Мои губы скривились, но я не могла заставить себя испытывать к ним жалость. — Как ты? — Лучше, чем ты, — ответила Джианна и закрыла глаза. — Мне жаль, что я набросилась на тебя вчера. Я бы вечность ненавидела себя, если бы это были последние слова, которые сказала тебе. Я покачала головой: — Все нормально. Она спрыгнула с кровати: — Мне лучше сказать Луке, что ты проснулась, не то он мне голову оторвет. Она ушла, и через несколько минут вошел Лука. Он остановился в дверном проеме с нечитаемым выражением лица, осмотрел меня пристальным взглядом, затем подошел к кровати и поцеловал меня в лоб. — Еще морфия? Плечо было словно в огне. — Да. Лука повернулся к тумбочке и взял шприц, приблизился ко мне и ввел иглу в изгиб руки. Закончив, он выбросил шприц в мусорное ведро, но руку не отпустил. Я переплела наши пальцы. — Мы потеряли кого-нибудь? — Нескольких. Чезаре и пару солдат, — ответил он и замолк. — И Умберто. — Знаю. Я видела, как его застрелили. Желудок яростно свело. Это все еще казалось нереальным. Мне следовало написать жене Умберто письмо, но для этого требовалась ясная голова. — Что имел в виду тот парень, Виталий, когда сказал, что ты взял то, что принадлежит ему? Губы Луки превратились в тонкую линию: — Мы перехватили одну из их поставок наркотиков. Но это сейчас не важно. — Что же тогда важно? — Что я почти тебя потерял. Я видел, как тебя подстрелили, — сказал Лука прерывающимся голосом, но выражение лица ничего не выдавало. — Тебе повезло, что пуля задела только плечо. Док говорит, что оно полностью заживет, и ты сможешь использовать руку как прежде. Я попыталась улыбнуться, но морфий делал меня вялой, и моргнула, чтобы не уснуть. Лука наклонился. — Никогда больше не делай этого. — О чем ты? — Не получай за меня пулю. ГЛАВА 18 Принятие душа стало для меня борьбой. Я должна была закрыть свои повязки водонепроницаемой тканью, что было основной трудностью, но ощущение теплой воды, смывающей кровь и пот, стоило того. Джианна, Лили и Фаби уехали меньше часа назад. Отец настоял, чтобы они уехали. Не то чтобы в Чикаго им было намного безопаснее, потому что Братва приближалась и к синдикату. По крайней мере, они остались со мной на день дольше, чем планировалось. Они развлекали меня, пока я лежала в кровати, в то время как Лука должен был позаботиться обо всем. Как Капо он не мог оставить своих солдат. Он должен был показать им, что у него был план действий. Я уже чувствовала себя намного лучше. Но, возможно, это было затяжным эффектом болеутоляющих, которые я приняла два часа назад. Я вышла из душа и неуклюже надела свои трусики. Я могла двигать обеими руками, но доктор сказал, что следует использовать левую руку как можно меньше. Надевать длинную ночную рубашку оказалось сложнее. Мне удалось натянуть одну лямку на травмированное плечо, пока возвращалась в спальню, где нашла Луку, сидящего на кровати. Он сразу встал. — Закончил с делами? — спросила я. Он кивнул. Лука подошел ко мне и натянул вторую лямку на место, затем подвел меня к кровати и заставил сесть. Нам не удавалось поговорить наедине после нашего первого разговора, а затем я была под воздействием морфия. — Я в порядке, — повторила я, потому что, судя по всему, ему необходимо было услышать это. Он ничего не говорил в течение долгого времени, прежде чем внезапно встал на колени передо мной и прижался лицом к моему животу. — Я мог потерять тебя два дня назад. Я задрожала: — Но ты не потерял. Он всмотрелся в меня: — Зачем ты сделала это? Зачем прикрыла меня от пули? — Неужели ты действительно не знаешь? — прошептала я. Он стал совсем неподвижным, но ничего не сказал. — Я люблю тебя, Лука, — я знала, что сказать такое вслух было рискованно, но пару дней назад я думала, что умру, так что это ни на что не влияло. Лука приблизил лицо к моему и обхватил ладонями мои щеки: — Ты любишь меня, — он произнёс это так, как будто я рассказала ему, что небеса были зелеными, или что Солнце вращалось вокруг Земли, или что огонь был холодным на ощупь. Как будто то, что я сказала, не имело