на шутку доктора.Молча, но решительно Инспектор Дхар повел джентльменов через линии разметки на поле для игры в гольф. Трое мужчин увидели с десяток стервятников, оперение которых напоминало кожу потертой куртки. Птицы неловко махали крыльями и подпрыгивали, испражняясь в районе девятой лунки. Головы грифов на длинных шеях то взмывали вверх над цветами бугенвиллей, то опускались вниз, а с кривых клювов капала яркая кровь.Мистер Баннерджи отказался идти дальше. Доктор Дарувалла остановился около флажка рядом с девятой лункой и ему стало плохо от исходящего от стервятников резкого гнилостного запаха. Только Инспектор Дхар устремился вперед, продираясь через кусты бугенвиллей и разгоняя грифов. Эти мрачные птицы взлетали в воздух от его шагов. Фарук подумал, что Дхар выглядит сейчас как настоящий полицейский инспектор, хотя даже не подозревает этого.Официант, освободивший потолочный вентилятор от вороны и этим спасший его, а затем безуспешно сражавшийся с непокорной супницей и половником, также последовал за ними. Он немного прошел по полю для гольфа, но повернул обратно в столовую после того, как Инспектор Дхар стал разгонять стервятников. Официант был из армии поклонников, смотревших каждый фильм с участием Инспектора Дхара да не по одному разу. Везде молодой актер в роли полицейского действовал в криминальной среде, в которой царили не только хулиганство, уголовщина, кровопролитие, но и страшная мафия Бомбея. Хотя в кино эти ужасы описывались в мельчайших подробностях, однако стая стервятников, разогнанных известным актером, и реальный труп вблизи девятой лунки на поле для гольфа привели молодого человека в сильное смятение. Он ретировался в клуб, где его отсутствие с неодобрением воспринял старший по возрасту коллега, мистер Сетна, взятый на работу благодаря протекции отца Фарука.— Инспектор Дхар на этот раз нашел настоящий труп! — сообщил молодой человек пожилому официанту.— Вы сегодня обслуживаете клиентов в Дамском саду. Убедительно прошу не покидать свой пост! — сказал в ответ Сетна.Пожилой официант не любил фильмов об Инспекторе Дхаре. Он вообще неодобрительно отзывался обо всех явлениях жизни. Подобную черту характера относили за счет его профессии в спортивном клубе, где он вел себя так, будто был облечен властью секретаря клуба Дакуорт. Мистер Сетна, как король, правил в столовой и в Дамском саду, недовольно сдвинув брови к переносице. Появился он в клубе Дакуорт задолго до того, как Инспектор Дхар стал членом клуба. До этого Сетна работал в клубе Рипон, куда принимали только этнических персов. В Рипоне хорошо ели и обменивались новостями, а спортивных занятий там и в помине не было.Дарувалла был членом и одного и другого клуба, поскольку оба они отвечали запросам его разносторонней натуры. Одновременно он являлся и членом клана Парси, и христианином, и жителем Бомбея и Торонто; был и хирургом-ортопедом, и собирателем крови карликов. Фарук не мог принадлежать только одному клубу.Но это был Фарук. А Сетну больше устраивал клуб Рипон, поскольку он не происходил из старой богатой семьи клана Парси. Тем не менее его вечное недовольство всем привело к увольнению с работы. К тому же старый официант просадил все свои деньги, что было тоже особенностью его характера, а сделать это было не просто, учитывая его богатые чаевые. Однако старик настолько презирал состоятельных индийцев и англичан, что разбазаривал деньги специально и с большим размахом. На бегах ипподрома Махалакшми он провел столько времени, сколько удается прожить не каждому нормальному человеку. И не доходы от бесчисленных пари, а только воспоминания о топоте лошадиных копыт остались у Сетны за те долгие годы, топот, который он с большим искусством выбивал длинными пальцами по серебряному подносу для обслуживания клиентов.