заведение работало как индийский храм «Шри Рама». В рекламе ресторана на углу улиц Крейвен и Джерард он машинально прочел, что здесь работают «специалисты индийской кухни». Фарук увидел знакомую рекламу любимого пива, другое объявление обещало встречу в кинофильме с азиатскими суперзвездами.Доктор Дарувалла никогда не бывал в «Маленькой Индии». Казалось, выставленные в витринах магазинов манекены в сари издевались над ним. У Фарука здесь не было никаких близких друзей. Родители-персы привозили к нему на прием своих детей, основываясь на его явно персидской фамилии в телефонном справочнике. Как он здесь очутился? Что происходит? Даруваллу поразил один манекен — женщина-блондинка, одетая в сари, выглядела так, будто потеряла ориентировку в этой жизни, как и сам доктор.Кто-то уставился на него из окна ювелирного магазина «Раджа», вероятно, заметив, что доктор залит кровью. На улице Джерард он прошел южноиндийский вегетарианский ресторан, расположенный на повороте улицы Ашдейл. На магазине «Чаат Хат» объявление перечисляло индийские сладости, включая «все виды кулфи, фалюда и паана». Рекламная вывеска ресторана «Бомбей Бхель» сообщала, что «для настоящих спортсменов подается суперкрепкое пиво „Тандерболт“, от которого человек ощущает возбуждение».В овощном мягазине «Шри Гросериз» связки корня имбиря не помешались за прилавком и лежали даже на тротуаре. Доктор долго разглядывал вывеску индийского театра и магазин «Шелковый кокон».На углу улиц Джерард и Вудфилд в мастерской «Дж. С. Аддисон» Фарук увидел сказочную медную ванну с кранами, украшенными орнаментом в форме голов рычащих титров. Ванна очень напоминала ту, в которой он еще маленьким мылся в доме на улице Ридж-роуд в районе Малабар-Хилл. Глядя на выставку медных раковин, канализационных труб и других вещей для ванной в викторианском стиле, доктор Дарувалла заплакал. Внезапно он осознал, что какой-то человек, озабоченно глядя ему вслед, вышел из магазина на тротуар.— Вы ранены, можно вам помочь? — спросил человек, по виду не похожий на индийца.— Я сам доктор. Пожалуйста, просто вызовите мне такси. Я знаю, куда ехать, — ответил Дарувалла.Такси отвезло его в госпиталь для детей.— Вы уверены, что вам нужно именно в детский госпиталь? Мне кажется, вы не очень-то похожи на больного ребенка, — сказал темнокожий таксист, родом из западных районов Индии.— Я доктор и здесь работаю, — пояснил Фарук.— Кто вас избил, мистер'' — спросил водитель.— Два парня, которым не нравятся такие люди, как я или вы, — ответил ему доктор.— Я знаю таких людей. Они везде, мистер, — сказал таксист.Дарувалла с облегчением узнал, что его секретарь и медицинская сестра уже ушли. В офисе у него всегда висела одежда на смену. Она пригодится, после того как он зашьет рану. Грязную рубашку он выбросит, а костюм попросит сдать в чистку.Осмотрев рваную рану на брови и глядя в зеркало, Дарувалла обрил ее по краям. Это оказалось несложно. Затем сделал себе укол прокаина и подготовил нить для наложения шва, однако понял, что с этим сам не справится. Фарук позвонил в офис Макфарлейну и сказал его секретарю, чтобы доктор задержался, если он уже готов уйти домой.Вначале он хотел представить картину, будто ударился головой из-за безответственности водителя такси, поскольку резкое торможение бросило его лбом на плексигласовое стекло между сиденьями. Хотя такой вариант был правдой или частичной правдой с умолчанием деталей, голос мог его выдать. Кроме того, что делать с лицом, которое все еще отражало страх, обиду и гнев.— Кто это тебя так отделал, Фарук? — спросил его Мак.