Думаю, я лежала так довольно долго, пока холод не стал подниматься по ногам к самому сердцу. «Надо идти», — решила я и тут же ощутила чье-то присутствие. Открыла глаза, чуть приподняла голову и увидела ноги Дениса, обутые в элегантные остроносые туфли. «Сейчас ударит», — решила я и зажмурилась. Он стоял неподвижно. Не зная, чего следует ожидать, я торопливо поднялась. Длинное платье из легкого белого шелка предательски липло к телу, я посмотрела в сторону будки и с тоской решила, что отсюда до нее слишком далеко. «Чего он молчит?» — подумала я вдруг и испугалась. — Где-то туфли свои потеряла… — сказала я и притворно засмеялась, стараясь разрядить обстановку. — Мне нельзя так много пить. Он быстро оглянулся и шагнул ко мне. Теперь мы стояли почти вплотную друг к другу, и по его лицу было видно, с какой силой им овладевает желание. И я вдруг так испугалась, что не сумела скрыть свой испуг, вскрикнула и отступила на шаг, забыв, что хищник всегда атакует, видя страх жертвы. Он тоже сделал шаг, и я почувствовала его руки на своем теле. Он сбил меня с ног и навалился сверху, я хотела закричать, но невидящий взгляд Дена парализовал, я ударила его по глазам, он выругался и, запрокинув мне голову, стал целовать. Я задыхалась, мне было больно, я пыталась вывернуться, но он еще сильнее запрокидывал мою голову. «Да он мне шею свернет!» — мелькнула злая мысль. Я готова была уступить, но молчаливое животное желание, переполнявшее Дена, вселяло такой ужас, так отвратительны были его жадные поцелуи, его руки, что я вышла из оцепенения, охватившего меня вначале. Я смогла вывернуться из-под его тела и, собрав силы, ударила его коленом в живот. Он едва не выпустил меня, но тут же схватил за шею, а потом ударил с такой силой в лицо, что я на миг вроде бы лишилась сознания. Шелковое платье, которое он все никак не мог разорвать, доводило его до бешенства. Он рванул подол зубами, по-звериному рыча, потом левой рукой вдавил мою голову в песок, я перевернулась на живот, съежившись, а он снова навалился сверху. Я слышала его дыхание у своего уха, шумное, прерывистое. Я задыхалась и не могла кричать. Все вдруг перемешалось в моей голове, показалось, я снова в темном подвале и это Ник и гогочущие придурки вокруг. И я завыла от отчаяния, от безысходности и собственного бесссилия. Он рванул меня за плечо, едва не сломав ключицу, а я, точно спятила, зашептала жалобно: — Не надо, не надо, не надо… Биение крови отдавалось в голове оглушительным грохотом, и все вокруг стало зыбким и нереальным, небосвод раскачивался надо мной, и было одно желание — умереть. И тут в глаза ударил свет фонаря. Я не сразу поняла, что это, но тело Дена вдруг обмякло, и он отпустил меня, а я увидела, что в нескольких шагах от нас стоит охранник, смущенно покашливая. — Простите, у вас все в порядке? — спросил он, не рискнув приблизиться, и отвел фонарь в сторону. — Более чем, — ответил Ден спокойно. — У меня ревнивая жена, надумала утопиться. Припадок закончился, дорогая? Охранник поспешно удалился, Ден разжал руки, я отползла в сторону и посмотрела на него. Рот перекошен, из нижней губы идет кровь… Он напоминал упыря из фильмов ужаса, он был отвратителен и по-настоящему страшен. Я набросила на плечи платье, ставшее бесполезной тряпкой. Ден поднялся, отряхнулся, глухо пробормотал: — Черт бы их всех побрал… Идем, — сказал он мне. — В таком виде? — Зубы стучали, голос звучал странно, то глухо, то слишком высоко. — Возьми мою рубашку, подождешь возле бассейна, пока я схожу за каким-нибудь платьем. Мы пошли к отелю. Шли очень медленно, ноги утопали в песке. Один раз я едва не упала, он поддержал меня, и я почувствовала, как дрожит его рука. Прояснения в мозгах все еще не наблюдалось, потому что я вдруг спросила: — Это правда, что ты выпотрошил одного парня еще живым? Выпотрошил, точно курицу? — Он здорово меня разозлил, — ответил Ден. — Каких еще страшилок ты успела обо мне наслушаться? Мы как раз поравнялись с будкой охранника, и отвечать не пришлось. Я устроилась в тени кустов возле бассейна и стала ждать Дена. Он вернулся быстро с платьем и туфлями для меня, молча ждал, пока я оденусь, повернувшись ко мне спиной. Оказавшись в номере, мы, не говоря ни слова, разошлись по своим комнатам. * * * Утром я долго не решалась выйти из спальни. Лежала в постели, и