— И вот поэтому, Малышка, я люблю тебя. — Я тоже вас люблю. Даже если вы будете пытать меня, заставлять ждать и умолять вас, сэр. — Но всегда ли будешь? — спросил он, его голос внезапно стал серьезным и мрачным. Она прикоснулась к ошейнику вокруг ее шеи. Она почти о нем забыла. Менее чем через час он уже казался частью ее, второй кожей. — Я буду любить вас вечно. Я буду ждать вас столько, сколько должна, сэр. — Что, если я заставлю ждать тебя еще один год? — Буду ждать. — Еще два года? — Подожду. — Что, если ты найдешь кого-то другого? — Не интересно, — пообещала она. — Если вы не можете заниматься сексом без боли, я тоже не хочу. И я никого не хочу, кроме вас. — Ты уверена? Она положила голову ему на грудь. — Полностью, — ответила она на полном серьезе. Кроме Сорена для нее не существовало других мужчин, ни сейчас, ни когда-либо. — Вы действительно думаете, что какой-то парень попытается украсть меня у вас? Нелепая идея. Если она отказала Кингсли на заднем сидении «Роллс-Ройс»а, кому еще удастся уговорить ее уйти от Сорена? Никому, вот кому. — Элеонор, — обратился Сорен, целуя ее в лоб. — Я более чем уверен в этом. Глава 27 Элеонор — Скрещенье тропинок в осеннем лесу, Когда б раздвоился, я... Пошел по заброшенной. Может быть, зря… Но это все прочее определило. Доктор Эдвардс с печальным вздохом закрыла книгу, а Элеонор поборола желание удариться головой о стену. Второкурсники факультета английской литературы, а они читают то же самое стихотворение, что и в школе? Разве нет миллиарда других стихотворений для анализа, кроме «Неизбранной дороги», которое все помнили со школы? — Первые мысли о стихотворении? — спросила доктор Эдвардс. Девушка в первом ряду подняла руку, Рейчел Как-там-ее. — Мне нравится это стихотворение, — ответила она. — Оно о том, как выбрать путь, который другие люди не выбрали бы. Быть лидером, а не последователем. Элеонор ощутила, как упал ее IQ. — Очень хорошо. Кто-нибудь еще? Первокурсник поднял руку и как попугай повторил ту же мысль. Парень ходит по лесу. Видит два пути. Он выбирает тот, который выбрали бы немногие, и это делает его героем, бла-бла-бла. Элеонор мысленно взяла бейсбольную биту и ударила ею по затылку первокурсника. — Замечательные мысли. Другие впечатления? — М-да, — подала голос Элеонор. — Вы все просто идиоты. В аудитории воцарилась тишина. Темные глаза доктора Эдвардс округлились. Она вздернула подбородок и смерила Элеонор взглядом. — У вас должен быть очень хороший аргумент, чтобы поддержать такое заявление. — У меня отличный аргумент. Прочтите стих. — Я прочитала стих, и я согласна с ними. — Тогда у человечества нет шансов. — Элеонор откинулась на спинку стула и тяжело выдохнула. В девятнадцать она поняла, если она не находится в одной комнате с Сореном, Кингсли и Сэм, значит, можно считать, что ее окружают идиоты. — Элли, будьте добры поведать нам свою интерпретацию стихотворения? — Конечно. Почему нет? — Она подняла книгу и указала на строчку. — Кто-нибудь читал в этом стихотворении что-то, кроме последней строфы? Девятую и десятую строки: «Хотя для того, кто проходит по ней, отличия вряд ли уже различимы». Кто-нибудь еще, кроме меня, видел эту часть? Одна не была нехоженной. Обе дороги выбирали. — Тогда почему повествователь в последней строфе называет одну менее пройденной? — спросила доктор Эдвардс. — Это ты можешь объяснить? — Я могу, — мужской голос донесся с другого конца аудитории. Элеонор повернула голову и посмотрела на парня, который сидел в дальнем углу. Она видела его раньше, но никогда не обращала