И доктор рассказал Макфарлейну все целиком, начиная с инцидента в метро с тремя подростками и криков из проезжающих машин. К тому времени, когда Мак зашил рану, наложив пять стежков шва, Фарук употребил выражение «цветной иммигрант» больше, чем до этого он использовал его даже в разговорах с Джулией. Доктор никогда не расскажет жене о случае в районе «Маленькой Индии». Он достаточно успокоился, рассказывая все это Макфарлейну.У его друга имелись свои истории. Хотя его ни разу не избивали, однако многократно запугивали. Среди ночи его будили звонками и угрожали, поэтому он три раза менял телефонный номер. Не оставляли его в покое и в офисе, из-за чего уволились два его секретаря и одна медицинская сестра. Изредка под дверь кабинета неизвестные подбрасывали письма или записки. Были ли это родители его бывших пациентов или врачи детского госпиталя, а, может быть, и просто сослуживцы?Мак помог Фаруку отрепетировать, как он преподнесет «несчастный случай» жене. О водителе такси лучше ничего не говорить. Они остановились на таком варианте: какая-то женщина-индианка выскочила из кювета, не посмотрев по сторонам, и водителю не оставалось ничего другого, как резко нажать на тормоза. В происшествии виновата женщина, которая ничего не соображала. Как только Фарук обнаружил рану и кровотечение, он попросил водителя отвезти его обратно в госпиталь. На его счастье Макфарлейн еще находился там и зашил ее. Только пять стежков Белая рубашка совсем испорчена, а о костюме ничего нельзя сказать до тех пор, пока его не получат из химчистки.— А почему нельзя рассказать Джулии о том, что произошло? — спросил Мак.— Она во мне разочаруется, поскольку я ничего не предпринял, — признался Фарук— Сомневаюсь в этом, — произнес Макфарлейн.— Я плохо себя чувствую, оттого что бездействовал, — сдался Фарук.— С этим уже ничего не поделаешь, — откликнулся Мак.По дороге домой доктор Дарувалла спросил Макфарлейна о его работе в приюте для больных СПИДом, который открыли в Торонто.— Я там всего лишь доброволец, — разъяснил ему Мак.— Но вы все же доктор. Я имею в виду, там, должно быть, интересно работать. А что конкретно делает в приюте ортопед?— Ничего. Там я не доктор, — ответил Мак.— Но вы же всюду врач! И там есть пациенты с сильными воспалениями. Мы же знаем, что следует делать с воспалениями и нарывами. А разве не нужно делать обезболивающие уколы? — спросил Дарувалла.Фарук имел в виду морфий, этот великолепный наркотик, препятствующий всяким сигналам о боли, в том числе сигналам о боли в легких. А разве не по причине их отказа столько трагичных случаев в приюте? Разве морфий не используется там особо часто?— А как в отношении анемии мускулов у лежачих больных? Разумеется, вы можете показать родственникам пациентов, как делать физические упражнения, лежа в постели, или раздавать теннисные мячи, чтобы они их сжимали, — добавил Фарук.В ответ Макфарлейн только рассмеялся.— В приюте свои врачи, специализирующиеся по СПИДу. И там я не работаю как врач. Мне просто нравится быть добровольным помощником, — сказал он.— А как же катетеры? Они всегда засоряются. Кроме того, у больных воспаляются поры на коже, — снова начал Фарук, но уже угасшим голосом. Только он принялся рассуждать, возможно ли прочистить катетеры, применяя антикоагулянт, как Макфарлейн его прервал.— Там я не выполняю никакой работы, требующей врачебного образования.— Тогда чем же ты там занимаешься. Мак?— Во время одного ночного дежурства я стирал белье. В другой раз пришлось отвечать на телефонные звонки.— Но это может делать каждый! — воскликнул Фарук.— Разумеется, каждый доброволец может это, — подтвердил Макфарлейн.— Но, допустим, у пациента приступ. Возможно, приступ инфекционной болезни. Что ты тогда делаешь? Вводишь ему внутривенно валиум?— Я звоню по телефону врачу, — ответил Гордон.— Ты меня разыгрываешь! А если у пациента выскочили трубочки для принудительного кормления. Что делать тогда? У вас своя аппаратура для получения рентгеновских снимков или вы возите пациентов в госпиталь? — допрашивал его Фарук.