Мистер Сетна приходился очень дальним родственником семье Гуздар, древнему богатому клану, нажившему состояние на строительстве военных кораблей по заказам английского военно-морского флота. Надо же было случиться, что некий молодой член клуба Рипон больно задел семейную гордость Сетны — суровый официант услышал слова, компрометирующие честь молодой леди Гуздар, приходившейся ему кузиной. Хотя эта дама и ходила по многим рукам, дело не ограничивалось вульгарной шуткой, развеселившей юнцов-безбожников, не признававших религии клана Пар-си. Пошлое высказывание компрометировало и космическое взаимодействие между Спента-Майнью — духом добра и духом зла Ангро-Мейнью. Богохульники сказали, что в случае с кузиной мистера Сетны речь может идти о духе секса.У молодого денди, произносившего такие гадкие слова, на голове был парик, к которому официант также относился с неодобрением, видя в этом тщетную попытку скрыть человеческое естество. В результате всего перечисленного мистер Сетна вылил горячий чай на голову джентльмена, из-за чего тот вскочил и сорвал с себя парик, заблестев лысиной перед изумленными компаньонами по ленчу.Подобный поступок, хотя и расцененный положительно большинством членов клана Парси как из старых богатых семей, так и из семей новых богачей, в клубе был квалифицирован как неподходящее для официанта поведение. Основанием для увольнения явилась формулировка «грубое нападение с применением горячего чая». Тем не менее Сетна получил наилестнейшую рекомендацию для приема на работу от отца доктора Даруваллы. Похвала старшего Даруваллы дорого стоила — официанта сразу же наняли в клуб Дакуорт, поскольку отец Фарука расценивал эпизод с чаем как героический поступок. Сетна был прав, защищая честь девушки, о которой плохо отзывались. Официант проявил такую фанатическую преданность религии Зороастра, что потрясенный этим отец Фарука изображал его окружающим людям как могучего великана клана Парси, несущего на своих плечах всю Персию.Для каждого члена клуба Дакуорт, когда-либо ловившего на себе неодобрительный взгляд старшего официанта либо в столовой, либо в Дамском саду, старик Сетна был человеком, способным вылить горячий чай на любую голову. Природа наградила его высоким, неестественно тонким телом, будто он вообще не одобрял принятия пищи. Судя по его презрительно скрюченному носу, он не воспринимал и окружающих запахов. Еще одной особенностью Сетны была белая кожа, как у всех этнических персов, более светлых, чем индусы, что давало основание предполагать, будто старый официант — расист и неодобрительно относится к людям с другим цветом кожи.Сетна с неудовольствием смотрел на людей, мечущихся по полю для игры в гольф. Он со своими тонкими, плотно сжатыми губами, узким подбородком и козлиной бородкой не одобрял занятия спортом. Он не любил, когда спортивные упражнения смешивали с более почтенными занятиями, среди которых главными считал принятие пищи и яростные споры.На поле для гольфа творилось сущее безобразие. Из раздевалок выбегали полуодетые мужчины. Официанту казалось, что в таком виде они почти так же неприличны, как и в своей спортивной форме. Истинный член клана Парси, мистер Сетна уважал закон и порядок. Столь серьезное явление, как смерть, в его сознании совершенно не сочеталось с таким тривиальным явлением, как поле для гольфа. Умереть на поле для гольфа безнравственно. Его, последователя Зороастра, чье тело когда-нибудь положат в Башни Безмолвия, до слез трогало присутствие у трупа многочисленных стервятников. Он предпочитал не обращать на них внимания, а направил свое возмущение на людскую суматоху.Вызвали главного садовника-идиота, который тупо повел тарахтящий трактор через поле для гольфа, приминая траву, которую его помощники только привели в порядок газонокосилками. Сетна не мог видеть Инспектора Дхара, углубившегося в самые дебри бугенвиллей, однако он нисколько не сомневался, что этот грубый актеришка был в центре событий. Даже сама мысль об Инспекторе Дхаре заставляла старого официанта негодующе вздыхать.Внезапно до него донесся тонкий звон вилки о стакан — вульгарный вызов официанта. Мистер Сетна повернулся к столу, откуда шло нападение, и обнаружил, что именно его, а не младших официантов вызывает вторая жена мистера Догара. В глаза ее называли прекрасной миссис Догар, а за спиной говорили «вторая миссис Догар». Старый Сетна не считал эту женщину красивой, к тому же он осуждал повторные браки.