мне казалось, что я очень больна, просто раздавлена болезнью и ни за что не смогу подняться. Я думала о Дене, и мне было страшно. Ночью я ждала, когда он явится, а не дождавшись, испугалась еще больше. С полчаса я лелеяла мечту о бегстве, ублажая себя ею, ни одного мгновения по-настоящему не веря, что всерьез смогу решиться сбежать. «Значит, то, что о нем болтают, правда», — подумала я почти с удовлетворением. Сейчас я поверила бы любым ужасам, если бы кто-то стал мне их рассказывать. Мне казалось, что он способен на самую невероятную жестокость. "Что я против него? — с тоской рассуждала я. И еще подумала: — Безумие — бороться с ними". И, может быть, в глубине души была рада, что бороться с ними — безумие, это ведь от многого избавляло, хотя вряд ли я смогла бы ответить на собственный вопрос даже самой себе. Я знала лишь одно — я боюсь. И Дена и тех, кто стоит за ним. Мне они представлялись то какими-то огромными бестелесными призраками, то мрачными чудовищами. Сила, коварство… Голиафы. Голиафа сразил юноша-пастух, только я не похожа на Давида. Машка права: кишка тонка для геройства. В комнату без стука вошел Ден. Что-то в его облике изменилось. Я поняла это сразу, лишь только взглянула на него. — Что случилось? — поспешно спросила я, вглядываясь в его физиономию. Он улыбнулся. И меня вдруг поразила мысль, что он красив. Безупречно мужественный облик, заставляющий взволнованно биться сердца бесконечного числа женщин. «Еще одна шутка господа», — решила я и едва сдержалась, чтобы не хихикнуть. — Ты долго валяешься в постели сегодня, — ответил он. — Надеюсь, сможешь собраться за полчаса. Я торопливо поднялась, он смотрел на меня, но я была уверена, что он меня не видит. Его занимало что-то другое. Он прошелся по комнате энергичной походкой, и мускулы под его легкой рубашкой напряглись, точно перед прыжком. — Постарайся выглядеть поэффектней, — сказал он. — Я знаю, ты это можешь. Он улыбнулся, и тут до меня дошло: тот, кого мы ждем, здесь. Оттого и Ден сегодня… Я внимательно посмотрела на него. Неужели он рад? Счастлив? Поэтому у него такое лицо? Взглянув на меня, он вдруг нахмурился. — Черт бы побрал Рахманова за то, что он подсунул мне свою шлюху. Хороша помощница, ничего не скажешь. Что ты надеешься разглядеть в моей физиономии? Я решила, что он сейчас разозлится и для начала заедет мне в ухо, но он несказанно удивил. Подошел, потрепал меня по щеке и сказал участливо: — Я рад, что этот тип наконец-то приехал. Развяжемся с нашим делом и разбежимся. Чем скорее, тем лучше. То ли от его неожиданного ласкового голоса, то ли от напряжения, которое чувствовалось в нем, я вдруг подумала, что он ищет моей поддержки. А вслед за тем пошли и вовсе глупые мысли. Разве он хотел убивать? Разве кто-нибудь хочет? Я посмотрела в его глаза, светлые, надменные, с затаившейся в глубине зрачка растерянностью, и мне захотелось поверить, что в самом деле так оно и есть. Он почувствовал мой взгляд, но расценил его по-своему — как по-женски беспомощный взгляд. Он был уверен, что может поцеловать меня, и я не оттолкну, и мои губы раскроются навстречу ему, но сейчас он не хотел этого. Он не торопился. Он еще хорошо помнил, как в остервенении рвал зубами шелк платья, когда ему хотелось покорности моего тела и власти над ним. К тому же его ждала работа, а работа всегда важнее баб и прочей дребедени. В общем, он не стал целовать меня, к счастью для нас обоих. Потому что, сделай он это, я бы ударила его: то, что он принял за покорность, было лишь равнодушием. * * * Пожилой мужчина с красной по причине жары лысиной, которую он то и дело вытирал платком, был консерватором. Рубашки такого покроя давно вышли из моды, как и очки в роговой оправе. Часам тоже было лет пятнадцать как минимум. Он смотрел вокруг с таким видом, точно пытался отгадать, какого лешего его сюда занесло. Публика вряд ли ему нравилась. Впрочем, первое впечатление часто бывает обманчиво. Глядя на него, я размышляла, на чем можно его зацепить. Вряд ли дядьку интересуют девушки моего возраста. В любом случае он должен проявлять осторожность. — Что скажешь? — спросил Ден, проследив мой взгляд. — Он один, уже хорошо, — ответила я, только чтобы что-то сказать. — У него есть какие-нибудь недостатки? — Судя по досье, он практически ангел, странно, что крылья не выросли. — Что