обалдеть что такое. Голову сносит. Поцеловала, царапая ему плечо под футболкой. Телу было горячо и тягостно, и она сжимала ноги и постанывала, а мужчина лежал, не шевелясь и не отвечая, только стискивал ее крепче и дышал тяжело, размеренно. Вот тут она и оторвалась. И терлась об него, и урчала тихонько ему в ладонь – Демьян закрыл ей рот, чтобы не услышала бдительная дежурная, – и вздыхала, и целовала пальцы, и заглядывала в глаза, выгибаясь. Залезла ладонью под футболку, прижалась тесно-тесно, наглаживая широкую спину в свое удовольствие – он только порыкивал: хватит! – скользнула пальцами ниже, под штаны, но рука тут же была перехвачена, а сама Полина – зафиксирована, прижата спиной к кровати. – Поля, – тяжело и почти умоляюще сказал Бермонт, нависая над ней, – я едва сдерживаюсь. Полюш. Потерпи. Зря я пришел. Она вздохнула – вдруг стало его очень жалко. Закрыла глаза, сжала зубы. Демьян лег рядом, на живот, обхватив невесту за талию и прижимая ее руки к кровати. Закинул на нее тяжелую ногу, поцеловал в плечо. – Я тебя неделю после свадьбы из спальни не буду выпускать, – проворчал он глухо. – А то и месяц. Измучила меня. И без тебя не могу, и с тобой пытка. Пол улыбнулась, дыша размеренно, вдыхая его запах. «Неделя» звучало чудесно. И немного страшно. Мужское тело рядом грело, тяжелая рука на животе успокаивала. И она, сдерживаясь, чтобы снова не начать ерзать, потихоньку расслаблялась и засыпала. И, конечно, не заметила, как мягко произошел оборот и как растянулась она на простыне уже мохнатым медвежонком, уткнувшимся носом в грудь своему жениху. Демьян Бермонт проснулся рано утром, когда за окном еще не рассвело. Ему было жарко – и было от чего. Мохнатая принцесса залезла под одеялом ему на живот, перевесившись мордой вниз на манер тюленя, сползающего со льдины, и ухитрилась забросить заднюю лапу на плечо так, что шерсть лезла в нос, а коготки царапали щеку. Он полежал еще немного, подышал сладковатым, почти щенячьим запахом, затем аккуратно перевернулся на бок – меховая попа с широкими лапами соскользнула с него, как с горки, с мягким шлепком. – Ряу! – недовольно и басовито вякнула Пол, поелозила немного и заскулила, не найдя свою большую грелку. Поползла, не просыпаясь, до его подушки и свернулась у нее клубочком, засунув нос под лапу. Демьян наклонился, аккуратно погладил невесту по наеденной толстенькой холке и пошел к потайной двери в гардеробную. Дела не могли ждать.