Большинство членов клуба признавало, что красота второй миссис Догар была грубой и уже увядала. Большие деньги мужа не улучшили пошлых вкусов новой жены. Хорошая физическая форма женщины и внешний вид, поддержанию которого, по слухам, она отдавала себя без остатка, не могли скрыть того факта, что ей по крайней мере сорок два года. Критический взгляд старого Сетны говорил, что вторая миссис Догар почти достигла пятидесятилетнего рубежа, а может быть, и преодолела его. В дополнение ко всему старший официант полагал, что она — несносная дылда. Любителей гольфа в клубе оскорбляло резкое мнение миссис Догар, будто их вида спорта недостаточно, чтобы сохранить здоровье.Сегодня миссис Догар ела ленч одна — эту ее привычку Сетна тоже осуждал. Он полагал, что в солидном клубе уважающая себя женщина никогда не сядет за стол одна, без сопровождающего ее мужчины.Пока со дня свадьбы прошло еще немного времени, мистер Догар зачастую ел ленч с женой. Но потом муж позволял себе отменять назначенные встречи с супругой за обеденным столом, если появлялась причина, связанная с его делами. В последние дни эта ситуация часто повторялась. От взгляда старшего официанта не укрылось то, что миссис Догар беспокоилась и злилась, когда ее оставляли одну. Кроме того Сетна также заметил определенную напряженность между молодоженами во время совместных обедов. Миссис Догар была резка с мужем, человеком заметно старше ее по возрасту. Старый официант считал, что подобное наказание по справедливости постигает стариков-мужей, которые берут жен намного себя младше.Прикинув, Сетна рассудил, что лучше подчиниться агрессивной жене и подойти к ней, чем ждать повторного удара вилкой о стакан, тем более, что вилка в ее огромной руке казалось до странности маленькой.— Мой дорогой мистер Сетна, — сказала вторая миссис Догар.— Чем я могу быть полезен прекрасной миссис Догар? — склонился старший официант.— Вы можете сказать, что означает весь этот шум? — спросила женщина.Старый член клана Парси отвечал ей неторопливо и размеренно, будто наливал горячий чай.— Совсем не стоит волноваться. Это всего лишь мертвый игрок в гольф, — произнес мистер Сетна.2. ПЛОХИЕ НОВОСТИТридцать лет назад в Индии насчитывалось более пятидесяти цирков хорошего уровня. Сегодня там не найдется и пятнадцати цирков среднего класса, однако в названиях многих присутствует слово «большой».Доктор Дарувалла любил и «Большой Бомбейский цирк», и «Джумбо», «Большой золотой», «Джемини», «Большой восточный». Но самым любимым у него был «Большой Королевский цирк». До провозглашения независимости Индии его называли просто «Королевский цирк».Начинался он с шатра на двух шестах, в 1947 году к ним прибавилось еще два шеста. Однако главным было не это, а сам владелец заведения, Пратап Вавалкар, наверное, умнейший из всех, кто занимался этим родом деятельности. Кроме всего, доктору нравился Вавалкар и за то, что он никогда не поддразнивал Даруваллу за его увлечение исследованием крови карликов.В шестидесятых годах «Большой Королевский» гастролировал по всему свету. Самыми плохими были доходы от выступлений в Египте, самыми высокими — в Иране, в Бейруте и Сингапуре выручка получалась средней. Из всех виденных им стран больше всего владельцу цирка понравилась страна Бали (так он называл остров в Индонезии восточнее острова Ява). В теперешние времена зарубежные гастроли стали ему не по карману. «Большой Королевский цирк» с шестью слонами, двумя десятками тигров и пантер, с десятком лошадей и двенадцатью человекообразными обезьянами редко покидал пределы штатов Махараштра и Гуджарат. Как вывезти за рубеж 150 артистов труппы, мелких дрессированных животных, десятки собак и различные виды попугаев?Интересуясь историей цирка, Дарувалла узнавал такие подробности его жизни, которые волнуют людей лишь в детском возрасте. По-видимому, у доктора было заурядное и неинтересное детство. В результате Фарук стал обладателем множества цирковых историй и рассказов, услышанных за кулисами цирка. Среди них особо выделялись экспромты Пратапа Вавалкара.