– А-а-а… А его сейчас нет дома. Он за границей! – поспешно пролепетал Мамельев. – Мы с ним общаемся по телефону… – Во-о-н оно что! Ясно, ясно… А созвониться с ним, понятное дело, не получится, потому что Жужаров или недоступен, или вне зоны действия сети. Я правильно излагаю? А теперь, парни, так… – разом сбросив маску, хоть и жесткого, но простачка, совсем другим тоном заговорил Крячко: – Выкладывайте-ка начистоту: вы хотели влегкую срубить халявного бабла, пользуясь авторитетом своего хозяина? Ну? Я жду! Помявшись и потоптавшись, вымогатели нехотя выдавили из себя некую версию, что, в общем-то, да, по поводу факта кражи у них было всего лишь подозрение. Вот, как-то так, с кондачка, излишне бдительные хлопцы взяли и заподозрили: а не украл ли кто-то нехороший чего-нибудь ценного у их обожаемого босса? Почему взяли в оборот именно Гасилина? Так он же – вор-«домушник», к тому же рецидивист! А на кого же еще подумаешь? Кто еще мог украсть, если не он?! Что касается хозяина, то… Ну, доложить ему о предполагаемой краже они пока еще не успели. Но дабы на всякий случай подстраховаться от его гнева, решили явить полезную инициативу в плане взыскания компенсации с ими же назначенного подозреваемого. То есть с Гасана… Слушая их маловразумительное блеяние, тот вдруг понял, сколь глупо был обманут этими троими, и, стиснув кулаки, гневно заорал: – Чтоб вам пусто было, уроды! Я же, чтобы с вами развязаться, даже у матери выпросил ее «гробовые», влез в долги по самые уши! А вы меня лохотронили?! Да я теперь по всем блат-хатам дам на вас такие характеристики, что вас, как шакалов, живьем зароют!.. – Так! Спокойствие! – рубанув рукой, приказал Станислав. – Да, зря вы, ребята, все это затеяли. Зря! Теперь и под суд идти придется, и в криминальной среде будете «на вилах». Хреновы ваши дела!.. Он быстро созвонился с Главком и через Жаворонкова вызвал к месту происшествия наряд из местного райотдела. Вскоре прибыл полицейский «уазик» с отсеком для задержанных. Вымогателей «упаковали», оформили протокол задержания, и машина, выбросив клуб синеватого дымка, помчалась прочь. Совершенно обалдевший от свалившихся на него в один день столь неординарных событий и новостей, Гасан охотно согласился на откровенность. Он подтвердил факт своих неприязненных отношений с Пуаро во время их совместного пребывания в заключении. Но точно так же, как и Чумарь с Блицем, категорически отверг вероятность хоть какого-то сведения счетов с Кирканиным. – Гражданин начальник, – клятвенно ударяя себя в грудь кулаком, уверял Гасилин, – врать не буду, хотелось с ним поквитаться. Очень хотелось! И кстати, было за что. Но позже мстить я раздумал… В общем, незадолго до освобождения я здорово проштрафился и мог получить еще года два дополнительно. А мне сидеть уже к той поре надоело так, что хоть волком вой, хоть вешайся. К тому же мать заболела, писала, что боится не дожить до моего освобождения. Ну и вот, зашел я в нашу церковку зоновскую, поставил свечку Богородице и поклялся перед иконой, что, если меня отпустят срок в срок, завяжу с этим делом и спишу всем обиды и долги. И – надо же такому случиться! Меня за мой «косяк» на неделю кинули в карцер, но на свободу я вышел точно в назначенный день. Так что – все, начальник! Что обещал – то выполняю, буква в букву. Мне того слова, что дал в церкви, нарушать никак нельзя! Чувствуя, что Гасан не врет, Крячко объявил, что вопросов у него больше нет, и неспешно зашагал в сторону Запрудной, где остался его «мерин». Немного потоптавшись на месте, Гасилин неожиданно его окликнул: – Гражданин начальник! А вот когда вы разговаривали с Пуаро, он не упоминал про Бубнилу? Имелся у нас на зоне один такой хмырь, мутный – донельзя. Погоняло – Бубнила. Его так прозвали за то, что он постоянно что-то про себя бубнил. Что бы ни делал, обязательно что-то там бормочет, бормочет… Что именно бормочет – хрен разберешь. Но какую-то непонятную силу он имел. В смысле умел подчинять себе людей. Что уж он вешал им на уши, какую лапшу – мне неведомо. Тем более что он был из другой, дальней «хаты». Но мужики