— Я звоню по телефону доктору. Это ведь приют и там находятся не для того, чтобы выздороветь. Однажды ночью я читал вслух больному, который не мог уснуть, потом писал письма за другого больного друзьям. Он хотел проститься с семьей и друзьями, но не знал, что ему следует написать, — объяснил Макфарлейн.— Невероятно! — воскликнул Дарувалла.— Они попадают туда, чтобы умереть. Мы помогаем им сделать это достойно. Здесь ничего не требуется из того, что мы обычно делаем для большинства наших пациентов.— Итак, ты просто идешь туда, отмечаешься и докладываешь кому-то о своем прибытии. Что происходит потом? — спросил Дарувалла.— Обычно медсестра говорит, что мне надо сделать.— Медсестра дает указания доктору, что ему делать! — воскликнул Фарук.— Наконец ты начал что-то понимать, — хмыкнул Гордон.Они подъехали к дому доктора на улице Рассел-Хилл, находящемуся на огромном расстоянии от Бомбея. Так же далеко был он расположен от торонтского района под названием «Маленькая Индия».— Сказать вам честно, о чем я думаю? Хотите узнать? — Марин Миллс прерывал историю Фа рука лишь несколько раз. — Думаю, вы свели с ума вашего бедного друга Макфарлейна. Совершенно очевидно, что вы его любите, однако на каюта условиях? На ваших условиях. Их диктует гетеросексуально настроенный доктор, — сказал иезуит.— Но я просто такой человек! Я доктор, который настроен гетеросексуально! — закричал Дарувалла, и несколько человек в аэропорту продемонстрировали в ответ удивление средней силы.— Три тысячи восемьсот девяносто четыре, — произнес голос из репродуктора.— Главное не в этом, — продолжал миссионер, не давая себя запугать. — Можете ли вы воспринять сумасшедшего гомосексуалиста, не доктора и не такого человека, который был бы озабочен вашими проблемами? Такого человека, который бы меньше внимания обращал на расизм и на то, что случается с «цветными иммигрантами», как вы их называете. Стали бы вы заботиться, хлопотать о таком человеке? — спросил миссионер.— А зачем мне заботиться о подобном человеке? — взвизгнул Дарувалла.— Вот это-то я и имею в виду. Понятно? Вы — типичный ненавистник гомосексуалистов, — заключил иезуит.— Три тысячи девятьсот сорок девять, — гремел меж тем голос в репродукторе.— Вы не способны даже дослушать историю, — пожаловался доктор.— Прошу прошения! — повинился миссионер.Их посадка в самолет задержалась: администрация снова конфисковала у будущего священника его швейцарский военный нож.— Разве нельзя было вспомнить о ноже и запаковать этот проклятый предмет в сумку? — спросил Дарувалла будущего священника.— Зная настроение, в котором вы находитесь, я был бы последним дураком, если бы ответил на этот вопрос, — возразил Мартин.Когда они наконец оказались в самолете, миссионер снова открыл дискуссию.— Послушайте. Мы оба переживаем за детей и ¦ сделали для них все, что было в наших силах, — начал иезуит.— Кроме того, чтобы усыновить их, — заметил Дарувалла.— Ну, нам этого не сделать, не так ли? — спросил иезуит. — Я имею в виду то, что мы их поставили в такое положение, где они смогут помочь себе сами.— Замолчите, иначе меня сейчас вырвет, — попросил его Фарук.— В цирке они в большей безопасности, чем там, где они находились раньше. Много ли потребовалось для того, чтобы мальчишка ослеп? А девчонка бы заразилась какой-нибудь ужасной болезнью, включая и самую страшную? Я уже не говорю, через что она прошла до всего случившегося. Слов нет, вы переживаете. Я тоже. Однако больше мы ничего не можем сделать, — объяснил Мартин Миллс.— Неужели я слышу то, что называется фатализмом? — изумился Фарук.— Спасибо, это не фатализм! Дети в руках Господа. Это я имел в виду, — ответил миссионер.— Думаю, именно поэтому я и переживаю, — ответил доктор Дарувалла.