— А кто назовет все города-герои СССР?! А?! А я назову: Москва, Ленинград, Сталинград, Севастополь, Одесса, Керчь, Киев, Минск, Смоленск, Тула, Мурманск, Витебск и крепость-герой Брест! Виталию Петровичу рассказали, что капитан сорвал аплодисменты, чуть ли не овации… Ильюхин только помотал тяжелой с похмелья головой. Продолжая вспоминать дурацкий пьяный сон, где среди прочей ерунды привиделся ему здоровенный попугай, оравший голосом Крылова: «Пиастры, пи-астр-ры! На рею его!», полковник подумал, к чему бы мог быть этот сон, и сам улыбнулся своей неожиданно суеверной мысли. Виталий Петрович был прагматиком, убежденным в том, что все необычные события на самом деле случаются нежданно-негаданно, но люди потом норовят отыскать в своей памяти какие-то якобы предуведомлявшие эти события «знаки». Зачастую этих «знаков» не было и в помине, а их все равно находят. За этими философскими размышлениями и застал его звонок начальника СКМ[35]: — Петрович, ты как? — Нормально, Владислав Юрьевич. — Зайди ко мне срочненько. Тема одна есть. Зайдя в кабинет начальника СКМ, Ильюхин сразу же обратил внимание на здоровый цвет лица шефа. «Умеет же пить человек! Всегда пышет здоровьем», — хмыкнул про себя Виталий Петрович и поздоровался еще с двумя находившимися в кабинете мужчинами. Оба они были полковниками, и оба москвичами, фамилии свои произносили как-то неразборчиво, но по разным причинам. Глянув в лицо первому, Ильюхин подумал: «Этот только что с поезда и, судя по всему, вчера не пил. А раз не пил 10 ноября — значит, та еще штучка!» Второй же был явно в доску свой, так как старался изо всех сил держать голову ровно, но она все равно как-то раскачивалась в самостоятельном режиме. Глаза у него были тяжелыми и с белой поволокой. Побрит второй гость был рьяно, но с порезами. «Этот наш и плохо понимает, где он и зачем. Предпоследний тост был, судя по всему, тридцатым». Виталий Петрович тактично постарался скрыть улыбку. Все расселись вокруг большого стола. Начальник СКМ еще раз представил всех друг другу, делая акцент на занимаемые должности. Первый полковник-москвич оказался не откуда-нибудь, а из аналитической разведки, что Ильюхина совсем не удивило, — внешность и манеры соответствовали. Тем не менее мужиком он оказался толковым, больше молчал, а когда говорил, то словно читал вслух абзацы из передовицы «Известий» за 1968 год. Лицо его не выражало никаких эмоций, а спину он держал абсолютно ровно, как офицер на коронации августейшей особы. Невменяемый же полковник оказался начальником отдела по борьбе с лидерами организованной преступности из ГУБОПа, а раньше он лет двадцать отслужил в МУРе. Начальник СКМ вздохнул, покосился на гостей и начал совещание, сразу обозначив тему, которую из всех присутствовавших не знал один лишь Ильюхин. Виталию Петровичу даже показалось сначала, что он ослышался с похмелья, потому что речь шла — ни много ни мало — о внедрении сотрудника в структуру Юнгерова. Виталию Петровичу, кажется, удалось удержать на лице выражение некой невозмутимости, хотя такого финта он, конечно, не ожидал. Полковнику враз вспомнился и дурацкий сон, и разговор с Крыловым, и собственные сомнения по поводу того — рассказывать или нет Петру Андреевичу о дурацкой попытке разработки Юнгерова… И вот — на тебе! Внедрение. Действительно, такое только с перепоя обсуждать, и то не со всякого перепоя, а с качественного ментовского перепоя после 10 ноября… нет, конечно, Ильюхин знал и когда-то читал некие секретные приказы о внедрениях, но эти грозные бумаги были для него не руководящим указанием, а интересными формулировками относительно того, как в теории надо бы работать. То есть он относился к ним положительно, но с юмором. Все внедрения в непосредственной рабочей практике Виталия Петровича сводились к тому, что боевого опера с интересной внешностью с кем-то знакомили, он несколько суток тусовался по каким-то кабакам и съемным хатам, потом на какой-нибудь «стрелке»-терке нескольких красавцев задерживали, а внедренный опер, лихо расталкивая своих коллег, «скрывался в ночи» и становился для следствия «неустановленным лицом, выяснить данные которого не представляется возможным». Все остальное Ильюхин воспринимал почти как журналистские