на него внимания. У него были черные волосы с ярко-красными прядями, кольцо в брови, черный лак на ногтях и татуировки на руках. — Ты можешь, Вайет? — поинтересовалась доктор Эдвардс. — Тогда поделись с нами. Приятно слышать твою речь. — Я поддерживаю Элли. Не могу держать язык за зубами, когда вокруг столько тупости. Вайет. Так вот как его зовут. Ему подходит. Странное имя. Странный парень. — Что, по твоему мнению, тут тупого? — Голос доктора Эдвардс казался менее раздраженным с Вайетом, чем с ней. Доктор Эдвардс всегда уделяла парням больше внимания, чем девушкам. Но в данном случае Элеонор не могла ее винить. Теперь, когда она смотрела на Вайета, то впервые заметила, насколько он привлекателен. Пирсинг, татуировки, торчащие волосы, как у панка, и он читал поэзию и называл людей тупыми прямо в лицо? Ее типаж. — Все очевидно. Стих состоит из двух частей. Первые четыре строфы о реальном событии. В пятой строфе автор говорит нам, как он будет рассказывать нам событие в будущем. И он ненадежный рассказчик. Как говорит Элли, в девятой и десятой строках он говорит, что дороги одинаковые. Но в последней строфе он говорит, что в будущем, когда рассказывает об этом моменте, он солжет и скажет, что одна из них менее проторенная, чем другая. Будучи молодым человеком, он сделал абсолютно произвольный выбор — левая или правая дорога — и в будущем он будет утверждать, что выбор был не случайным. Он придаст ему значение, которого не было в тот момент. Он не герой. Он старик, который врет молодому поколению. — Нет нехоженной дороги, — подхватила Элли. — Это выдумка, чтобы объяснить, почему мы идем направо, а не налево. Мы должны верить, что выбор, который мы сделали, был не зря, если хотим, чтобы наша жизнь имела смысл. Этот стих не вдохновляющий. Он жуткий и подавляющий. — Верно, — добавил Вайет. – Поэтому-то он мне и нравится. Элеонор обернулась и улыбнулась ему, произнося губами: «Спасибо». Он небрежно пожал плечами. Когда лекция, наконец, закончилась, Элеонор подняла рюкзак с пола и запихнула в него книгу. Она заметила, как перед ней остановились чьи-то ноги. Перед ее лицом появилась записка с ее именем. Она подняла голову и увидела Вайета. — Эта записка очень важная, — заявил он. — Меняющая жизнь. Прочти на свой страх и риск. — Вайет, ты странный. Ты знаешь об этом, верно? — Элли, должно быть, ты флиртуешь со мной? Мы впервые разговариваем, и я очень стеснительный, и девушки меня пугают. Скорее всего, я до сих пор девственник. Она вопросительно изогнула бровь. Она тренировалась перед зеркалом. — Скорее всего? Ты не знаешь, девственник ты или нет? — Я не спрашивал себя. Это очень личный вопрос, и я не знаю себя достаточно хорошо, чтобы затронуть эту тему. — Я открою записку сейчас. — Хотел бы я, чтобы ты передумала, — заметил Вайет. — Мне могут понадобиться доказательства в уголовном деле против тебя. — Принимается. Открывай. Она развернула листок. — Вайет, тут акула. Это рисунок акулы. — Она протянула записку. — Что? Тебе не нравятся акулы? Какой человек не любит акул? — Я не сказала, что они мне не нравятся. Только говорю, что не понимаю, почему ты дал мне рисунок акулы. — Меня попросила акула. — Почему акула попросила тебя дать мне рисунок? — Потому что она считает тебя красивой, яркой, и она хочет номер твоего телефона Элеонор уставилась на акулу. Она была изображена так, будто ее рисовала она сама. Она надеялась, что у Вайета не художественный профиль. Тем не менее, акула была милой с впечатляюще большими плавниками. Он даже пририсовал акуле красный ирокез.