ж, попробуем его расшевелить. — Ты уж постарайся, — хмыкнул Ден, глядя на меня с усмешкой. Такое впечатление, что он просто жаждет моего провала. Впрочем, может, так оно и есть. Наши отношения дружескими никак не назовешь. Однако я бы на его месте особо не радовалась, если уж мы работаем вместе. Мой провал в определенном смысле станет и его провалом тоже. «Для начала стоит обратить на себя внимание, — мысленно разрабатывала я план операции. — Проще всего это сделать вечером. Приглашу танцевать Диего, танцует он очень неплохо, и я в его объятиях должна смотреться сокрушительно. Если не напугаю старика, то непременно заинтересую. Впрочем, ему нет и шестидесяти, а мужчины к своему возрасту относятся спокойнее, чем женщины. Решено, вечером показываем класс». Но жизнь внесла свои коррективы, дав мне повод лишний раз согласиться с известным утверждением, что человек предполагает, а господь располагает. Познакомила нас Дашка. Мы играли с ней в мяч возле бассейна, она стукнула по мячу ногой, он отлетел в сторону и приземлился прямо на голову Литвинову. Сообразив, что произошло, я мысленно чертыхнулась: дядя, скорее всего, сейчас разгневается, и наше предполагаемое знакомство обернется неприятностями. Но Литвинов оказался вполне покладистым человеком — он поднялся, подхватив мяч, и шагнул к Дашке со словами: — Кто у нас здесь такой замечательный футболист? — Дядя, я нечаянно, — засмущалась девчушка. Они принялись болтать, и новый отдыхающий за руку подвел ее ко мне, успев за это время с ней познакомиться. — У вас очаровательная дочка, — сказал он. Я улыбнулась и тоже извинилась, а Дашка пояснила: — Это Юля, а моя мама вон там, — ткнула она пальцем в сторону бара, где ее мать обреталась по обыкновению. — Юля моя подруга, мы с ней здесь познакомились. Она научила меня нырять. А вы нырять умеете? Через минуту малышка демонстрировала нам свои достижения, а мы ей хлопали. — Очаровательный ребенок, — сказал он, и я кивнула. — Вы здесь одна отдыхаете? — Нет, с мужем. — А дети у вас есть? — Нет, — помедлив, ответила я. — У мужа на этот счет свои взгляды. Держи мячик, — крикнула я Дашке и тоже полезла в бассейн. Новый знакомый немного постоял, наблюдая за нами, затем вернулся к своему шезлонгу. Начало было положено, с чем меня не преминул поздравить Ден. — Гениально, — хихикал он. — Сказать спасибо следует Дашке. — Разумеется. В течение дня мы еще несколько раз заговаривали с Литвиновым, кажется, против моего общества он не возражал. Вечером я обратила внимание, что он ищет меня в толпе взглядом, затем его взгляд переместился на моего мужа, и Ден ему почему-то не понравился, хотя в тот момент он развлекал двух пожилых дам и изо всех сил старался быть «душкой». «Должно быть, у дяди неплохое чутье», — решила я и посоветовала себе быть осторожнее. На следующий день мы встретились как старые знакомые, Литвинов составил нам с Дашкой компанию во время прогулки, но говорили мы в основном о Дашке, то есть о том, какой она замечательный ребенок. Выяснилось, что у него есть внучка, но видятся они крайне редко, так как сын развелся с ее матерью и та против того, чтобы девочка бывала у них. Я говорила мало, о себе еще меньше, правда, один раз все-таки разговорилась, когда речь зашла о книгах, рассказала о том, что читала в детстве. Как-то само собой выходило, что все приятные воспоминания у меня касаются детства, а в настоящем времени в моей жизни мало чего хорошего. Должно быть, Литвинов все понял правильно, потому что взгляд его стал сочувствующим, а голос ласковым, он вроде бы желал вселить в меня надежду, мол, все хорошее еще впереди. Черт его знает, может, не я его соблазняла, а он меня. Вечером третьего дня после того, как народ наконец-то разошелся и веранда опустела, я устроилась в уголке с видом на море и с печалью на челе. Уходя, Литвинов, вне всякого сомнения, обратил на это внимание, потому что вскоре тоже оказался на веранде. — Прекрасный вид, — кивнул он не совсем уверенно. — Ждете мужа? — Что? А.., нет. Он ушел спать. Неважно себя чувствует. А у меня бессонница. — А я думал, бессонница это что-то стариковское, — пошутил он. — Не хотите прогуляться к морю? — спросила я с таким видом, как будто идея только что пришла мне в голову. — С удовольствием. И мы отправились на прогулку, которая затянулась на два часа.