— У эфиопских львов коричневая грива, но во всем остальном они ничем не отличаются от львов других пород. Они не будут слушаться дрессировщика без того, чтобы их не называли правильно по именам, — говорил Вавалкар, и доктор запоминал эти детали как сказку, рассказанную ребенку на ночь.Даже в Канаде, торопясь ранним утром в больницу, доктор вспоминал цирк и палатку повара — пар поднимался над большими котлами, подогреваемыми газовыми горелками. В одном котле повар кипятил воду для чая, в двух других — молоко. Котел молока выпивали с чаем, второй уходил на омлет для шимпанзе. Надо сказать, обезьяны тоже пили чай, но только холодный — горячего они не любили. Фарук вспоминал, что слоны предпочитали буханки хлеба сорта «Роти». Тигры принимали витамины. Их добавляли в молоко, отчего оно становилось розовым. Все эти подробности не имели никакого отношения к его ортопедии, однако он жадно проглатывал их и держал в памяти, словно информацию, необходимую для работы.Дарувалла восхищался инспектором манежа и дрессировщиком Пратапом Сингхом, мог до мельчайших деталей описать ожерелье из тигриных клыков, которое тот носил, однако не помнил ни одного украшения жены, несмотря на то, что многие принадлежали еще ее матери и были прекрасными. Однажды вместе с дрессировщиком доктор выпил лекарство от головной боли, состоявшее из смеси красного вина и жженного человеческого волоса. От астмы Сингх предлагал такое лечение: смочить в тигриной моче зубок чеснока, потом высушить его и растолочь, а порошок этот вдыхать через нос. Самым серьезным образомСингх убеждал доктора не глотать волосков из тигриных усов, поскольку это смертельно.Если бы Фарук прочитал подобные наставления на страницах газеты «Таймс оф Индиа», то он бы написал саркастическое письмо в газетную колонку «Мнение читателей» и разгромил «суеверную глупость». Таким словосочетанием он называл все, что относилось к области ненаучного мышления или колдовства. Однако способы улучшения здоровья нетрадиционными методами давал сам великий Сингх, который, как считал Дарувалла, глубоко разбирался в своем деле.Профессиональные тонкости циркового дела, исследование крови клоунов-карликов, пребывание под куполом цирка в страховочной сетке с последующим падением на несчастную жену карлика — все это укрепляло Фарука в ощущении того, что он стал приемном сыном цирка. Доктор постоянно мысленно возвращался к тому моменту, когда оказывал помощь Дипе, считая его самым славным в своей жизни. Неудивительно, что его можно было всегда встретить в первых рядах зрителей всякий раз, когда очередной цирк выступал в Бомбее. Доктор перемигивался с акробатами и дрессировщиками, однако он по-настоящему был счастлив, наблюдая тренировки и внутреннюю жизнь цирка, скрытую от посторонних. Эта привилегия, возможность наблюдать жизнь артистов в боковых приделах основного циркового шатра, в их домиках, а также у клеток животных, показывали, что он принят в лоно цирка. Временами он хотел быть настоящим его сыном, поскольку в душе понимал, что является всего лишь почетным гостем труппы. Тем не менее для доктора это внимание было не мимолетным, а постоянным.Парадоксально, но дети и внуки доктора не унаследовали его восторженного отношения к индийскому цирку. Молодое поколение семьи выросло в Лондоне и Торонто, где выступали более крупные и знаменитые цирки. И более чистые, чем индийские. Доктора совершенно удручало, что его дети и внуки просто зациклились на этом убеждении. Они считали жизнь акробатов и дрессировщиков в палатках убогой и даже «трущобной». Несмотря на то, что полы в палатках мылись несколько раз в сутки, молодые Даруваллы упрямо верили, будто там грязно.Сам доктор воспринимал цирк как правильный и благоухающий оазис, окруженный миром болезней и хаоса. Дети его видели в клоунах-карликах лишь гротеск, над которым можно посмеяться, однако для Фарука они были уважаемыми людьми, которых можно любить и даже умело использовать в своих целях.