рассказывали, если уж он к кому привязался, то – точно дожмет, добьется, чтобы этот человек плясал под его дудку. – У них с Кирканиным были какие-то разногласия? – Станислав вдруг почуял, что в этом повествовании для их расследования есть нечто очень значимое. – Открытых стычек не было – открыто Бубнила вообще ни с кем никогда не конфликтовал, он действовал через своих пристебышей, которые, как говорили мужики, по его приказу могли сделать все что угодно. Даже убить. Ему можно было нахамить, дать по морде, отобрать передачу – он даже не сопротивлялся. Но через день-два с его обидчиком обязательно что-нибудь случалось. Он или травился непонятно чем, или падал с высоты, или начинал болеть хрен знает какой заразой… Поэтому Бубнилу побаивались даже «паханы». – А как его звали, этого самого Бубнилу? – Не помню… – широко развел руками Гасан. – А если честно, то даже и не знал. Как-то так вышло, что не удосужился узнать. Знаю, что Бубнила, и только. Представляете, сейчас даже его лицо припомнить не могу. Какой-то он был… Ну-у… Вообще никакой. Абсолютно серый – во всем. Как мышь. Все время был в тени – ни в активистах, ни в отрицалах… Даже не знаю, по какой статье он сидел, то ли за кражу, то ли за убийство по неосторожности… Слушая Гасилина, Станислав внутренне все больше и больше убеждался в том, что теперь все усилия нужно направить на розыск именно Бубнилы. – А где все это происходило, на какой зоне? – поинтересовался он. – Среднеуральская ИТК номер девять, которую мужики называют «Гнилушкой» – там кругом болота, сырость, комарье, клещи энцефалитные… Одно слово – «гнилушка». Она невдалеке от Руднокамска. Начальником зоны в ту пору был Василец Степан Аркадьевич. Правда, когда я уже «откинулся», а случилось это через год после того, как вышел Пуаро, он почти сразу же запросился на пенсию. Думаю, его в живых уже и нет. У него, когда он еще работал, обнаружили рак легких. Многие, кстати, были уверены, что без Бубнилы и тут не обошлось. И еще! Не знаю, правда это или нет, но кто-то рассказывал, что, как только Василец вышел на пенсию, в самый последний день сгорел дотла административный корпус. Огонь все уничтожил – все дела, всю документацию. Ее, рассказывали, потом чуть не год восстанавливать пришлось. – Ясно… – кивнул Крячко. – Но если вернуться именно к тому, что могло произойти между этим Бубнилой и Кирканиным, – в чем же все-таки заключалась суть конфликта? – Станислав Васильевич, об этом тоже знаю только по слухам, но общий смысл такой: Пуаро не вовремя появился на той территории, где Бубнила затеял какую-то хрень. Что за хрень? Ну, типа того, что кто-то из-за этого мог умереть. Но тут, неведомо какими судьбами, нарисовался Пуаро. Накостылял по шее двоим «козлятам» из бубниловских, и «мокруха» не состоялась. – Хм… Выходит, не так уж был он и плох? – Как сказать… – сдержанно хохотнул Гасан. – Говорили, что тот мужик должен был ему кучу денег. А с покойника – взятки гладки. Так что спасал он скорее не бедолагу, а свои капиталы. У Пуаро многие ходили в должниках. – И вот этот случай, считаешь, и стал причиной того, что Бубнила воспылал к нему ненавистью и задумал отомстить? – с ноткой недоверия хмыкнул Стас. – Гражданин начальник, я рассказал вам только то, что видел сам и что слышал от других. Ни больше, ни меньше. То, что Бубнила был мстительным через край, – могу поручиться. Ну, а он ли это устроил подлянку Пуаро – судить не берусь, – сокрушенно вздохнул Гасилин. Глава 3 Попрощавшись с Гасаном, Крячко отбыл в Главк. Когда он вошел в их общий с Гуровым служебный кабинет, Лев уже был на месте и что-то читал на мониторе компьютера. Он тоже только недавно вернулся из поездки по городу. – Ну, что там у тебя? – прямо с порога поинтересовался Станислав. – А у тебя? – вопросом на вопрос ответил Гуров. – А у меня целая стая птиц, именуемых «обломинго», «нихренинго» и «чепушинго», – приземляясь на свой стул, саркастично прокомментировал Крячко. – Бывшие сидельцы, как вырисовывается из наших бесед, к исчезновению Кирканина-младшего скорее всего непричастны. Скажем, Чумаря кто-то просветил по части