статьи-байки с заголовками типа «Выстрел в гробу». Долгосрочные внедрения были для полковника такой же экзотикой, как вербовка живущего в Гонконге вьетнамца, который что-то слышал про киевскую наркомафию. Вот об этом обо всем и думал Ильюхин во время вступительного и несколько нервного монолога начальника СКМ. Когда Виталию Петровичу пришло в голову сравнение с вьетнамцем, он невольно чуть улыбнулся, но это легкое движение губ (скорее, даже намек на движение) не ускользнуло от полковника из аналитической разведки: — Наше предложение кажется вам наивным? — Я не могу судить о механизме до тех пор, пока не увижу чертежи, — спокойно ответил Ильюхин. — На словах все всегда складно. Но я плаваю на той глубине, на которой плаваю… Поэтому позвольте высказать убеждение, подтвержденное практикой: ни одно мероприятие не проходит так, как его запланировали. И это — не от разгильдяйства. Знаете, математики говорят: дайте, дескать, нам все данные, и мы предскажем будущее. Верю. Но они просят ВСЕ данные, а это — невозможно. Чем сложнее дело, тем непредсказуемее результат. Но все равно работать — лучше, чем рассуждать о невозможности осуществления задуманного. Полковник из ГУБОПа ни хрена не понял, облизал пересохшие губы и буквально взмолился: — Братцы, давайте принципиально все обсудим, а мелочами пусть займутся юристы…[36] Начальник СКМ и аналитическая разведка странно покосились на него, и губоповец сообразил, что ляпнул лишнее, дав своей фразой понять, что он часто принимает участие в неформальных коммерческих терках. Губоповец «догнал» свою «оговорочку по Фрейду», заткнулся и с глубоким вздохом продолжил мечтать об огромной запотевшей кружке с золотистым пивом… Начальник СКМ кашлянул и обратился к Ильюхину: — Все, что я тебе, Виталий Петрович, сейчас скажу… Представитель аналитической разведки повел плечами, и начальник СКМ тут же поправился, перейдя с «ты» на «вы»: — Все, что мы вам, товарищ Ильюхин, расскажем, — секрет не наш. Поэтому воспринимать это надо как повод для дальнейшего обсуждения и причину к исполнению. — Неукоснительному! — снова вклинился ГУБОП, снова все понял и снова заткнулся. — Так вот, — чуть поджал губы начальник СКМ, — есть мнение… Он перевел взгляд в потолок, чтобы не натыкаться глазами на харю губоповца, и подумал с тоской: «Блядь, сказал же перед 10-м, чтобы протерли люстры!» Еле слышно вздохнув, он продолжил: — …И не только мнение, но и соответствующие письменные… э-э-э… документы, обязывающие нас провести мероприятие по внедрению одного из наших опушников[37] в ОПС[38] Юнгерова… На этой старопартийной ноте начальник СКМ выдохся. Ему хотелось говорить простым человеческим языком, то есть матом, иногда вставляя междометия. «Интересно, — удивился про себя Ильюхин. — На хрен тут я со своим уголовным розыском и почему на совещании не присутствует начальник ОПУ или его зам? Мутка[39] какая-то… с этим внедрением…» Шеф словно прочитал его мысли: — Вас, Виталий Петрович, мы пригласили для того, чтобы в дальнейшем обязать… э-э-э… поработать с выбранным кандидатом и обсудить возможные направления обеспечивающих мероприятий. То есть прикрытия и мероприятий отвлекающего характера. В силу… э-э-э… определенных обстоятельств мы должны учитывать риск… э-э-э… возможного ухода информации. Я пока даже с начальником нашего ОПУ не беседовал. Вы понимаете? «Чего уж тут не понять? — подумал про себя Ильюхин. — На Крылова намекает… Все знают, что у него позиции в нашем ОПУ очень хорошие… Интересно, а москвичи знают про Крылова и Юнгерова?» Вслух же он сказал следующее: — Владислав Юрьевич, я принципиально понял. Разрешите мнение от имени, так сказать, юристов? Это был камушек в огород губоповца, но тот его, естественно, не заметил. — Прошу вас, — выдохнул облегченно начальник СКМ, знавший, как Ильюхин умеет говорить, — дипломатично и в то же время по делу. — Давайте сначала определимся в терминологии. — Виталий Петрович глянул на полковника из аналитической разведки. — Я так понимаю, что руководство в министерстве считает, что Юнгеров и ОПС — это одно и то же. У нас несколько иные данные, чуть современнее. У Юнгерова не ОПС, а то, что еще не имеет юридической оценки. Я бы назвал это легализированным кланом, конечно