– И правда! Я так и сделаю, с радостью. Я до сих пор этого не сделал потому, что думал, что ты ни за что не поедешь. Я знаю, как ты ненавидишь улыбаться и поддерживать разговор. – Я собираюсь последовать собственному совету. Если Великий Хан узнает ваше имя, вероятно, ему также следует знать мое. – Мне это по нраву. Правда. – Эсэнь улыбнулся и набросился на пропаренного с женьшенем цыпленка с проснувшимся аппетитом. Двери дома хлопали и гремели так, будто это делали разгневанные призраки, пока Оюан ел вместе с сыном убийцы его родных, с человеком, дороже которого для него не было никого на свете. Накидки Оюана и Шао хлопали на ветру, когда они шли по территории дворца. Буря снова превратила весну в зиму, а опавшие цветы во внутренних дворах почернели. Оюан был мрачен: он всегда страдал от холода. – Я буду сопровождать Великого князя Хэнань, господина Эсэня и господина Ван на Весеннюю охоту Великого Хана. Это будет началом. Мне нужно, чтобы вы все подготовили в мое отсутствие. – Значит, время пришло. Вы готовы действовать? – Холодный взгляд, которым одарил его Шао, был совершенно неуместным, так как это нижестоящий командир смотрел на вышестоящего. Но Оюану было безразлично, нравится он Шао или нет, питает тот к нему отвращение или нет, лишь бы сделал то, что нужно. Не успел он ответить, как они свернули за угол и увидели господина Ван, быстро шагающего к ним через внутренний двор. – Здравствуйте, господин Ван. – Оюан и Шао одновременно поклонились. – Генерал, – произнес господин Ван, чуть наклонив голову. – Неожиданная встреча. Вчера ночью дождь затопил и разрушил несколько деревень. Пришлите мне два батальона солдат, чтобы немедленно восстановить дороги и дренажные канавы. – Он промчался мимо. – Мой господин. – Оюан поклонился в знак повиновения и продолжил свой путь. Воспоминание о недавнем приливе сочувствия к этому человеку заглушило его обычное раздражениев его сторону. Торопливо шагая вслед за Оюаном, Шао спросил: – Вы действительно позволите нашим солдатам отложить приготовления ради рытья канав? – А вы бы нажили в его лице врага на весь мертвый сезон? У меня нет желания заполнять по пять листов бумаги на каждую лишнюю выпущенную стрелу. – Оюан нетерпеливо тряхнул головой: – Пусть берет батальоны, у нас достаточно времени. – Вы слишком легко принимаете его неуважение к вам. Вы генерал, а он человек, который даже не желает вести себя как мужчина. Почему вы до сих пор позволяете унижать себя, как слугу? Оюан подумал, что господин Ван уважает его больше, чем Шао. Он ответил: – Какое мне дело до того, как со мной обращается господин Ван? Он так ведет себя только потому, что понимает: никто не принимает его всерьез. Даже его собственный отец ненавидит и порицает его. – А господин Эсэнь? – Эсэнь ни к кому не питает ненависти, – сказал Оюан, ощутив укол знакомой боли. – А следовало бы. Это усыновление было глупой ошибкой. Чаган должен был это понимать. Корни уничтожить невозможно. Как мог бы господин Ван прославить род Чагана? В нем течет кровь его отца. – Наша кровь, – произнес Шао. Кровь. Кровь его отца в его венах. Кровь его предков. Услышав эти слова, сказанные вслух, он испытал такой шок, будто рядом ударила молния. – Никогда не разрешай никому услышать, что ты это говоришь, – резко сказал он. – Когда я уеду, ты будешь командиром. Ты должен быть верен Великой Юань, только это все должны видеть. Ты понимаешь? – Да, генерал, – ответил Шао и ударил себя кулаком в грудь в знак согласия. Но этот жест маскировал дерзкую улыбку, лишенную раскаяния. Что-то в этом заставило Оюана содрогнуться: призрачное прикосновение крови, предательство и судьба. 