смысла, словно это не вписывалось в его взгляд на мир. — Ты не должна любить меня, Ария. Я не тот, кого нужно любить. Люди боятся меня, они меня ненавидят, они меня уважают, они мной восхищаются, но они не любят меня. Я - убийца. Я умею убивать. Лучше, вероятно, чем что-либо еще, и я не сожалею об этом. Проклятье, иногда я даже этим наслаждаюсь. Это мужчина, которого ты хочешь любить? — Это не вопрос желания, Лука. Не похоже, что я могу прекратить любить тебя. Он кивнул, как будто это многое объясняло: — И ты ненавидишь то, что ты любишь меня. Я помню, ты говорила это прежде. — Нет. Уже нет. Я знаю, что ты нехороший человек. Я всегда знала это, и мне все равно. Понимаю, что следовало бы по-другому. Я знаю, что должна лежать с открытыми глазами ночью, ненавидя себя за то, что мне было хорошо с моим мужем, являющимся боссом одной из самых жестоких и самых смертоносных преступных организаций в Штатах. Но я этого не делаю. Кто я после этого? — я сделала паузу, уставившись на свои руки, руки, которые два дня назад держали оружие, на палец, который нажал на курок без колебания, без дерганья или дрожи. — И я убила человека, за что не чувствую сожаления. Ни капли. Я сделала бы это снова. — Я взглянула на Луку. — Кто я после этого, Лука? Я такая же убийца, как и ты. — Ты сделала то, что должна. Он заслужил смерть. — Никто из нас не заслуживает смерти. Мы, вероятно, заслуживаем ее больше, чем большинство. — Ты хорошая, Ария. Ты невинна. Я втянул тебя в это. — Не ты, Лука. Я родилась в этом мире. Я приняла решение остаться в этом мире. — Слова в день моей свадьбы всплыли в моей памяти - быть рожденным в нашем мире означает родиться с кровью на своих руках. С каждым вдохом мы принимаем грех, который глубже высекается на нашей коже. — У тебя нет выбора. Нет никакого способа избежать нашего мира. У тебя не было выбора и в браке со мной. Если бы ты позволила той пуле убить меня, то, по крайней мере, избежала бы нашего брака. — Есть немного хорошего в нашем мире, Лука, и, если находишь подобное, ты цепляешься за это изо всех своих сил. Ты - одно из хорошего в моей жизни. — Я не хороший, — сказал Лука почти отчаянно. — Ты не хороший человек, нет. Но ты хороший для меня. Я чувствую себя в безопасности в твоих руках. Я не знаю, почему, даже не знаю, почему я люблю тебя, но люблю, и это не изменится. Лука закрыл глаза, выглядя почти подавленным. — Любовь - риск в нашем мире и слабость, которую не может позволить себе Капо. — Я знаю, — сказала я, даже когда мое горло перехватило. Глаза Луки распахнулись, жесткие и пылающие от эмоций: — Но мне плевать, потому что любовь к тебе - единственная чистая вещь в моей жизни. Слезы наполнили до краев мои глаза: — Ты любишь меня? — Да, даже если я не должен. Если бы мои враги знали, сколько ты значишь для меня, они сделали бы все, чтобы дотянуться до тебя, причинить мне боль через тебя, управлять мной, угрожая тебе. Братва попробует еще раз, и другие тоже будут. Когда я стал мафиози, то поклялся поставить на первое место Семью, и я подтвердил ту же самую клятву, когда стал боссом боссов, даже при том, что знал, что солгал. Моим первым выбором всегда должна быть Семья. Я задержала дыхание не в силах произнести ни слова. Взгляд, которым он одарил меня, почти разломал меня на кусочки. — Но ты - мой первый выбор, Ария. Я сожгу мир дотла, если придется. Буду убивать, калечить и шантажировать. Я сделаю что угодно ради тебя. Возможно, любовь - риск, но это риск, который я готов взять на себя, и, как ты сказала, это не вопрос выбора. Я никогда не думал, что буду, никогда не думал, что могу так любить кого-то, но я влюбился в тебя. Я боролся с этим. Это первое сражение, которое я не возражал проиграть. Я обняла его, заплакав, но затем застонала от приступа боли в плече. Лука отступил. — Ты должна отдохнуть. Твое тело должно исцелиться. — Он заставил меня лечь, но я держалась за его руки. — Я не хочу отдыхать. Я хочу заняться с тобой любовью. Лука выглядел огорченным. — Я могу сделать тебе больно. Швы могут разойтись.