условно. Это не дает оснований сомневаться в целесообразности предложенного мероприятия. Но мне представляется, что выбор сотрудника из рядов ОПУ несколько… неубедителен. Хотя, конечно, мое мнение несколько противоречит соответствующим пунктам известного всем нам приказа. Почему я так считаю? Потому что, как я понимаю, внедрять необходимо не на периферийное направление, условно говоря «кладовщиком», а на передовой участок… так? — Все верно, — разлепил на секунду губы представитель аналитической разведки, и в этот момент Виталий Петрович вспомнил, что однажды в Москве на большом совещании в министерстве этого человека ему показывал старый товарищ, перебравшийся в столицу. Показал и шепнул, что этот полковник — не просто серьезный офицер из центрального аппарата, а, как бы это сказать, — вельможа. Особа, неформально приближенная к группе серьезных товарищей из самой верхушки руководства страны. И очень часто этот вельможа, как поговаривают, выполняет и курирует выполнение разных деликатных и даже неформальных мероприятий. Реальная власть, которой обладал этот человек, была намного выше возможностей простого полковника из центрального аппарата — пусть даже и из аналитической разведки… — Так вот, — продолжил Ильюхин, — ни на йоту не сомневаясь в соответствующей квалификации сотрудников ОПУ, тем более самых проверенных и лучших, хотелось бы отметить, что их стереотип поведения не подходит для тесного контакта с выбранной системой координат. Если говорить проще — опушник может фиксировать. Наблюдать. Это у них в крови. Опушник — не лидер, потому что подсознательно старается не высовываться, опушник сливается с ландшафтом. — Нос в пыли и в жопе ветка — впереди ползет разведка! — хохотнул похмельный губоповец, натолкнулся на взгляд своего сановного земляка и снова поскучнел. — Именно так, — светски улыбнулся Виталий Петрович. — А чтобы хоть что-то узнать, необходимо попасть в верхнюю треть пирамиды Юнгерова. Быстро это может сделать только свой по менталитету. Относительно быстро, конечно. — Свой по менталитету? — заломила бровь аналитическая разведка. — А где такого взять? У нас бандиты не работают! — Совершенно справедливо, — немедленно согласился Ильюхин. — Я плохо сформулировал: только опера, знающие, как устроена жизнь, в том числе (не побоюсь этого термина) и в ОПС, подходят для этого задания. — Так у них вроде другая работа? — В тоне вельможного полковника еще оставалась настороженность, но уже неагрессивная. — Разумеется, — кивнул Виталий Петрович. — Поэтому после соответствующего отбора кандидата его необходимо будет официально уволить из органов. — Под залегендированным предлогом? — задумчиво уточнил разведчик-аналитик. — Ясен перец! — обрадовался непонятно чему губоповец. Москвичи переглянулись, и строгий полковник медленно этак кивнул. Природа его такого вроде бы неожиданно быстрого согласия была абсолютно понятна Ильюхину: при предложенном раскладе и большая доля ответственности, и ворох бумаг уходили из епархии разведки. Причем — и это будет отмечено отдельно — не Москва и предложила такой вариант. В высоких сферах и серьезных ведомствах каждое подразделение играет в свой футбол и по своим правилам. Все классно: если что-то, непонятно пока что, удастся, то будет Ильюхин в огромном московском кабинете сидеть с краешку длиннющего стола, за которым свободных мест не останется. А если все сорвется, то в том же огромном кабинете Ильюхин будет не сидеть, а стоять, но уже в полном одиночестве. Известное дело, у победы всегда много отцов, а поражение, как правило, остается сиротой. Все это Виталий Петрович уже проходил, причем неоднократно. «Банкет» будет за счет государства. Но с его персональной ответственностью за перебитую посуду. Нет, конечно, все помогут чем могут, однако москвичи будут ласково отвечать из столицы: «Тебе на месте виднее — ты и принимай решение». Ильюхин часто досадовал на свою манеру «бежать впереди паровоза», но такова уж была его природа — он любил свою работу и старался делать ее честно. — Да, под залегендированным предлогом, — в очередной раз согласился Виталий Петрович. — При этом сотрудник должен быть молодым, а значит, современным. Я со своими сединами, например, могу быть внедренным