11 У стен Лу. Второй месяц Чжу сидела рядом с Сюй Да у костра, пока солдаты разбивали лагерь, и отмечала все перемены на его таком знакомом, красивом лице. Его скулы выделялись резче, и в глазах появилась незнакомая тень. Отросшие волосы стояли дыбом, как шерсть у храмового тибетского пса. Без серой одежды, в которой только и видела его обычно Чжу, он казался другим человеком. Опасным, неизвестным человеком. Бандитом. Сюй Да тихо сказал: – Посмотри на нас теперь. Достойная похвалы пара монахов, а? – Тень появилась не только в его глазах, но и в голосе. Раньше он был смешливым, добродушным монахом, но сейчас она видела, какой ущерб нанесла ему новая жизнь. – Я не собирался, знаешь ли. Нарушать свои клятвы. Поразительно было услышать это от него, ведь он никогда не был особенно набожным. В первый раз переспал с девушкой в тринадцать лет, и потом Чжу казалось, что совесть никогда не мучала его по поводу многочисленных женщин. Как будто понимая, о чем она думает, он сказал: – Не ту клятву. Та клятва ничего не значит. Я не собирался убивать. – Тень на его лице проникла вглубь, превратившись в сожаление и горечь. – Сначала. Шипели зеленые ветки в костре. Чжу смотрела на собирающиеся на срезах пузырьки, похожие на пену у рта мертвеца, и вспоминала убивших ее отца бандитов, словно видела их одновременно глазами двух разных людей: мальчика и девочки. Она гадала, не стал ли сейчас отец одним из тех неоплаканных призраков, которые проплывали у самой границы круга света от их костра. Сюй Да продолжал: – После того как я узнал о гибели монастыря, я остался в одной из монастырских деревень. Я не брал с них плату, потому что кому бы я ее относил? Поэтому они меня некоторое время терпели. Но потом пришли бандиты. Они узнали, что монастырь больше не защищает деревню. Когда они явились в дом, где я был, они рассмеялись мне в лицо. Монах! Безобидный, да? Но когда один из них схватил меня, я его толкнул. У него за спиной оказался камень, он упал и разбил об него голову. – Он на мгновение замолчал. – Я хотел жить, поэтому выбрал жизнь. А после того как я присоединился к бандитам и они начали слушаться меня, я отнял еще больше жизней. Намеренно. Хоть и понимал, что после нового рождения меня ждет страдание. Чжу смотрела на его опущенную голову, на лицо, бронзовое и кажущееся худым при свете костра. Она вспоминала о молитве на мосту и как Небо ответило на нее, уничтожив десять тысяч человек. Она не молилась об их смерти, но она произошла из-за нее, и Чжу была ей рада. Она тоже нарушила свою клятву, из-за своей мечты. Она обняла рукой широкие плечи Сюй Да и притянула его к себе. Мышцы дрожали у него под кожей, как у испуганного коня. Другой рукой она повернула к себе его лицо, так близко, что лбы соприкасались, и сказала ему решительно: «Все это только означает, что мы должны прожить эту жизнь не зря». Он уставился на нее. Она уловила то мгновение, когда в нем затеплилось облегчение от того, что он снова нашел ее и готов следовать за ней. Тени на его лице уже разрушались. Сквозь трещины их она снова увидела в нем мальчика. Он с удивлением произнес: – Кем ты стала, пока мы жили врозь? Она улыбнулась: – Тем человеком, которым мне всегда полагалось быть. – И пока она будет этим человеком в глазах Неба и даже в собственном воображении, она сумеет сохранить это драгоценное новое чувство: судьбу, которая толкает ее вперед, в будущее. В жизнь. – И когда-нибудь я стану великой. Потрескивал огонь, вода испарялась из ее одежды и покрытой пятнами рубахи и брюк Сюй Да. Он сказал: – Помнишь, я всегда говорил, что ты не превратишься в один из тех высушенных плодов папайи в храме медитации? Еще когда ты была ребенком, твоя мечта была сильнее, чем у всех, кого я знал. – Когда он говорил, его щека терлась о ее руку, и их неосознанная близость снова вырастала в них, подобно виноградной лозе. – Услышав такое