— Вас не кусала обезьяна! — вскричал Мартин Миллс.— Я говорил вам, что так оно и было.— Скорее всего это была ядовитая змея. Кроме нее . лишь сам Дьявол мог вас укусить! — подвел итог их дискуссии миссионер.Два следующих часа они молчали. Их самолет приземлился, его сменило такси Вайнода и пока оно прокладывало путь в воскресном потоке автомобилей, мчавшихся из аэропорта Санта-Круз до Бомбея, Мартин Миллс все обдумывал, что ему следует добавить.— У меня сложилось такое ощущение, — не вытерпел он, — что вы все время прикусываете себе язык и чего-то недоговариваете.Доктор вспыхнул и готов был выкрикнуть, что не рассказывает ему и половины того, что хотел бы. Однако Фарук остановил себя и действительно прикусил язык — в ярком свете полуденного солнца блестящие рекламные плакаты вознесли доверительный облик брата-близнеца Мартина Миллса. И хотя на многих плакатах фильма об Инспекторе Дхаре и Башнях Безмолвия лицо актера было изорвано, из хаоса клочьев, из-под кусков навоза, брошенных людьми на эти изображения, знаменитая усмешка Дхара, казалось, сопровождала их.В это самое время реальный Джон Д репетировал другую роль, собираясь предстать в другом жанре. Рахул не был обычным киноактером с куриными мозгами. Если бы Дарувалла знал, кто укусил его в гамаке отеля «Бардез», он бы согласился с Мартином Миллсом в том, что это был настоящий Дьявол собственной персоной… Впрочем, вторая миссис Догар предпочла бы, чтобы ее назвали не Дьяволом, а Дьяволицей.Как только такси Вайнода въехало в Бомбей, недалеко от иранского ресторана, оно сразу же попало в затор. Пока Дарувалла размышлял, что это за ресторан, какого он класса, то почувствовал голод. Над рестораном возвышался почти полностью поломанный рекламный шит с Инспектором Дхаром. Киногерой был разорван от щеки до талии, однако его ухмылка уцелела. Другой плакат рядом с изуродованным Дхаром изображал бога Ганешу. Возможно, со своей слоновьей головой божество рекламировало намечающийся религиозный фестиваль, однако машины тронулись сместа до того, как Фарук смог разобрать надпись.Низкорослый и толстый Ганеша казался верующим исключительно красивым: слоновье лицо бога своим красным цветом напоминало окраску чайной розы, на нем сияла похожая на лотос улыбка существа, пребывающего в грезах наяву. Все четыре его руки облепили пчелы, несомненно привлеченные запахом божественного ихора, струящегося по божественным венам. Три всевидящих его глаза взирали на Бомбей с благожелательностью, посылавшей вызов усмешке Дхара. Живот бога свисал почти до его человеческих ног с такими же длинными и яркоокрашенными ногтями, как у женщин. Единственный неполоманный бивень божества сверкал в лучах солнца, падавших на плакат под острым углом.— Везде этот слон! А что случилось с его другим бивнем? — воскликнул иезуит.В далекие годы Фаруку очень нравился миф о том, что Ганеша отломал свой бивень и забросил его на луну, поскольку та насмехалась над слоноголовым божеством за его тучность и неуклюжесть. Эту историю любил старый Ловджи, и он рассказал ее Фаруку и Джамшеду, когда те были еще маленькими детьми. Только теперь Дарувалла задумался, был ли этот рассказ настоящим мифом или его придумал старый Ловджи. Старик никогда не расставался с привычкой придумывать собственные мифы.По поводу рождения Ганеши существовало несколько вариантов. По версии, распространенной на юге Индии, богиня увидела священный слог «ОМ» и одного ее взгляда оказалось достаточно, чтобы превратить его в двоих слонят-близнецов разного пола, родивших бога Ганешу и затем снова принявших форму священного слога. Более мрачная история относилась к рассказам о половом антагонизме между Парвати и ее мужем богом Шивой, ревновавшим жену к ее ребенку. Злой взгляд Шивы обезглавил новорожденного Ганешу, который появился на свет не со слоновьей головой. Чтобы оставить ребенка в живых, нужно было найти чью-нибудь голову, обращенную к северу, и приставить ее к телу младенца. После тяжелой битвы оказался найден несчастный слон, которому сломали бивень в ходе ужасного обезглавливания.