только в службу безопасности банка. Вы меня понимаете? — Угу, — откликнулся полковник из ГУБОПа, хотя вопрос вообще-то адресовался не ему. Начальник СКМ не выдержал и тихонечко хрюкнул, потому что сам губоповец выглядел так, будто прямо сейчас готов идти к немцам в тыл, и такой пошел бы, забыв вынуть ромбики из петлиц[40]. Аналитическая разведка никак не прореагировала, и Ильюхин продолжил развивать свою мысль: — В таком тесном кругу я могу сказать и кое-что крамольное: оперативник и жулик — это две стороны одной монеты. Не два сапога — пара, а колечко, но друг друга они чуют. Они больше свои друг другу, чем все прочие на этой земле. — Терпила — хуже мента! — поддержал питерского коллегу блатной поговоркой губоповец. — Где-то так, — кивнул Виталий Петрович. — Я приведу непопулярный, может быть, пример: не так давно в Таджикистане шла гражданская война. Некие «юрчики» убивали «вовчиков» и наоборот. «Вовчики» выдвинули тему демоисламизма, а «юрчики» лозунг «Нет исламу, наша Родина — СССР». Кстати, люди об этом знают мало, у нас об этом писал журналист Обнорский, да и то только потому, что, как бывший офицер и востоковед, шарит… простите, разбирается в предмете. Я отвлекся. Так вот: «юрчики» — это была спайка уголовников и сотрудников МВД. Их лидер отсидел 23 года. Внешне для нас это выглядит, наверное, очень странно. Но если знать жизнь и Восток — то очень даже естественно. — И кто победил? — заинтересовался ГУБОП. — «Юрчики». Они Эмомали Рахмонова и поставили. — Да-а, — сказал с непонятной интонацией полковник из аналитической разведки. Воцарилась некая философская пауза. — И что ты предлагаешь? — начальник СКМ вновь по-свойски перешел на «ты». Ильюхин пожал плечами: — Я предлагаю осуществить выбор из своих… то есть из оперов уголовного розыска. Еще раз озвучу критерии: молодой, энергичный, современный, любящий дело, лучше — уже побывавший в переплетах. Кстати, из-за переплетов его и можно залегендированно уволить. — Стремящийся[41], короче, — снова обнаружил себя ГУБОП. — Не против, главное — к чему, — подкорректировал блатную лексику бывшего муровца Виталий Петрович. — В принципе я согласен с товарищем Ильюхиным, — сказал начальник аналитической разведки и обозначил телом некое движение, которое начальник СКМ уловил и встал, показывая, что предварительное совещание закончилось: — Петрович, ты подготовь мне свое мнение по кандидатурам, но уже — конкретно… Начальник СКМ был рад возможности как можно быстрее спровадить москвичей из центрального аппарата, так как минувшей ночью в ходе празднования Дня милиции один сотрудник случайно, по пьянке, выстрелил из табельного оружия в живот другому. «Хрен замнем, хрен замнем!» — вертелось в голове у Владислава Юрьевича. — Я доложу своему руководству, — тихо проинформировал полковник-сановник, подводя окончательный итог странной беседе, которую и совещанием-то можно было назвать с трудом. И тут Ильюхина словно черт за язык дернул: — Разрешите вопрос? Аналитик медленно повел глазами: — Слушаю. — Простите, если вопрос не по существу… Но… Почему именно Юнгерова? Он же не самая большая дрянь… Отсидел… Начальник СКМ аж губу закусил. На щеках начальника аналитической разведки проступили два маленьких розовых пятнышка: — Удивлен… А кто вам сказал, что именно Юнгерова? Что одного только Юнгерова? Это мы с вами только о Юнгерове говорим. А с другими сотрудниками будем говорить о других… бандитах. Вы, товарищ полковник, как-то странно рассуждаете: отсидел, не отсидел… Какая разница! Эти люди неправедным путем нажили богатства, украли у народа, а сейчас чувствуют себя в безопасности. Пусть чувствуют. Это только нам на руку. Я ответил на ваш вопрос? — Так точно! — отчеканил Ильюхин, ругая себя за длинный язык. Внезапно наэлектризовавшуюся атмосферу так же внезапно разрядил ничего не понявший губоповец: — Слушайте, а буфет у вас в управе есть? Начальник СКМ шумно и с хлопотанием потащил москвичей харчеваться-опохмеляться, а Виталий Петрович, приобретя закономерный геморрой за свою же инициативу, направился к своему кабинету. По ходу движения он разглядывал лица сотрудников, шаставших по коридору с явными признаками «синдрома тревоги». Некоторые даже чуть ли не за стенки держались.