Дети и внуки Даруваллы полагали, что во время выступлений дети-артисты очень сильно рисковали, однако для Фа рука маленькие акробаты являлись «счастливчиками», поскольку им удалось спастись от голодной смерти. Он знал, что большинство крошечных акробатов были проданы, поскольку родители не могли их прокормить. Другие остались сиротами, и таких труппа действительно усыновляла. Если такой ребенок не попадал в цирк, где его оберегали и хорошо кормили, он был обречен на жизнь уличного попрошайки, каких в Бомбее можно увидеть в большом количестве. Они делают стойки на руках и различные фокусы, чтобы заработать несколько рупий. В маленьких городках Гуджарата и Махараштры крошечных попрошаек также предостаточно.«Большой Королевский цирк» чаше выступал на периферии, чем в Бомбее. На праздник Даивали или в школьные зимние каникулы лишь два-три цирка выступают в городе. Телевидение и прокат видеокассет сильно уменьшили доходы от цирковых выступлений. Слишком много людей теперь остаются дома и сидят перед экраном телевизора.Младшие члены семьи Даруваллы, обсуждая цирковые проблемы, сравнивали детей-акробатов, проданных родителями в труппу, с поденщиками, выполняющими изнурительную и рискованную работу. Бежать им некуда, как некуда бежать рабам. Платить им начинали только через шесть месяцев, когда они осваивали номер, и получали они по 90 рупий в месяц, то есть менее четырех долларов. Однако Дарувалла возражал молодым спорщикам, говоря, что пища и кров над головой лучше, чем бродяжничество. Самое главное, дети получали шанс выжить.Цирковые артисты сами кипятили воду и молоко, покупали и готовили пищу, копали ямы и вычищали отхожие места. Тем не менее тренированный акробат мог получать в месяц пятьсот-шестьсот рупий, а это большая сумма, хотя и равна лишь двадцати пяти долларам.Дарувалла не мог бы утверждать, что во всех индийских цирках с детьми обращались так же хорошо, как в «Большом Королевском». Уровень выступлений в других труппах был настолько непрофессиональным и опасным, что доктор готов был согласиться со своими детьми: в таких местах жизнь людей всего лишь убогое существование.Среди заведений подобного рода со словом «большой» в названии «Большой Голубой Нил» занимал последнее место. Дипа согласилась бы с утверждением, что ее цирк не такой уж и «большой». Бывшая исполнительница номера «человек-змея», переучившаяся на акробатку, и здесь не блистала профессионализмом. Не только выпитое перед выступлением пиво стало причиной падения с трапеции.Повреждения у Дипы были сложными, но не очень тяжелыми. Кроме вывиха бедра у нее разорвались поперечные связки. Сшивая их, доктор оставил Дипе шрам на память. В глаза Дарувалле, когда он готовил это место к надрезу, ударила неотразимая чернота волос на лобке женщины, как черное воспоминание волнующего контакта его носовой перегородки с лобковой костью артистки.Нос доктора все еще звенел от боли, когда он хлопотал, оформляя Дипу на лечение в госпиталь. Чувствуя свою вину, он вместе с ней уехал из цирка на «скорой помощи».Едва Фарук появился в приемном покое, к нему подошла секретарша и сообщила, что пока он добирался до госпиталя, на его имя пришла телефонограмма из цирка «Голубой Нил».— Вы знаете какого-нибудь клоуна? — спросила секретарша.— В общем-то, наверное, знаю.— А клоунов-карликов знаете? — допытывалась девушка.— Знаю, и даже не одного. Я только что оттуда, — добавил доктор, но не захотел признаться, что еще и взял у них пробы крови.— Похоже, кто-то из них ранен в цирке на площади Кросс Майдан.— Это не Вайнод! — воскликнул доктор.— Именно он и ранен, поэтому они хотят, чтобы вы вернулись в цирк, — сказала девушка.— Что же с ним случилось? — изумился Дарувалла.— Разве можно судить о состоянии больного по телефонному звонку? — пожала плечами секретарша. -Сообщение было истеричным. Мне показалось, или он затоптан слоном, или застрелен, или то и другое вместе. Карлик умирает и высказал желание, чтобы вы были его доктором.