того, что Пуаро к его проблемам отношения не имеет, и он на радостях ушел в гробовщики. Блиц целиком и без остатка занялся педагогикой – воспитывает внука достойным комсомольцем. Гасан вообще стал примером для молодежи – уверяет, что простил всех и вся… Кстати, мне пришлось выручать его самого, когда прямо при мне на него наехали вымогатели… Он рассказал о стычке с охранниками Жужарова, которые, прикрываясь весьма неоднозначным в Рыколово авторитетом хозяина, надумали криминальным способом срубить деньжат. Рассказал и о том, что услышал от Гасана о Бубниле. Это сообщение Льва очень заинтересовало. Выслушав подробности, он задумчиво отметил: – Чую, тут кроется что-то реальное. Вот такие «серые», неприметные личности нередко бывают очень опасны. Как говорят, не бойся собаки, которая лает, – опасайся той, что кидается молча. Надо будет снова встретиться с Пуаро и поговорить с ним про этого Бубнилу. Что-то он вчера про него вообще даже не упомянул. И мне так думается, кому-то из нас надо будет съездить в Руднокамск и побывать в тамошней «Гнилушке». – Дернем спички? – Стас многозначительно ухмыльнулся. – Кому короткая – тот и едет. А? – К чему какие-то жеребьевки? – небрежно отмахнулся Лев. – Я съезжу, что за вопросы? Ну, у меня результаты тоже на уровне этой твоей «нихренинго». Фоторобот некой Жанны, предположительно проститутки по вызову, которую кто-то использовал как приманку для Кирканина-младшего, уже сегодня будет готов. И если она до сих пор в пределах Москвы, если еще жива и если нам удастся ее найти, то не исключено, у нас появится фоторобот заказчика похищения. Но это все на уровне – если, если, если… Во всяком случае, со стороны вуза реальных недоброжелателей Олега выявить не удалось. Сразу после встречи с Никитой Царедворцевым и Ниной Ялановой Гуров отправился на рандеву с Матвеем Таганихиным. Предложение пообщаться с сотрудником Главка угрозыска аспирант РИДСа встретил весьма прохладно. Впрочем, не выразил он и каких-либо возражений. Они встретились в скверике на Ледовитой, невдалеке от входа в главный корпус Института дипломатической службы. Матвей оказался худощавым парнем несколько выше среднего роста, в тонких очках, с уже обозначившимися небольшими залысинами на висках. Суховато ответив на приветствие, он заметно напрягся, услышав про Олега Кирканина. Известие об его исчезновении не вызвало у Матвея ни удивления, ни огорчения, ни восторга. Он просто, без каких-либо эмоций принял к сведению сообщение о пропаже своего бывшего школьного однокашника. На просьбу Гурова рассказать о причинах столь непростых отношений, сложившихся между ними, Таганихин попытался отделаться однозначным: – Мы не сошлись характерами. Но Лев этой формалистикой не удовольствовался и пожелал услышать подробности. Лицо Матвея исказила гримаса раздражения и недовольства, и он саркастично поинтересовался: – Господин оперуполномоченный, какое отношение к исчезновению Кирканина могут иметь события пятнадцатилетней давности? – Знаете, в иных случаях очень значимыми могут оказаться события и пятидесятилетней давности. Я должен оценить степень остроты существующего между вами конфликта, чтобы определить – не могли ли они обостриться в наши дни и стать причиной чего-то очень серьезного? Вы понимаете, о чем речь? – Понимаю! – сердито бросил Таганихин. – Вам нужен подозреваемый в похищении этого ничтожества, и вы пытаетесь эту роль примерить на меня. Хорошо, я расскажу. Но надеюсь, вы способны воспринимать информацию адекватно, и сказанное мною не будет сопровождаться неуместными комментариями и пересудами с другими людьми. – Само собой! – сдержанно подтвердил Гуров. Как явствовало из вымученно-напряженного рассказа Матвея, изначально в былые школьные годы отношения между ним и Олегом были абсолютно нейтральными. Таганихин был старше на три года, и они в школе, считай, не пересекались. Но однажды (это было, когда Матвей учился в седьмом классе) случилось так, что он, спускаясь по лестнице со второго этажа на первый, случайно оступился и с размаху сел на острый угол ступеньки. Мало того, что «приземление» оказалось