от любого другого, я бы подумал, что этот человек просто выдувает мыльный пузырь. Что вообще это значит – быть великим? Но когда это говоришь ты, я в это верю. Люди говорят, что, прожив один-единственный день без дорогого друга, чувствуешь, что прожил три осени. В первый раз после разрушения монастыря Чжу позволила себе осознать, какими долгими были месяцы без него, и испытать облегчение от их воссоединения. Отстранившись и тепло глядя на него, она сказала: – Мне для этого понадобится твоя помощь, старший брат. Прямо сейчас мне предстоит трудная задача. Мне надо взять Лу. – Город Лу? – Сюй Да посмотрел на нее: – А сколько людей твои начальники дали тебе для этого – меньше тысячи? Он обнесен стеной! – Я сказала «трудная задача», правда? Неудивительно, что один из этих начальников очень хотел бы увидеть мое поражение. Но я все же думаю, что атака может увенчаться успехом, если в Лу нет лидера. – Она передала ему то, что говорила Ма. – Жителей, вероятно, охватит паника, и они сдадутся, даже не попытавшись сопротивляться. Но прежде чем мы что-то сделаем, нам следует узнать точно, с чем мы имеем дело. Сюй Да пристально посмотрел на нее. Тени уходили с его лица, на нем появлялся намек на прежнюю живость. – Нам следует войти в город, – уточнила Чжу, ободренная этим зрелищем. – Я понимаю, что ты имеешь в виду! Ах, Чжу Чонба, ты ничуть не изменился. Разве ты не знаешь, что делают в городе с людьми, которых считают ворами? Как, по-твоему, они примут мятежника и бандита? – Я хорошо знаю, как именно они поступают с ворами. В Аньфэне так пытались поступить со мной, – ответила Чжу. – Но на это я могу сказать: если тебе удается доказать, что ты не вор… Она вытащила пучок длинных, гибких веточек из кучи хвороста для костра, лежащей рядом с ними, намереваясь сплести корзинку, а потом замерла, потому что волосы встали дыбом у нее на затылке. Она почувствовала грозное предостережение Небес, наблюдающих за ней. Через секунду чувство исчезло, и Чжу начала плести, но смущение не покидало ее. Она – Чжу Чонба, но если она использует навыки, которыми он никогда не мог обладать… «Чем больше я делаю такого, чего он не мог бы или не захотел бы делать, тем больше рискую лишиться его великой судьбы». Ее руки крепче сжали ветки. «Я должна быть им, я и есть он». – Старший брат… Он наблюдал за ловкими движениями ее пальцев как завороженный. «Видит, как я делаю женскую работу». Прогоняя волну холода, она сказала так весело, как только сумела: – Ты можешь мне найти парочку крыс? – Цель вашего визита? – скучающим и подозрительным тоном произнес стражник у городских ворот. Стены Лу поднимались над ними на высоту шестиэтажной пагоды, сложенные из гладких светло-серых камней, настолько тщательно подогнанных друг к другу, что они походили на утесы из известняка над монастырем Ухуан. – Истребляем вредителей, – ответил Сюй Да, которому лучше, чем Чжу, удавалось изображать нечеткий крестьянский говор. Он был больше похож на истребителя крыс, чем она: большой и крепкий грязный, как бандит. Кроме того, незапланированную убедительность его образу придавал кровоточащий крысиный укус на руке. – Угу, – хмыкнул стражник, нагибаясь, чтобы проверить ловушку, которую протягивала ему Чжу, и вздрогнул, встретившись глазами с одной из крыс. – Если вы их истребляете, зачем носите с собой? Вам следует их выпустить за пределами города. – Выпустить? – возмутился Сюй Да. – Зачем нам это делать? Мы их продаем. В деревнях. – Продаете? – Вы понимаете. Для еды. С отвращением посмотрев на них, стражник махнул рукой и впустил. – Фу. Проходите, проходите. Чтобы до темноты убрались, и не мешайте процессии… – Процессии? – переспросила Чжу, чуть не врезавшись в спину Сюй Да, который внезапно остановился. – О! Этой процессии.