Дарувалла был вынужден возвратиться в цирк с низкопробными номерами. В дороге нос его все еще звенел от боли. И даже через пятнадцать лет после инцидента, стоило Фаруку вспомнить жену карлика, как у него начинало ломить в носу. Сейчас, понимая, что на цирковом жаргоне мистер Лал «упал мимо сетки» и мертвый лежит на поле для гольфа, Дарувалла вспомнил, что Дипа тогда «упала в сетку» и осталась жить. Тут же в его воображении ожило ощущение неуклюжего, неожиданного и болезненного контакта между ним и этой женщиной.Вторжение Инспектора Дхара в пиршество стервятников кончилось тем, что они взлетели, но продолжали кружить над их головами. Доктор понимал, что грифов удерживает здесь запах гниения. Птицы так и мелькали над полем для гольфа. Дхар склонился в цветах бугенвиллей над бедным мистером Лалом.— Не трогай тело! — сказал Дарувалла киноактеру, который был детективом только на съемках.— Знаю, — холодно ответил ветеран фильмов про полицейских.Фарук подумал, что Дхар не в лучшем расположении духа и глупо сообщать ему неприятную новость прямо сейчас. Доктор вообще сомневался, было ли когда-нибудь у актера настроение настолько хорошим, чтобы стойко перенести плохие известия. Причиной тому могла стать несправедливость, случившаяся еще при рождении Дхара. Он был однояйцевым близнецом с братом, которого увезли сразу же после рождения. Дхар знал эту историю, но ее не знал его брат-близнец. Ему ничего не говорили, и вот сейчас этот человек приезжает в Бомбей.Дарувалла всегда считал, что любой обман добром не кончается, особенно такой. Хотя Дхар и смирился, он превратился в замкнутого, отчужденного человека. По наблюдениям Фарука, актер сдерживал себя в проявлении чувства привязанности, расположения и твердо пресекал подобные чувства у других людей. Можно ли винить его за это?Даже зная о существовании брата-близнеца, которого он никогда не видел, Дхар следовал популярной пословице — не искал приключений на свою голову. Еще одна пословица грозила подтвердить другую истину: неприятное известие могло стать последней каплей, переполнившей чашу терпения киноактера.Очевидно, мать Дхара всегда была холодной и себялюбивой женщиной и даже спустя сорок лет после обмана вновь демонстрировала эти качества. Уже одно то, что женщина без особых на то обоснований взяла одного ребенка-близнеца и бросила другого, свидетельствовало о черствости ее натуры. Она хотела избежать неблагоприятной реакции мужа на появление двух детей сразу. Сокрытие ребенка-близнеца говорило о себялюбии таких масштабов, какие могут быть только у бесчеловечных монстров, о чрезмерном эгоизме и жестокости, поскольку страшная семейная тайна оказывала чрезвычайно сильное негативное воздействие на брата-близнеца, ее знавшего. Теперь же от него надо было скрыть, что брат приезжает в Бомбей, и сделать так, чтобы они ни в коем случае не встретились.Такое поручение было у доктора Даруваллы.В сложившихся обстоятельствах смерть мистера Лала — вероятно, от сердечного приступа — несколько отдаляла выполнение неприятного задания, и Фарук ухватился за временную оттяжку неизбежного разговора с такой же благодарностью, как если бы он испытывал чувство признательности за совершенное благодеяние.Выхлопные газы трактора главного садовника подняли волну из лепестков поврежденных цветов и бросили их на ноги доктора, который удивленно уставился на свои светло-коричневые пальцы и на темно-коричневые сандалии, накрытые розовыми лепестками. Не заглушив мотор трактора, главный садовник боком пролез в кусты около девятой лунки, и, глупо ухмыляясь, встал за спиной Даруваллы. Его более возбуждала возможность увидеть наяву действия киноактера Инспектора Дхара, чем огорчала смерть бедного мистера Лала. Кивнув головой в сторону кустов, садовник наклонился к Дарувалле.— Все идет так, как в настоящем фильме, — прошептал он по поводу разворачивающихся событий.Это замечание вернуло доктора на грешную землю, вновь напомнив о надвигающемся кризисе, о невозможной задаче утаить близнеца от его знаменитого брата, которого все узнавали на