Конечно, Фарук предпочитал миф о Луне и не только потому, что впервые услышал его еще ребенком.— Простите, вы меня слышали? Я спрашивал, что случилось с другим бивнем этого слона, — спросил доктора Мартин Миллс.— Он сам его сломал, потом взял обоссанный обломок и забросил его на Луну, — ответил Дарувалла.В зеркало заднего вида карлик бросил на доктора злобный взгляд. Правоверного индуса Вайнода не развеселило богохульство доктора Даруваллы. Разумеется, бог Ганеша ничего не «обоссал», поскольку так делали лишь простые смертные.Вздох миссионера предназначался для того, чтобы передать степень его долготерпения по отношению к этому человеку, так раздражавшему его.— Вы действуете в том же духе — опять что-то от меня скрываете, — сказал иезуит.24. ДЬЯВОЛИЦА СОБСТВЕННОЙ ПЕРСОНОЙХотя заместитель комиссара полиции Пател оскорбил мистера Сетну, однако осуждавший всех людей старший официант наслаждался своей новой ролью полицейского осведомителя, поскольку для него на первом месте в жизни стояла убежденность в собственной значимости. Помимо того старому члену клана Парси понравилась сама цель — поймать в ловушку вторую миссис Догар. Тем не менее мистер Сетна ставил в вину детективу Пателу то, что он не доверял ему в гораздо большей степени и дал инструкции без объяснения общего плана действия. Это его раздражало.Многое в поведении Джона Д зависело оттого, как Рахул среагирует на его сексуальные заигрывания. Настоящий полицейский и актер были вынуждены рассмотреть несколько вариантов действий, репетируя, как Инспектор Дхар будет «успокаивать в половом отношении» миссис Догар. Оба они с нетерпением ожидали возвращения Фарука из цирка. Сценаристу следовало не только обеспечить их репликами для диалога, но и придумать вариант альтернативной беседы, если первая попытка Дхара втереться в доверие окажется неудачной.Этот диалог был намного серьезнее всего того, к чему привык доктор Дарувалла. Ему требовалось и предусмотреть различные ответы, которые мог произнести Рахул, и угадать, что миссис Догар могло нравиться с точки зрения секса. Что ее привлечет больше — если Джон Д будет вести себя как джентльмен или если он пустит в ход грубость? Нравится ли ей разговор намеками или она предпочитает откровенное предложение? Сценарист мог лишь наметить определенные направления, в которых станет развиваться диалог.Дхар может очаровать эту женщину, поддразнить ее, соблазнить или шокировать, однако непосредственный способ обработки этой особы, который выберет актер, он выберет спонтанно. Тут Джон Д будет полагаться на свои инстинкты. После откровенной беседы с его братом-двойником доктор мог только недоумевать, каковы они, «инстинкты» Джона Д.Фарук, который не ожидал встретить детектива Патела и Инспектора Дхара в своей квартире на Марин-драйв, начал с того, что поинтересовался, почему они такие нарядные. И пока доктор не увидел Джулию, он все еще не осознавал, что до наступления Нового года осталось совсем немного времени. Но даже сообразив это, не переставал удивляться: никто не приходил на вечер в клуб Дакуорт раньше восьми или девяти часов, а они выглядят так, словно могут уже сейчас встречать Новый год.Оказывается, никто не хотел терять времени на хлопоты с одеждой, когда можно репетировать. Но диалоги Дхара зависели от сценариста и все его ждали. С одной стороны, Фарук был польщен таким вниманием, ведь до этого его отстранили от подготовки к столь важному событию. Но с другой стороны, он был совсем без сил, поскольку на протяжении последних трех ночей писал новый сценарий. Вообще-то Фарук ненавидел новогоднюю ночь, она способствовала развитию его естественной склонности к ностальгии, особенно проявлявшейся в клубе Дакуорт. Однако Джулии очень нравились танцы.