довольно-таки болезненным, из-за чего он невольно вскрикнул, так еще и оказавшийся рядом шпингалет из четвертого вдруг начал строить рожи и злорадствовать по этому поводу. Вскочив на ноги, Таганихин отвесил ехидине подзатыльник, что, собственно говоря, мог бы сделать и любой другой. Однако противный пацаненок не только не угомонился, но и, отскочив на несколько шагов, начал еще и дразниться, тут же на ходу придумав бессмысленно-тупую, но очень обидную обзывалку – Жопосед. – Жопосед! Жопосед! – орал он, подпрыгивая и кривляясь. Пробегавшие невдалеке одноклассники Олега, «подхватив тему», тоже начали орать вместе с ним. Уже к концу дня вся школа знала, что семиклассник Таганихин – Жопосед. Однако это не вполне приятное происшествие было только началом злоключений Матвея. Как-то он отпросился с урока физкультуры в туалет. И надо же быть такому совпадению – отпросившись со своего урока одновременно с ним, туда же прибежал и злокозненный дьяволенок Олег. Матвей его появление проигнорировал, ничем не задел, ничего даже не сказал. Но тот, как видно, жаждая расквитаться за подзатыльник по максимуму, вернувшись в класс, рассказал своему соседу по парте небылицу о том, будто бы видел, как Таганихин в туалете занимался самоудовлетворением. К концу урока уже весь класс знал, что Таганихин – онанист. Потом эта сплетня пошла гулять по всей школе. – …Моя жизнь превратилась в ад… – заливаясь краской негодования, говорил Матвей, невольно стискивая кулаки. – Меня стали сторониться друзья, я стал в классе мишенью для насмешек. Был момент, я даже подумывал о том, чтобы убить этого паскудыша. Но родители вовремя перевели меня в другую школу. Там был нормальный, здоровый коллектив, я снова почувствовал себя человеком. Потом поступил в институт. Три года не знал печалей и забот. И вдруг снова, уже здесь, столкнулся с этим же тваренышем. Как оказалось, сюда его пристроил папаша, бывший карманник и шулер, ставший коммерсантом. – И что же было дальше? – Я прошел мимо, сделал вид, что не узнал его. Но с этого момента потерял всякий покой. Видите ли, здесь я стал достаточно известным и даже, не побоюсь этого слова, популярным человеком. Я постоянно в гуще событий, организовываю спортивные мероприятия, пишу сценарии для праздничных постановок и программ, играю в институтском ансамбле, мое фото, вон, и сейчас на стенде отличников учебы. И если бы этот подонок что-то такое начал обо мне распространять, поливать меня грязью, то я – точно! – грохнул бы его как последнюю сволочь! Пусть бы даже получил срок, но хотя бы знал, что все мои унижения отплачены сполна. Он похищен? Скажу откровенно: слава богу! Одной тварью стало меньше, мир стал чище и светлее. – Вы с ним вообще не общались или такие попытки были? – Нет, мы с ним не общались. Ну, как-то, вскоре после поступления в РИДС, он ко мне хотел подойти и что-то сказать, но я молча повернулся и ушел. И – все. Контактов не было никаких. – Может быть, он хотел извиниться за прошлое? На лице Таганихина промелькнула сардоническая улыбка: – Мне его извинения не нужны. Пусть навсегда забудет обо мне, а я с удовольствием забуду о нем… Сразу же после разговора с Матвеем Лев отправился на встречу с Асланбековым. В отличие от нервического, интеллигентно-худощавого Таганцева атлетически-монолитный Закир выглядел самой невозмутимостью. Они встретились в летнем кафе на Трамвайной. Судя по обилию молодежи, где-то рядом находилось какое-то учебное заведение – почти все посетители кафе выглядели не старше двадцати. Об исчезновении Олега Кирканина Закир уже знал из телефонного разговора с его отцом. Отпивая кофе, он рассказал о своей последней встрече с Олегом, которая состоялась позавчера. Кирканин приехал к Закиру в Царицыно, они обсудили, какого оборудования им не хватает для спуска в пещеру и где бы его можно было достать. – Я список составил, он просмотрел, сказал, что поговорит с отцом. Дмитрий Павлович на такие дела не скупился, – неспешно рассказывал Асланбеков. – Он считал, что лучше пусть его сын занимается всякими там исследованиями, чем будет пить или наркоманить. Иногда