Доктор выразил сожаление по поводу того, что у него нет времени рассказать всем, что случилось в цирке, а там произошли интересные события. Именно в этот момент Джон Д произнес не совсем уместную фразу, что, мол. подготовка к половому «успокоению» второй миссис Догар вовсе не является «цирком». Этими пренебрежительными словами он хотел показать, что Фарук может оставить свои глупые истории о цирке на другое, более подходящее для этого время.Детектив Пател вернул доктора к действительности в еще более резкой форме. На колпачке серебряной шариковой ручки, сообщил он, не только обнаружили отпечатки пальцев Рахула, но под зажимом ручки оказался комочек запекшейся крови, которая по группе совпадала с кровью мистера Лала.— Можно я напомню вам, доктор, нам все еще неясно, что делал Рахул с колпачком шариковой ручки во время убийства мистера Лала, — сказал заместитель комиссара полиции.— Кроме того, необходимо признание миссис Догар в том, что колпачок ручки принадлежит ей, — вмешался в разговор Джон Д.— Да, да, спасибо, — произнес Пател. — Однако даже такое признание еще не является доказательством, на основании которого можно обвинить человека. В чем нам действительно следует убедиться, так это в том, что никто другой не смог бы сделать подобные рисунки. Мне сказали, что такие картинки все равно что подпись человека. Необходимо спровоцировать миссис Догар на то, чтобы она их нарисовала.— Как было бы хорошо, если бы эта женщина хоть намекнула, как нужно с ней обращаться, показала, что ей нравится. Я имею в виду, нравится с точки зрения секса. Или попросить ее подразнить меня чем-нибудь явно сексуальным. Есть ли такой способ? — спросил актер у Фарука.— Да, да, я понял, что ты имеешь в виду, — нервно отозвался доктор.— Кроме того, мы знаем о существовании банкнот достоинством в две рупии. Если Рахул задумал убить кого-нибудь еще, вероятно, существуют другие послания, которые он заготовил, напечатав на банкнотах, — рассуждал о своем полицейский.— Несомненно, это было бы изобличающим доказательством, как вы называете такие вещи, — одобрил его Фарук.— Я бы предпочел иметь все три вида доказательств: объяснение использования колпачка ручки, сам рисунок и что-нибудь отпечатанное на банкноте. Больше ничего не нужно, — ответил Пател.— И как вы хотите, чтобы развивались события? В половых связях обычно имеется прелюдия, когда между людьми загорается нечто вроде сексуальной искорки. После следует любовное свидание, по крайней мере обсуждение надежного места встречи, если еще нет договоренности о свидании, — задал вопрос Дарувалла.— Я бы предпочел, если это возможно, чтобы свидание не состоялось и чтобы дело не заходило так далеко. Думаю, я бы предпочел именно это. — Инспектор Дхар придал своим словам какое-то двусмысленное значение.— Думаешь! А разве ты этого не знаешь? — воскликнул Дарувалла, которого задели эти слова.— Дело в том, что мне нужен текст для того времени, когда мы войдем в близкое соприкосновение, — сказал актер.— Точно, — подтвердил Пател.— Заместитель комиссара полиции показал мне фотографии тех рисунков. Но должны быть и ее личные картинки, которые она наверняка держит в секрете, — актер сказал это таким тихим голосом, что напомнил Дарувалле маленького мальчика, кричавшего: «Они топят слонов! Теперь слоны рассердятся! ».Джулия прошла к Нэнси, чтобы помочь ей одеться. Жена полицейского привезла в квартиру Даруваллы целый чемодан платьев, поскольку сама не могла решить, что подойдет для встречи Нового года. В итоге женщины выбрали