сам у нас спрашивал: вам ничего не надо для ваших путешествий? – А что за оборудование вы хотели заказать в этот раз? – заинтересовался Лев, тоже пробуя кофе. – Альпинистское снаряжение – старое уже изношено, есть риск сорваться и улететь в пропасть, мини-рации, лазерные дальномеры, портативные кислородные аппараты, газовые анализаторы… Стоит все это довольно-таки дорого. Закир пояснил, что пещеры достаточно часто бывают очень коварны. Например, не всегда точно сможешь определить реальную глубину спуска в какой-нибудь колодец или шахту. Без лазерного дальномера там никак. В некоторых пещерах не исключено скопление сернистых газов, углекислоты и аммиака. Поэтому и газовый анализатор, и кислородный аппарат крайне необходимы. Да и переговорное устройство наподобие «уоки-токи» не бывает лишним, если есть риск потеряться и заблудиться. Тогда же, позавчера, Олег по ходу разговора сказал и о том, что предстоящим вечером идет с Ниной на день рождения своего однокашника. На замечание Закира о том, что Нина – девушка классная во всех отношениях и Олегу не стоило бы расслабляться, чтобы ее у него не увели, тот в ответ лишь рассмеялся. – Он только рассмеялся в ответ, мол, все они хороши, пока есть бабло. Много бабла! А чуть ручеек обмелел – все, тут же кончается любовь. – Асланбеков сокрушенно вздохнул. – Но мне кажется, про Нину это он зря так сказал. Она не чета той Тамарочке, которая купилась на бриллиантовое колье, подаренное ей папашей, и поспешила забыть про Олега, едва пересекла границу. – Тамара – это его бывшая невеста? То есть считаешь, что он до сих пор так и не смог забыть случившегося и как бы мстит женщинам за свою былую неудачу? Возможно, возможно… Но вот Нина – это строго между нами! – предполагает, что Олег элементарно боится женщин и поэтому сам разыгрывает из себя обиженного жизнью, отвергнутого, покинутого… А все потому, что у него до сих пор ни с одной еще не было ничего «такого». Как ты считаешь, это реально? – Лев Иванович, сказать честно, я и сам не знаю, – пожал плечами Закир. – Мы с ним близкие друзья, но эту тему в разговорах как-то не затрагивали. Не к лицу тому, кто считает себя мужчиной, смаковать в разговорах свои похождения с женщинами. Но могу рассказать про одну экспедицию. В прошлом году мы с ним на время летних каникул примкнули к группе спелеологов, которые обследовали гору Уулын Бургед – гора Орла на Алтае. Это в его восточной части, со стороны Монголии. Там потрясающий пещерный комплекс с тоннелями, ведущими неведомо куда. Местные говорили, что некоторые из них соединяют Уулын Бургед с горой Белуха, Учсумер по-тамошнему, а оттуда можно даже попасть в Шамбалу. – Закир, ты считаешь, что эта сказочная страна на самом деле существует? – Лев скептически улыбнулся. – Ну, если говорить медицинским языком, то «пациент скорее жив, чем мертв», – парировал Аланбеков. – На сто процентов в этом уверен быть не могу, но на семьдесят-восемьдесят – вполне. Дело в том, что я лично общался со старым алтайцем, который когда-то, еще совсем молодым, побывал в Шамбале. Но это – так, лирическое отступление. Теперь по сути вопроса. В составе той экспедиции была молоденькая и очень хорошенькая аспиранточка Валя. И у них с Олегом, насколько я мог понять, завязался роман. – Это был действительно роман или только видимость? – уточнил Гуров. – Ну, как сказать? Они все свободное время проводили вместе. Гуляли по горам, каждое утро к ее палатке Олег приносил цветы. И был в экспедиции еще один поклонник Валентины. Кандидат наук, пожизненный холостяк – ему уже далеко за сорок, тип замкнутый и угрюмый. Но в Валю он влюбился дико и безоглядно. Когда случалось так, что она находилась где-то невдалеке от него, то он смотрел только на нее, не отрываясь ни на секунду. К Олегу страшно ее ревновал. Между ними как-то даже произошла стычка. Но Олег парень крепкий и проворный, изворотливый, как кошка. Он вовремя среагировал на выпад этого ревнивца и скрутил его в бараний рог. Я первый раз видел, чтобы мужик так горько плакал. А тот кандидат просто стоном исходил. – И чем же все это закончилось?